Иван Орлов. Фото: vk.com/hserussians– Возникни Русское общество в Высшей школе экономики сейчас, никто не спрашивал бы, почему. Но вы самоорганизовались ещё в доковидные времена. Что тогда стало драйвером и первопричиной?
– Идея пришла ко мне, когда я увидел, что вокруг множество людей со схожими интересами в области национальной культуры и истории, но им совершенно негде собраться вместе. Условно говоря: есть преподаватель, который занимается историей казачества; есть другой преподаватель, который многое знает про современных дауншифтеров, возвращающихся из городов в деревни; есть студент, который водит экскурсии по Китайгородской стене. Но невозможно, чтобы они собрались как-то в одном месте и поговорили. И я подумал, что если всё-таки такое пространство общения создать, это будет интересно и круто, потому что большой прослойке людей не хватает элементарной встречи с себе подобными. Вот такая была простая идея, на самом деле. Я учился на первом курсе экономического факультета, но мне самому всегда была интересна сфера культуры: я и поступал в вуз по олимпиаде по русскому языку, мой отец лингвист. В общем, такое у меня, видимо, воспитание, что национальная и культурная тематика оказалась близка. Так мы компанией студентов-экономистов учредили Русское общество НИУ ВШЭ – официально зарегистрированную студенческую организацию.
– Шалость удалась?
– На сегодняшний день мы и по числу подписчиков, и по количеству людей, способных собраться где-либо на тематической лекции, одно из самых больших студенческих объединений НИУ ВШЭ. Понятно, что в Вышке есть много разных клубов, в том числе национальных: чеченские, армянские, какие угодно. Но мы от них в значительной степени отличаемся, так как не имеем цели создавать землячество, как-то специально представлять мнение русских в Высшей школе экономики или собирать исключительно русских. Мы скорее культурно-ориентированный проект, в котором может найти себя каждый, кому интересна русская тема. У нас бывали и бывают (правда, сейчас мы всё больше живём онлайн) очень разные события, лекции, подкасты и видео. Нам интересно поговорить и про деревянное зодчество XIX века, и про экономические реформы 1990-х. Важно, чтобы человек, который делает сообщение, во-первых, был компетентен, а во-вторых, умел доходчиво объяснить то, что знает и чем занимается. Поэтому мы зовём в качестве гостей и преподавателей, учёных (например, Сергея Владимировича Волкова), и блогеров, владеющих темой (например, Микитку сына Алексеева – лингвиста Никиту Софронова).
– Любое студенческое общество предполагает смену руководящего состава. В вашем случае она планируется?
– Старт общества – всегда самое весёлое и бодрое время, мы на очных лекциях феноменально быстро (месяца за два) набрали 1500 подписчиков и до ковида успешно развивались. Потом был ковид, когда мы ушли на некоторый период в спячку, пока не нашли онлайн-возможностей в виде подкастов, статей и проч. И понятно, что всё это время в команду приходили новые люди, сейчас среди нас есть представители, кажется, всех факультетов НИУ ВШЭ. Выпускники «Вышки» посильно принимают участие в развитии проекта – хотя бы по факту того, что у них есть пожизненный пропуск в институт и любовь к своей альма матер. Но, конечно, основной груз забот подхватывают те, кто сейчас молод. Сам я сейчас работаю в сфере инвестиций, и это был мой принципиальный выбор: развести работу и культурно-исторические увлечения. «Русское общество» и карьера для меня существуют отдельно друг от друга.
– Говоря о популяризации русской темы, всегда хочется задать несколько вопросов на уточнение, и первый среди них: различаете ли вы, вслед за Сергеем Волковым, русское и советское?
– Это очень важный вопрос, ответ на который мы сами искали, когда начинали наше общество. И задаём его нашим лекторам. Я бы сказал, что при всём разнообразии позиций распространённым ответом может быть такой: есть основания говорить о русской самобытной культуре в Советском Союзе. Понятно, что всё русское в СССР оказалось под спудом. Понятно, что в публичном поле довлела чисто советская культура, которая не является национальной по умолчанию, но артефакты культурного творчества русских людей, сама русская культура всё же где-то сохранялись, пока сохранялись её носители. И поэтому теперь мы можем её искать, к ней обращаться, ей интересоваться и т. д.
– Тезис о сохранности носителей русской культуры тоже представляется дискуссионным ввиду тех массовых жертв, которые понёс народ в ХХ веке, однако кто-то выжил. Можно в этой связи спрошу вас о личном? Глубоко ли вы знаете историю своей семьи?
– Я думаю, как раз интерес к истории рода был одним из побудительных мотивов заниматься тем, чем я занимаюсь в «Русском обществе». Мне знакома жизнь моих прадедов на несколько поколений назад – и в ХХ, и в XIX веке, и это сильнейшая мотивация осознавать себя русским. На моих предках оставили отпечаток все большие события, которые происходили со страной: первая мировая, гражданская, раскулачивание, вторая мировая… А предки по материнской линии – из тамбовских крестьян, поэтому они ещё и почувствовали на себе репрессии и хаос после тамбовского восстания. В общем, здесь я нашёл материал для размышлений. При этом специально в архивах я не сидел, просто мне в какой-то момент стали интересны семейные легенды, я стал разбираться в них, систематизировать то, что слышал, и составил некоторую картину. Её ещё можно конкретизировать.
Фото: vk.com/hserussians– Генеалогия, насколько можно судить, для многих становится такой «точкой входа» в русскую тему. Что ещё может так же хорошо «сработать», привлечь внимание человека к национальной истории?
