– Как вам кажется, какой смысл несёт ВДНХ сегодня? Раньше ВДНХ была лицом страны. Её архитектура и идеология чутко следовали за историческими поворотами развития государства. А сегодня у ВДНХ есть лицо? Что оно выражает, кого представляет?
– Теперь это лицо сложено из разных фрагментов. Это и ренессанс советского периода, и постсоветский период, и оставшиеся национальные павильоны, которые пытаются развиваться или приспосабливаться подо что-то. Много, на мой взгляд, пустоты, что как раз и характеризует вакуум идей и смыслов этого постсоветского пространства. По большому счёту, так и не появилось пространства рефлексии, десоветизации, декоммунизации, какого-то размышления о разных событиях, происходивших в Советском Союзе. Остались следы без опыта переосмысления, но появились и новые модные вкрапления. Всё это формирует негармоничную среду, в которой на первое место выходят потребительские практики, условный московский гедонизм.
– В чём сегодня ценность этого места для города и для жителей?
– Ценность в том, что, несмотря ни на что, в том или ином виде там всё равно остаются элементы советской эпохи. И это может работать через того человека, который приходит в это пространство со своим ребёнком или внуком и рассказывает ему о том, как всё было в той жизни: где он бывал, как жил и что делал. Это пространство выполняет функцию работы с памятью благодаря сохранившимся артефактам минувшей эпохи и живому опыту конкретного рассказывающего человека. В этом смысле оно похоже на археологический парк. Но, к сожалению, без фиксации результатов воспоминаний этих людей всё это остаётся в невидимом поле, и мы на самом деле не знаем о сложных процессах или разговорах, размышлениях, воспоминаниях, которые происходят в частном порядке у посетителей ВДНХ.
Что касается ценности для города, ВДНХ – отличный большой парк и каток, прекрасное место, где можно погулять. Бесплатный вход и качественный ландшафтный дизайн – большой плюс, это делает его настоящим городским парком. Но так как большая часть этого пространства представляет собой архитектурные объекты, то такого доступа к природе, который есть в заповедных парках Москвы (например, в тех же Сокольниках), нет. Парк прежде всего представляет собой сейчас зону для исследований, к примеру, архитектурных стилей, территорию для ностальгических прогулок.
– Сейчас это скорее современное или заповедное пространство? В советский период выставка была «вечным завтра», а теперь это скорее «вчера» или вполне «сегодня»?
– Оно одновременно и современное, и заповедное. Но заповедник должен иметь чёткие границы, а здесь пространство размыто. Здесь есть артефакты, которые находятся в среде, но есть и современные элементы: различные фудкорты, сувенирные лавки, прокаты. Парк развлечений начинает это заповедное историческое пространство обживать и захватывать, приспосабливать.
Святослав Мурунов. Фото: кадр из видеоВ советское время выставка была «сегодня про завтра», то есть она показывала, куда мы движемся. Это была своего рода карта направлений развития, которая при внимательном изучении могла дать полное представление о том, что происходит в стране. То есть это был пространственный способ реализации стратегии развития. За счёт содержания павильонов и выставок, экспонатов, у людей из разной социальной среды формировалось единое представление о том, где мы находимся сейчас как страна, как республика, как отрасль и куда всё двигается завтра. Сейчас это про некое «вечное сегодня». Без анализа, что было вчера, и без попытки заглянуть в завтра. Потому что для того, чтобы мечтать о будущем, нужен анализ прошлого, рефлексия, выводы, фиксация причин и изменений. Сейчас это «вечное сегодня», которое просто любуется артефактами прошлого. Оно не предлагает будущего, только вечное городское развлечение. Парк ВДНХ не стал ни городским университетом, ни городской лабораторией, ни центром размышления о будущем. Просто пространство городского парка.
– Современное наполнение павильонов отвечает какой-то цели места или скорее хаотично?
– Не хаотичное, абсолютно потребительское. Хаотичность возникает, когда пространство пытается развиваться в разные стороны, щупает направления. А здесь видно, что место в целом воспринимается как парк, работает парковый маркетинг, он ориентируется на запросы посетителей и предпринимателей, на анализы потоков. Арендная экономика. Выставки формируются по принципу сиюминутного запроса. То есть это не стало чем-то сложным, а наоборот, произошла редукция. Связь ВДНХ со всей системой – политической, экономической, с институтами развития, с профильными министерствами – делала это пространством полем непрерывной конкуренции и обмена опытом. А сейчас это просто слабая попытка удовлетворить сезонные запросы горожан в парковом формате.
– Как вы относитесь к тому, что на главной аллее всё ещё стоит памятник Ленину?
– Для ВДНХ памятник Ленину – просто исторический артефакт, как фонтаны или ракета. Это всё просто безделушки, оставшиеся от предыдущей эпохи. Современники пытаются, не придавая этому значения, не трогать уже сложившийся каркас. Если бы была идея сделать павильон десоветизации или переосмыслить роль Ленина во всей этой истории, то, конечно же, этот памятник важно было бы перенести в такой павильон, где он, к примеру, не стоял бы, а лежал. Или была бы целая аллея Лениных, показывающая эволюцию его образа в советском пространстве и объясняющая причины. Так как у современников отсутствует запрос на рефлексию и пересборку пространства, то был выбран лучший способ: оставить всё как есть, немножко подретушировать, чтобы не было следов явной деградации.
