За разговором выяснилось, что муж Юлии Сергей стал – волею судьбы и коллег – обладателем сертификата на полёт над Москвой. Один час, четыре человека и 2 000 метров над столицей. Мы согласились, и… наступили проблемы…
Во-первых, нас в редакции больше, чем четверо. Во-вторых, час свободного времени – неслыханная роскошь. Да и что над Москвой-то летать. Особенно зимой: серое небо, серый асфальт, серые люди…
Пока мы думали, что же замутить с вертолётом, срок действия сертификата стремился к своему излёту. Неделя, пять дней, три… В предпоследний день мы решились – берём камеры и летим!
Такая хаотичность помогла решить первые две проблемы. В Москве 8 февраля осталось ровно четыре человека, готовых к полёту: кто-то улетел в Екатеринбург, кто-то и не прилетал оттуда, а двое сидели по домам и спасали мир. В итоге четыре девушки – Таня, Саша, Аня и Стася – взяв камеры и укутавшись в шарфы, поехали к восьми утра на окраину Москвы, не ожидая от грядущего дня ничего хорошего. Ну кого вдохновит вид московских хлябей и пробок? Однако они ошибались.
Фото: Станислава Новгородцева***
Станислава Новгородцева: Зима в Москве даётся мне нелегко. Всю сознательную жизнь я старалась сбегать подальше не только из столицы, но и из страны – в тёплые края. Друзья, утверждающие, что их вдохновляет это время года, вызывают во мне букет эмоций из зависти, недоумения и желания вывести их на чистую воду, выбив признание в употреблении сильнодействующих антидепрессантов.
При встрече с такими индивидами меня коробит ощущение собственной нежизнеспособности и подозрение, что эти счастливчики – отдельная раса, от которой зависит будущее страны. Во мне же зима вызывает признаки синдрома Туретта с непроизвольными ругательствами и нервным тиком, а в голове солидарно звучит Тютчев: «Какая подлость быть приговорённым к такому климату!».
Кроме зимы дискомфорт мне доставляют ранние подъёмы и поездки на метро через весь город. В это утро все карты сошлись: в 8 утра мы встретились в морозном Строгино.
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава НовгородцеваВспоминая свой давний опыт полёта на Ми-8, я рассчитывала взбодриться дозой адреналина, готовилась к острым ощущениям и заложенным ушам. Но нас встретил малютка Robinson R66, больше похожий на игрушечную модель вертолёта для детей-великанов, чем на действующий летательный аппарат.
В комплекте шли навороченные наушники с микрофоном на каждого из пассажиров и симпатичный пилот – один на всех.
Подозреваю, что пилот привык к шумным гостям и ожидал непрекращающегося щебетания нашей девичьей компании, но через минуту после взлета все притихли и медитировали на виды за окном. Под нами проплывал рассветный город. Сверху он выглядел аккуратно и дружелюбно. Наибольшее эстетическое наслаждение вызвали спорные творения рук человеческих: кратеры ТЭЦ и башни заводских труб, реки автострад и геометрия коробочек спальных районов. Умиление вызвали крошечные фигурки рыбаков-браконьеров на Пироговском водохранилище, испещрённом сеткой автомобильных шин. В вертолёте было тепло, в наушниках – тихо, на душе – умиротворенно. Мы воспарили над городской суетой и опостылевшей зимой не только телом, но и духом.
Когда я путешествовала по Бразилии, в крупных городах в любое время можно было увидеть несколько вертолётов над головой. А многие обладатели воздушных машин месяцами не спускаются на землю, курсируя между вертолётными площадками небоскрёбов. Подумалось, что это не лишено смысла.
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева***
Татьяна Скрабанская: Сверху – снег. Значит, Земле тепло. Вертолёт летит медленно, ещё медленнее движется всё внизу: игрушечные машины, человечки у воображаемых прорубей чёрными точками по белому, зубчатые тени деревьев, белая река и невидимые подо льдом рыбы. Всё другое, без незначительных подробностей, окурков, пробок, шума и трёхметровых заборов. Из вертолёта не видно, но слышно: округлая тяжёлая планета со всеми снегами и ёлками летит на страшной скорости в холодном тёмном Космосе. И мы вместе с ней летим, хоть и не умеем. Внутри всё стихает, и мы молчим. Сверху нельзя «смотреть оценивающее» или «смотреть под ноги». Сверху можно просто смотреть. Этим полёт похож на встречу с человеком. Для встречи тоже нужна высота: рост чуть повыше повседневности, сердце немного шире обыденности, вкус к вечному и бесконечности. Подняться выше, чтобы увидеть другого – просто человека.
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева***
Александра Строцева: Москва сверху очень даже симпатичная, особенно утром, особенно когда светит солнце. А ведь ничто не предвещало. Когда летишь, нет сомнений – люди созданы, чтобы летать, ну по крайней мере в солнечные дни. Меня всегда пугало Подмосковье, метастазы города, беспардонные и безжалостные, но сверху оно выглядит как прекрасный конструктор, оно вполне милое, даже красивое. Заборы с земли выглядят как символ отчуждения и разобщённости: заборы, в заборах матрёшка недоброжелательности. Ну а с неба это графический рисунок, вызывающий восхищение. Особенно зимой на белом снегу и когда светит солнце, конечно же. Сеанс перемирия с мегаполисом прошёл успешно. Когда живёшь в Москве, начинаешь её любить. Конечно, скажете вы, куда логичнее любить Хабаровск: там солнце 300 дней в году, а в Москве всего 60. Вы правы, но эти 60 дней вполне себе ничего, особенно если проводить их в небе.
***
Анна Сытина: Лес. Конечно, лес! Летишь-летишь над чем-то буро-бетонным, как вдруг – зелёные просторы. Ты словно убежал от цивилизации и чувствуешь себя новым робинзоном. Любуешься еловым морем под тобой и – понимая, что это скорее всего лишь игра воображения – вдыхаешь запах смолы и шишек.
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева
Фото: Станислава Новгородцева