Госдума поддержала в первом чтении поправки о запрете смены пола в России. Если закон будет принят, то медработникам будет запрещено делать операции по смене пола, за исключением случаев врождённых физиологических аномалий. Юридическая смена пола тоже станет невозможна. Почему власти именно сейчас озаботились вдруг этим вопросом? Неужели в России сегодня трансгендерный переход – это действительно столь насущная проблема? Спойлер: да, начиная с 2022 года, но транссексуализм тут, кажется, не главное.
Начнём с того, что ещё недавно смена пола никого в России особенно не смущала. Наоборот, ещё в 2010 году тогдашний президент РФ Дмитрий Медведев, который сегодня занят борьбой с «верховными властелинами ада», присвоил латвийскому доктору Виктору Калнберзу орден Дружбы за достижения в медицине и укрепление отношений двух народов и вручил его на приёме, организованном Российским посольством в честь Дня России (сегодня в этом событии кажется неправдоподобным всё). Главное же медицинское достижение хирурга Калнберза в том, что ещё в 1972 году он, будучи директором Рижского НИИ травматологии и ортопедии, провёл первую в СССР операцию по превращению, как бы сейчас сказали, инженерки Инны в Иннокентия. Это был и первый абсолютный успех в мировой медицине: к тому моменту было сделано всего четыре операции, но только гениальному советскому хирургу удалось поменять своему пациенту пол полностью, до этого трансгендерные люди оставались гермафродитами. Кроме того, это была первая в истории операция, которая из женщины сделала мужчину.
Кстати, по статистике, и сейчас во всём мире мужчин, которые совершают трансграничный переход, в разы больше, чем женщин, при том что такая операция значительно дороже. Так, в России до запрета переход из мужчины в женщину стоил минимум два миллиона рублей, а наоборот – «всего» 500–600 тысяч рублей.
Первая же официально зафиксированная хирургическая коррекция пола была сделана в 1931 году: известный датский художник-пейзажист Эйнар Вегенер в четыре этапа стал Лили Эльбе. А то, что в теле этого мужчины была спрятана женщина, обнаружила супруга Эйнара, тоже художница Герда Готлиб. У неё как-то не оказалось натурщицы, и она попросила мужа надеть женское платье, чулки и туфли на каблуках: оба сразу поняли, что это есть его естественное состояние, а природа совершила ошибку. И супруги решили её исправить. Конечно, в начале ХХ века даже в Европе трансгендерный переход не был тривиальным делом, только близкие семьи знали правду: Лили представлялась сестрой художника Эйнара Вегенера, а живопись забросила.
Инна, кстати, тоже до операции строила успешную карьеру, а Иннокентию пришлось уйти в тень. Хотя документы ему удалось поменять и даже дважды жениться, но в 70-х годах в СССР признаться в трансгендерном переходе было просто невозможно.
В свой книге «Моё время» доктор Калнберз рассказывает, как спустя несколько месяцев после операции в Ригу приехала комиссия из Москвы с целью собрать на него компромат, ему грозила тюрьма. Формальной причиной было отсутствие письменного разрешения на операцию от министра здравоохранения, хотя, по словам доктора, оно было получено в устной форме. В составе комиссии был и психиатр:
«– Ты хоть понимаешь, почему я тут оказался? – спросил он.
– Конечно, понимаю. Транссексуализм – это психиатрическая патология, и совершенно естественно, что надо было оценить, правильное ли я принял решение.
Он улыбнулся:
– Ты очень наивен. Мне нужно было дать оценку тебе.
И только тогда я всё понял. Этому молодому специалисту из Института судебной психиатрии им. В.П.Сербского достаточно было написать небольшое заключение, что В.К. Калнберз – хороший человек, но он болен. И не понадобилось бы никакой тюрьмы – у меня отняли бы всё...».
Но когда члены комиссии ознакомились с подробностями проведения операции, с историей болезни, поговорили с самим Иннокентием, они перешли на сторону коллеги. Что, впрочем, не спасло его от строгого выговора «за проведение калечащей операции, не отвечающей устройству и идеологии государства».