– Мне кажется, в абсолютно любой теме, если она тебя цепляет и ты решишься её «заземлить» на наше прошлое, нашу культуру, получится найти что-то необыкновенное для себя. И здесь вопрос скорее в том, как найти собеседника, книгу, событие, которые зададут этот «русский ракурс». Приведу пример. У нас на факультете, скажем, среди обязательных предметов была экономическая история, где меня привлекла тема старообрядческого предпринимательства. Я потом по ней даже работу писал. Это же экономическая узкоспециальная тема, но она и абсолютно русская! Старообрядцы жили общиной, и поэтому, в частности, их предпринимательство было так развито и шло в гору. Им приходилось выживать во враждебном окружении, и они нашли очень интересную форму финансирования дела в складчину. Это выглядело так: община выбирала самого предприимчивого своего представителя и доверяла ему на условиях беспроцентной ссуды все вместе нажитые деньги, чтобы он повёл какое-то предприятие, причём на то же самое предприятие шли работать остальные члены общины. Разумеется, их характеризовала очень высокая рабочая культура: они не пили, не прогуливали, не обманывали своих, а потому стали очень успешны и в промышленности, и в изготовлении отдельных продуктов вроде масла. Старообрядческие бизнесы составляли больше половины всего производства по многим товарным группам в Российской империи к моменту её заката. Понятно, что я экономист и мне интересно пересечение экономики и истории. Но если судить по слушателям наших лекций, это работает почти со всеми: когда тебе рассказывают о каком-то важном культурном аспекте того, чем ты занимаешься, это цепляет. Часто ребята уходили с наших лекций примерно с такими комментариями: «Надо же, я вообще не мог подумать, что мне это интересно, а оказывается, это реально моё!». А попадали они к нам просто потому, что увидели красивую афишу лекции или услышали рекомендацию, что лектор отлично подаёт материал и т. д. То есть сформированного запроса на «лучше понять русское» может и не быть, но всегда есть запрос на то, чтобы лучше понять, что тебя конкретно окружает, чем ты занимаешься и т. д. С этим и стоит работать: чем бы человек ни занимался, всегда можно что-то русское в этом найти.
– Есть ли у вашего «Русского общества» сообщества-друзья?
– Наверное, самое вдохновляющее из них – это «Русское общество» ДВФУ, большое и активное. Они занимаются не только культурно-историческими проектами, но и организовывают общий досуг студентов, защищают студенческие права, устраивают совместные походы. Это всё правда здорово. В Москве тоже есть несколько русских студенческих площадок, но они более сонные. Есть Fraternitas Rutenica – межвузовская корпорация, многие наши слушатели параллельно входят в неё. Есть свой круг у Университета Дмитрия Пожарского и т. д. Но не могу сказать, что мы со всеми активно общаемся, скорее у каждого пока своё дело.
– Вы рассказали о впечатлившей вас истории старообрядческого предпринимательства, но одно дело – удивиться собственному прошлому, а другое – решить, что в нём есть нечто, пригодное для настоящего. Все эти «русские особенности» для вас скорее занимательная древность или ценное наследство?
– Считаю ли я актуальными какие-то культурные вещи – например, ту же самую общину? На этот вопрос можно двояко ответить. Понятно, что экономика – это та сфера, которая очень быстро меняется, и старообрядческая община была в своё время эффективной формой самоорганизации людей, а сейчас, вероятно, такой не станет. В любом случае копировать что-то напрямую, лишь бы получить прибыль и построить бизнес, было бы странным делом. Но есть же ещё культурный аспект той же общинной организации жизни. Я знаю, что многие старообрядцы и сегодня живут в общинах: люди продолжают так собираться, и это не столько про экономику, сколько про то, что конкретный человек или сообщество считает правильным. Не эффективным, а именно правильным. И здесь нечему устаревать. В культурном плане многие вещи, характерные для русских в прошлом, не потеряли своей актуальности хотя бы потому, что у нас нет точки отсчёта, относительно которой мы можем сказать, что нечто безнадёжно устарело. Поэтому для меня в этом смысле прошлое вполне актуально.
Фото: vk.com/hserussians– Как вы думаете, почему к концу 2010-х годов интерес к русской теме наконец стал более выраженным в той же студенческой среде? Что поменялось?
– У нас и в 1990-е годы был большой интерес к национальной теме, просто тогда всё русское тут же становилось красно-коричневым, диким. Но оно и понятно: каким образом мы могли получить другие национально-ориентированные сообщества при выходе из СССР, где тема всего, что происходило со страной до 1917 года, оставалась табуированной? Как могли родиться национальные культурные объединения русских, если своя культура была только у малых народов, а наша – сугубо интернациональной? Если сам доступ к профессиональной исторической литературе, да и к её созданию, появился только в 1990-е? Я бы сказал, что как раз сейчас, к 2020-м годам, мы только-только успели усвоить нечто, опубликованное ещё тогда, в 1990-е. Всё это вызревало и начало давать плоды. Поэтому те силы, которые в 1990-е годы выглядели как безумная политическая шиза, в нулевых – как радикалы всех мастей, которым футбольные матчи интереснее русской культуры, во-первых, перестали однозначно маркировать всё русское, во-вторых, сами повысили свои запросы на историческое сознание и адекватность. Это как раз нормальный пример эволюции национального самосознания, где ничего не появляется вдруг, а всё имеет свою историю.
