Помните, как неприятно было учиться во вторую смену? Вроде и спишь до полудня, но зато из школы выходишь в сумерках, пока уроки сделаешь – уже темно, с ребятами не погуляешь. Вообще ничего, кроме школы, не успел, а день уже закончился. И вечная усталость. И ни на что интересное времени нет. И такая тоска…
Нечто подобное испытывает работающая женщина, которая после офиса приходит домой ещё немного поработать: сделать уроки с детьми, приготовить ужин, убраться, постирать, подготовить всем одежду на утро, – и всё это к тому же бесплатно.
Давайте разбираться, чем опасна такая «вторая смена» для самой женщины, для её окружения и для всего социума и есть ли шансы, что ситуация эта когда-нибудь изменится.
«Вторая смена» в цифрах
Во всём мире женщины в среднем тратят на домашнюю работу в 2,5 раза больше времени, чем мужчины (данные ООН за 2018 год). Непосредственно в России этот показатель чуть выше усреднённого – 2,8: женщины тратят на быт и детей 4,2 часа ежедневно, а мужчины – 1,5 часа (данные проекта «Если быть точным» от фонда «Нужна помощь» за 2019 год).
Конечно, есть страны, где ситуация хуже: в той же Японии, как подсчитали в ООН, женщины дома трудятся в 5,5 раза больше, в Италии и Греции ситуация наравне с РФ, а вот на севере Европы показатель стремится к 1,5. Это напрямую связано с отношением к гендерным вопросам (активной деятельностью по установлению гендерного равенства) и экономическим благосостоянием.
Доказано, что в странах с высоким уровнем доходов населения (и женщин в том числе) сокращается время их участия в домашнем хозяйстве. России это тоже касается, но с оговоркой: поскольку у нас «не завершён гендерный переход» и женщины чувствуют себя обязанными быть «хорошей женой», они в выходные утрированно много сил бросают на бытовые дела, будто навёрстывая упущенное, поэтому рискуют перегрузить себя в разы больше и выгореть максимально быстро. К тому же даже наём нянь и клининговых служб, если у семьи есть на это средства, тоже ложится на женщину, как и всё планирование семейных дел в принципе (детские кружки, совместные поездки, закупки и т.п.).
Не будем также забывать, что помимо бытовых дел и ухода за близкими (причём не только детьми, но и пожилыми родителями, это тоже в основном женская обязанность) есть и менее тривиальные аспекты «домашнего труда»: это и уже упомянутое планирование (хотя это можно приравнять к менеджменту), и феномен «эмоционального труда» (или «мнемонической работы»). Под этим термином специалисты подразумевают поддержание социальных связей и тёплых отношений с общим кругом родных и близких (помнить дни рождения и закупать подарки, планировать совместные встречи, организовывать выходы в свет и пр.).
Оплата этого бескорыстного и изматывающего труда по меркам средней зарплаты по стране могла бы составить 17% ВВП (свыше 22 трлн рублей в год подсчёта – 2021-й.). И это не единственная недополученная выгода женщин из-за «второй смены»: у женщин ниже зарплаты, они вынуждены брать больше больничных по уходу за ребёнком, поскольку это априори считается их «работой», а также они чаще подбирают себе плавающий график для совмещения с заботой о доме и детях, а такой график менее оплачиваемый.
В России гендерный разрыв в оплате труда – 31% (то есть женщины получают на треть меньше мужчин, данные за 2019 год), и это минимум на треть выше, чем в среднем по миру (16–22%).
Чем плоха «вторая смена»
Помимо очевидного (отсутствия элементарного отдыха, перегрузки, физического и эмоционального истощения, апатии и депрессии) у женщин – как следствие – есть и другие негативные воздействия «второй смены»: как в сфере отношений, так и в экономике. Треть ссор в российских семьях возникает именно из-за вопросов разделения домашних обязанностей. То есть асимметричное разделение бытовых дел и времени, проводимого с детьми, обусловленное гендерными стереотипами, напрямую угрожает благополучию семей.