Операции по смене пола были разрешены в стране в середине 1980-х годов, как и юридический трансгендерный переход. Причём в этом мы были практически впереди планеты всей. Первые европейские законы об изменении гражданского статуса, принятые тоже в 80-х и 90-х годах, в основном опирались на медицинское видение пола: человек считался транссексуалом только в том случае, если он проходил медицинскую процедуру по изменению своего биологического пола. Этот процесс предусматривал обязательную стерилизацию. Только в 2015 году Совет Европы призвал все входящие в него страны следовать принципу гендерного самоопределения: люди должны иметь возможность выбрать тот пол, к которому они сами себя относят, без необходимости обосновывать этот выбор специальным медицинским заключением. Сегодня к этим рекомендациям присоединилось всего несколько европейских стран.
Тогда как в России никогда не было требования подтверждать юридическую смену пола хирургическими манипуляциями. Для этого на сегодняшний день нужно было пройти медицинскую комиссию из сексолога, медицинского психолога и психиатра и получить диагноз «транссексуализм». На основании этого выдаётся «справка об изменении пола» по форме № 087/у. Эта справка действует год и даёт право официально поменять документы – сначала свидетельство о рождении, потом паспорт и всё остальное, указав уже новый гендерный маркер. При этом реальные операции по смене пола в России и до всяких запретов были делом крайне редким. Это процедуры крайне дорогостоящие, лекарства, которые люди, сменившие пол, вынуждены принимать всю жизнь, у нас и раньше были почти недоступными, а сегодня и подавно.
А вот с февраля 2022 года Россию охватила транссексуальная эпидемия. Если в 2016 году, согласно статистике МВД, за заменой паспортов гражданина РФ по основанию «изменение пола» обратились 142 человека, то в в 2022-м – уже 996 человек. Причём почти все они – мужчины, которые захотели стать женщинами. Правозащитники и сами трансперсоны объясняют этот небывалый рост трассексуальности военной спецоперацией, «частичной» мобилизацией и ожиданием новых репрессивных законов.
Депутаты, в свою очередь, объясняют необходимость «репрессивных законов» борьбой за традиционные ценности и стремлением сохранить жизнь на Земле. Например, депутат Николай Николаев перед рассмотрением в Госдуме законопроекта о запрете операций по смене пола сообщил журналистам, что «всё это трансгендерное движение направлено на сокращение рождаемости, снижение количества людей, которые живут на нашей земле. И эта антисемейная идеология продвигается западной цивилизацией».
На самом деле депутат Николаев немного не в курсе, что лидеры по числу транссексуальных операций далеко не западные страны, не «развратная» Европа или Америка, а совсем наоборот – Иран и Таиланд. Как и в России, причины этого лежат вне национальных особенностей физиологии или психиатрии.
В Таиланде, где официально проживает около десяти тысяч транссексуалов, а на самом деле, как говорят, в несколько раз больше, это происходит от бедности: переделанные в девушек юноши работают чаще всего в сфере секс-туризма. При этом, согласно буддийским верованиям, это всего лишь несчастные души, наказанные за свои деяния в прошлой жизни.
В Исламской Республике Иран, которая живёт по законам шариата, ещё в 1979 году указом духовного лидера Аятоллы Хомейни были разрешены операции по смене пола. Операцию делают в основном мужчины – сожительство с человеком того же пола карается в Иране смертью, а вынужденная операция может стать единственным способом жизни в этой стране. «Ислам может вылечить тех, кто хочет сменить пол», – говорит Хойятол Ислам Мухаммад Махди Карминия, представитель иранского духовенства, ответственный за решение гендерных проблем. Для того чтобы получить направление в клинику, гражданину Ирана необходимо получить диагноз «транссексуал», после чего он может носить женскую одежду. Если пациент не имеет нужной суммы (относительно невысокой) на операцию, государство оплачивает до половины стоимости. После операции новой женщине выдают свидетельство о рождении. Кроме того, государство предоставляет им кредит на развитие собственного бизнеса. Так что со сменой пола всё не так однозначно, как представляется депутатам Госдумы.
В 1970 году советский хирург Виктор Калнберз сомневался, имеет ли он право вмешиваться в природу. По его рассказам, он даже обращался к священникам, но однозначного ответа не получил. Тогда он решил спросить маму Инны.
«...Доктор, – сказала женщина, – я трижды спасала свою дочь от смерти. И, мне кажется, в четвёртый раз я её не спасу. Я могу смириться с тем, что у меня была дочь, а будет сын. Но я никогда не смогу успокоиться, если потеряю её...» (Из книги Виктора Калнберза «Моё время».).