Было такое смешное видео, где школьникам предлагают нарисовать то, о чём говорится в пушкинских строках:
...бразды пушистые взрывая,
летит кибитка удалая…
Дети рисуют всё это: вот хлопушками взрываются пушистые (мохнатые и усатые) не то звери, не то птицы под названием «бразды», а вот летит по небу удалая кибитка…
Для того чтобы понять этот текст как следует, бедным детям явно чего-то не хватает.
На языке лингвистов это называется «пассивный словарный запас» – слова, которые мы не используем в речи, но знаем, что они означают. Получается, что активный словарный запас у нас с детьми и подростками совпадает (почти), а вот пассивный – нет. И дети, и взрослые знают, что такое «варенье», а вот что такое «бразды правления», дети не знают.
Впрочем, взрослые тоже могут не знать, что такое «кринж», так что всё честно, но словарь образованного взрослого всё равно больше.
Откуда берётся пассивный словарный запас? Как и активный, его пополняют книги, фильмы, речь окружающих. Здесь чтению может принадлежать ведущая роль – и если повезёт, то попадётся ещё и картинка, на которой нарисована кибитка (не с клювом и когтями, а настоящая, не в небе, а на дороге). Однако здесь же – и замкнутый круг: если читать неинтересно, новых слов не узнаешь. Если слов не знаешь, читать неинтересно.
Действительно, скучно читать текст, не имея возможности представить себе то, о чём там написано. Читать, например, так (представим на миг, что мы обычные школьники):
«В чём-то… но лучше не называть, в каком именно чём-то. Ничего нет сердитее всякого рода чего-то, чего-то военного и чего-то, и, словом, всякого рода каких-то чего-то», – ух ты, интересно-то как! Это многообещающее начало «Шинели» Н.В. Гоголя (может, и правда шинели, а может, повести Кого-то под названием «Что-то». Тем более что даже некоторые взрослые пишут название как «Шанель»). На самом деле повесть начинается так: «В департаменте... но лучше не называть, в каком департаменте. Ничего нет сердитее всякого рода департаментов, полков, канцелярий и, словом, всякого рода должностных сословий». В жизни подростка редко попадаются департаменты, звучит неуютно и непривычно.
По воспоминаниям современников, Гоголь любил читать вслух и делал это замечательно, как хороший актёр. Б.М. Эйхенбаум в статье «Как сделана «Шинель» Гоголя» пишет, что манера, в которой создана повесть, – это воспроизводящий сказ, то есть такое повествование, где само звучание слов, звучащая маска, надеваемая автором, – это способ создать атмосферу, в которую ныряет читатель.
Картина Ф.А. Моллера «Портрет писателя Н.В. Гоголя». Фото: Государственная Третьяковская галереяЭйхенбаум приводит в качестве примера сказа те экзотические имена, из которых родительница выбрала несуразнейшее «Акакий»: Мокий, Соссий и Хоздазат. Вот уж имена, так имена, однако если прислушаться к тексту, обнаружим интересный факт: эффект звучания, пластика слова, в которой вся соль гоголевского сказа, в восприятии современного школьника усиливаются так, как автору и не снилось! Так же невероятно, как «Акакий Акакиевич» (по-гречески, кстати, он вполне симпатичный «Беззлоба Беззлобиевич»), звучит сейчас для ребёнка и подростка почти каждая фраза повести, и для этого не нужны какие-то особенные словечки. «Матушка ещё лежала на кровати против дверей, а по правую руку стоял кум, превосходнейший человек, Иван Иванович Ерошкин, служивший столоначальником в сенате, и кума, жена квартального офицера, женщина редких добродетелей, Арина Семёновна Белобрюшкова» – «кум», «кума», «столоначальник в сенате», «квартальный офицер» глядят инопланетянами, а что такое (или кто такие) «добродетели» – давайте спросим знакомых детей.