И ситуация усугубляется. В поколении Z представления о гендерной обусловленности домашнего труда у мужчин и женщин разнятся больше, чем у предыдущих поколений: среди молодых мужчин в три раза выше число сторонников патриархальной семьи, чем среди молодых женщин (до 30 лет). Следовательно, будущие браки «зетов» практически обречены на провал из-за кардинально различного видения гармоничной семьи. Сложно представить себе осознанную современную молодую женщину, успешную в карьере и социальной жизни, которая будет лояльна идее патриархальной модели семьи, базирующейся на гендерных стереотипах.
Помимо семейных ценностей есть ещё и финансовые. Подсчёты показывают, что гендерное неравенство экономически неэффективно. Если бы женщины меньше времени уделяли «второй смене», а больше – основной работе (имеем в виду, что уборка, стирка, приготовление пищи – уже сейчас основная работа для отдельной категории женщин в найме), это бы увеличило благосостояние страны. На уровне Минэкономразвития признали, что если бы женщины в России участвовали в экономике наравне с мужчинами, это бы увеличило отечественный ВВП на 13–14% (14 трлн рублей на момент заявления – 2018 год).
И последнее, но не по значимости. Из-за «второй смены» женщины попадают в замкнутый круг: гендерные стереотипы подтверждают другие гендерные стереотипы. Речь вот о чём: когда общество требует от женщины выполнения всех домашних дел, она перерабатывает, выгорает, истощается и не показывает 100% эффективности в сфере занятости на рынке труда. И это подтверждает стереотип о том, что женщины работают хуже – «следовательно», должны меньше получать. Им могут отказать в работе из-за предвзятого ожидания «непродуктивности» или декретного отпуска.
Это, в свою очередь, подчёркивает стереотипичное убеждение о том, что мужчина зарабатывает, а женщина обслуживает дом. Но по факту уровень жизни в России таков, что мужчина один не всегда в состоянии прокормить семью, так что работать вынуждены оба и… смотри выше.
Где корни проблемы?
Явление «второй смены» предсказуемо обусловлено исторически сложившимися представлениями о гендерных ролях. «Когда произносится фраза «так сложилось исторически», важно понимать, что речь идёт не про биологическую природу женщин или мужчин со всеми этими мамонтами и очагами, – считает Катерина Дёмина, психолог, автор книги “Ген борща, или Психоанализ домоводства”. – Не будем забывать, что совсем недавно право работать было только у мужчин. Женщины не могли получать деньги за квалифицированный труд без разрешения какого-то родственника мужского пола: отца, мужа, брата, дяди. В некоторых странах эта ситуация сохранялась фактически до 80-х годов XX века. В свободном доступе оставался только обслуживающий труд. Кстати, в СССР это было одно из важных достижений: мы добились условного равноправия гораздо раньше западных стран. То есть закрепление женщины в качестве домохозяйки – вовсе не природное явление, а чисто законодательное кабала. Этакий “общественный договор”, но только в искажённом виде».
#material_3102#
Помимо «традиции» определённым образом относиться к домашним обязанностям есть и другие предпосылки. Например, в современном мире, когда прерогатива мужчин быть сильными, чтобы «завалить мамонта», всерьёз пошатнулась за ненадобностью, домашние обязанности становятся тем самым маркером, который как раз подчёркивает различия между мужчинами и женщинами. Выполнение работ по дому и уходу за детьми остаётся едва ли не единственным оплотом… мужественности («я не делаю женскую работу, ведь я мужчина»). Сознательно или подсознательно, но мужчины всеми силами держатся за эту константу.
Дарси Локман в книге «Право на гнев. Почему в XXI веке воспитание детей и домашние обязанности до сих пор лежат на женщинах» в главе «Родитель по умолчанию» отдельно подчёркивает, что даже если мужчина готов помогать по дому и с детьми, он ждёт, что женщина попросит его об этом и чётко укажет, что именно нужно сделать.
«Обратите внимание: основное патриархальное давление оказывает на женщину не мужчина, а старшая женщина в семье, – напоминает Катерина Дёмина. – Это ведь “большуха” гнобит невестку – молодую маму или неопытную хозяйку. Никакому дедушке или мужу в голову не придёт сделать замечание, что борщ приготовлен не по той технологии. Это не они проверяют пальцем слой пыли на полке. Не они кривят лицо при виде босого ребёнка. То есть носители симптома “гендерного угнетения” не только мужчины».