Пассивный словарный запас не нужен в повседневной жизни. Он не помогает решать бытовые вопросы, не делает общение легче. Он нужен, чтобы понимать тексты, рассказывающие о вещах, которых у тебя нет, о ситуациях, в которые ты не попадаешь, о людях, которые не имеют к тебе никакого прямого отношения.
Совершенно невозможно намазать пассивный запас на хлеб. Шубы из него не сошьёшь. Разве что ту самую шинель, которую добрый Акакий заказывает у портного, потому что старая стала больше похожа на капот и годится разве что на онучки (онучки, наверное, тоже забавно выглядели бы на рисунках юных иллюстраторов! Капот-то мы знаем, но при чём тут шинель?..).
И что же с этим делать?
Без интереса к Другому – к странному «столоначальнику из департамента», к помещику средней руки, к комбригу или капельмейстеру, да мало ли их ещё, таких далёких от тебя людей – не думаю, что можно что-то сделать. Есть замечательные комментированные издания классики, но без интереса к чужой, ни для чего не нужной прямо сейчас жизни что вдохновит читать эти комментарии?
Интерес к жизни Другого, как и все добродетели, может не даваться от природы, но его можно вырастить, отвоевать у безраздельного естественного (и очень сильного) интереса к себе. Бескорыстный интерес к тому, кто тебе не нужен, к тому, что не принесёт явной пользы, – одна из неутилитарных ценностей, от которых зависит качество жизни человека. Как без этого интереса научиться смотреть дальше своего носа? Чем больше интерес – тем дальше видит взгляд, и, возможно, он даже станет любящим, а тогда, быть может, и жизнь изменится!
Оказывается, это связанные между собой задачи – привить любовь к чтению и научить искренне интересоваться ближним.
Из воспоминаний дамы былых времён: «Раз я созналась Пушкину, что мало читаю. Он мне говорит: „Послушайте, скажу и я вам по секрету, что я читать терпеть не могу, многого не читал, о чём говорю. Чужой ум меня стесняет. Я такого мнения, что на свете дураков нет. У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная от будочника и до царя». Ни с кем не скучно – значит, любая встреча оценивается как нужная, чужое слово становится своим, когда его слушают внимательно, как своё. Возможно, этот интерес к Другому и сделал Пушкина человеком не просто начитанным, но таким, на чей словарь до сих пор хочется ориентироваться. Кстати, в современных статистических исследованиях активного и пассивного словаря весь словарный запас писателей оценивается как активный.
Картина О. А. Кипренского «Портрет А.С. Пушкина». Фото: Государственная Третьяковская галереяЕсли пушкинская 21 тысяча слов пока не укладывается в детской голове, не всё потеряно. Сам язык очень хочет быть усвоенным, он откликается на простое желание послушать чтение книжки. Даже если загадочный будочник пока не интересен, он странно звучит (то ли булочник, то ли дудочник) – услышанное однажды слово второй раз встретится уже как старый знакомец. Вот будет человек читать Герцена, и в главе о докторе Гаазе тот скажет воришке: «Да постой, может, у тебя нет ни гроша, – вот полтинник; но старайся исправить свою душу – от Бога не уйдёшь, как от будочника!»
Так и накапливается пассивный словарный запас: что непонятно в одном контексте, будет узнано в другом. Непонятное скучно, но кто сам боится своей скуки, не сможет понять больше.
Если мы хотим, чтобы дети читали, важно научить их интересоваться и тем, что не принесёт им немедленной практической пользы.
А если всё же нужен словарь или комментарий – можно взять, например, такой:
Ю.М. Лотман. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Пособие для учителя. Из этой книги можно узнать, что на светских приёмах аристократы угощали гостей консервами!
А.И. Солженицын. Русский словарь языкового расширения. Это выжимка из диалектного словаря Даля, пассивный словарь пополнится словом «мимозыря», и не только им.
Р.М. Кирсанова. Розовая ксандрейка и драдедамовый платок: Костюм — вещь и образ в русской литературе XIX века. М., 1989. Один из тематических словарей. Можно просто читать, а можно составлять загадки для друзей. Например, ксандрейка – это птица или ткань?