Экономическое положение семьи тоже играет свою роль. И получается, что женщине проще идти на поводу у установок общества, нежели отстаивать своё право на личное время и настаивать на равном разделении обязанностей.
История повторяется
Ситуация не меняется уже полвека: автор термина «вторая смена» Арли Хокшилд в одноимённой книге приводит исследование «Использование времени: повседневная деятельность городского и пригородного населения в 12 странах», выпущенное в 1972 году. Там на плечи женщин ложилось в 3–4 раза больше домашних обязанностей. Чуть больше, чем современные усреднённые показатели, но общий смысл всё тот же.
Это говорит о том, что в обществе всё ещё преобладают патриархальные установки и представления о том, что женщина должна следить за домом, поскольку это «её работа», не просто устоялись. Они своего рода определяют «статус» дамы в обществе. Исследования показали, что количество работы по дому и с детьми у женщин увеличивается в зависимости от её положения: официально замужем (максимальная загрузка), в гражданском браке, в отношениях и т.п.
«Инерция не преодолена, потому что нет никаких поводов её преодолевать, – считает Катерина Дёмина. – Везде, во всех профессиональных отраслях, зарплата женщин ниже на 30%. Разве это не выгодно работодателю? Выгодно! Все домашние дела автоматически ложатся на плечи женщин. Разве это не выгодно для семейного бюджета, когда не надо платить за соответствующие услуги? Выгодно! При этом огромное количество СМИ и так называемых лайф-коучей открыто поддерживают идею о том, что заботы о детях и доме – это “привилегия” женщин, даже символ истинной женственности, если можно так сказать».
Действительно, один из вариантов внутреннего оправдания асимметричности разделения домашних обязанностей звучит так: мы, мужчины, в красоте и уюте не разбираемся, поэтому не мешаем женщинам творить своё домашнее волшебство. Другой вариант: если кому-то некомфортно в грязной квартире с немытой посудой, то он и должен решать эту проблему (стоит ли говорить, что это работает только в одну сторону, о чём пишет всё та же Дарси Локман). При этом любое недовольство женщины сложившейся ситуацией воспринимается в штыки.
«Женщинам в нашем обществе запрещено быть злой. Как только ты поднимаешь голос и встаёшь в позу сахарницы, ты сразу стерва, а такой женский образ никто не хочет видеть. Но и мужчинам от общества достается не меньше. От мужчин требуется быть сильными, мужественными, безжалостными, не ныть ни при каких обстоятельствах. У женщин отняли право на агрессию, но и у мужчин отняли право на выражение чувств, да не только выражение, но и само чувствование. Отчасти с этим явлением связана и ранняя мужская смертность: там, где женщина чутко прислушивается к изменениям в своём состоянии, мужчина приучен игнорировать симптомы, и вообще “это не горе, если болит нога”. Мы видим, что патриархальное закабаление играет и против мужчин тоже. Быть “насильником” так же разрушает личность агрессора, как и личность жертвы. Всё это создаёт предпосылки для созависимых отношений, а подобное вообще никому не полезно. Так что изменить ситуацию было бы на руку обоим гендерам».
Есть ли шанс на светлое будущее?
Наука уже не первый год развенчивает мифы о гендерных различиях. Никто не оспаривает очевидные физиологические отличия, но, например, история о предусмотренном природой «материнском инстинкте» сильно преувеличена: антропологи доказали, что привязанность не возникает на молекулярном уровне, то есть нет оснований считать, что дети – забота женщины априори.
Нет также прямой корреляции между набором хромосом и набором «работ», которые должны делать в социуме мужчины и женщины. Каких-то особенностей «женского мышления» и «мужского мышления» на уровне нейронных связей также не выявлено. Таким образом, можно со всей уверенностью утверждать, что различия в поведении возникают исключительно в процессе воспитания. На этот счёт есть множество исследований, например, про выбор игрушек: в присутствии взрослых девочки стесняются играть в машинки, а мальчики – в кукол, хотя изначально проявляли интерес.