– Зарубите себе на носу: вы сюда приехали не отдыхать, а работать! Лето – оно для детей, а вы у меня будете чебурашить наравне с взрослыми.
Стояло последнее лето существования Советского Союза. В новостях уже пахло порохом: шли бои на Кавказе, бунтовали Прибалтика и Средняя Азия, а на Украине проходили массовые демонстрации националистов-«руховцев». Впрочем, до политики мне в то лето не было никакого никакого дела – мы, студенты педагогического колледжа, должны были перед поступлением в вуз пройти практику вожатыми в настоящем пионерском лагере.
Но директор лагеря «Кировец» встретила нас неласково: практиканты – лишняя обуза. Нормальными вожатыми нас не поставишь – по возрасту не подходим, поэтому нас решено было сделать помощниками вожатых. На практике это означало, что на нас навесили самую тяжёлую работу по организации детей, то есть мы отвечали за подъём на зарядку, за вынос, пардон, параши из детских спаленок, за уборку территории и за прочие построения детей, которые больше всего бесят взрослых.
Затем директриса вызвала старшую вожатую и начала инструктаж.
– Запомните, любой вожатый пионерского лагеря должен обладать четырьмя базовыми качествами, всё остальное приложится само и разовьётся по мере необходимости. Вы доставайте свои тетрадочки и записывайте, повторять не буду…
Итак, самое первое качество – это умение не спать. Вожатый встаёт раньше детей, потому что к их подъёму вожатый должен быть умыт, одет, причёсан, бодр и весел.
Ложится спать вожатый позже всех. И дело не только в том, что детей нужно уложить и проследить, чтобы мальчики не бегали в спальни к девочками. Нет, ночь – это рабочее время вожатого, когда он должен посетить совещание у лагерного начальства, составить и написать план мероприятий на завтрашний день, продумать все мелочи и т.д.
Во-вторых, это умение следить за детьми 24 часа в сутки. Потому что вожатый отвечает абсолютно за всё, что происходит с ребёнком. Как поел ребёнок в столовой? Меняет ли он трусы и носки? Был ли в душе? Заправлена ли у него постель? Любой вожатый должен уметь ответить на тысячи подобных вопросов.
В-третьих, это умение креативить. Дело в том, что в лагере детям довольно скучно, и вожатым нужно всё время придумывать что-то новое. Некоторые дети в лагере не в первый раз, и прокручивать один и тот же сценарий не получается: они тут же теряют к происходящему интерес.
Наконец, это умение терпеть. Терпеть нагоняи от старших вожатых, выходки детей и их родителей.
* * *
Родители – это вообще особая песня. Первая вещь, которую абсолютно все вожатые говорят родителям перед отправкой ребёнка в лагерь, – это то, что ни в коем случае нельзя давать ребёнку никаких дорогих вещей. Потому что потеряет или своруют, и найти виноватого будет невозможно. Но нет. Уже на третий день нашей практики у одной из старшеклассниц пропала золотая цепочка с кулончиком. Родители подняли всю администрацию лагеря на уши, грозились написать на каждого из вожатых заявление в милицию.
Когда же у разгневанной мамаши спросили, зачем она дала своему ребёнку в лагерь драгоценности, та просто пожала плечами:
– Ну, она попросила, чтобы ей не было скучно…
Кроме того, в лагере под категорическим запретом были скоропортящиеся продукты. Но – нет, родители, не обращая внимания на все мольбы и запреты, постоянно везли своим чадам полные сумки «вкусненького». В итоге после каждых выходных лагерь через несколько дней накрывала пандемия диареи.
Наконец, категорически были запрещены электронные игрушки. В наше время, конечно, смартфонов ещё не было, но игрушки типа «Тетриса» или «Волк ловит яйца» мы отбирали. Во-первых, такие игрушки часто воруют. Во-вторых, ребёнку с электронной игрушкой всё фиолетово: он всё время смотрит в экран и не желает принимать участие в играх и конкурсах.
* * *
Мне достался 4-й отряд. Это как бы серединка на половинку – ещё не старшеклассники, но уже и не малышня.
Девочки уже строят глазки мальчикам, мальчики по ночам ходят мазать зубной пастой девочек. Посмотришь: с одной стороны, каждый ребёнок уже вроде бы сформировавшаяся личность с правильными рассуждениями, но все вместе мои дети напоминали стадо взбесившихся павианов.
Первое задание – выбрать название для отряда. Затем придумать речёвку и обустроить «отрядное место» – так назывался газон у входа в корпус, на котором пионеры должны были из подручных средств создать некую военно-патриотическую инсталляцию.
Но тут была хитрость. Самые младшие отряды всегда брали себе детские названия – «Солнышко» или «Росинка». Старших тянуло в романтику: первый отряд стал именоваться «Альтаиром», второй – «Буревестником», третий – «Крылатой пехотой». Потому что там вожатый дядя Володя поступил в вуз после срочной службы в ВДВ.
У нас же название не придумывалось никак.
– Нужно что-нибудь такое в духе времени! – заявила старшая вожатая.
– «Прорабы перестройки», – предложил физрук. – У нас был такой отряд прошлым летом.
– Не, перестройка – это уже вчерашний день! Давай что-нибудь про демократию…
– «Дети демократии»?
– Или просто «Отряд демократии»?
Речёвку написали довольно быстро:
Раз-два! Три-четыре!
Три-четыре! Раз-два!
Это кто шагает в ряд?
«Демократии отряд»!
Смелые, правдивые,
Мы отстоим страну
От козней партократии!
И с нами весь народ!
На нашем отрядном газоне мы из белой гальки и кусочков стекла выложили нашу мозаичную эмблему – «Прожектор Перестройки» (помните, была такая телепрограмма?).
Директриса была в восторге, мы заняли первое место, и каждый вожатый получил по почётной грамоте.
* * *
В каждом детском лагере есть свои страшные истории про чёрные руки, оживших мертвецов и тому подобную ерунду. Была такая легенда и в нашем лагере.
Всё началось с того, что однажды, встав рано утром, я увидел, что за забором лагеря – у самой кромки соснового бора – стоит какой-то женский силуэт, одетый в белое. Наверное, этот какая-то очень странная медсестра, подумал я и пошел умываться. Вернувшись из туалета, я вновь посмотрел на забор, ног там никого уже не было.
Зато на следующее утро белая женщина вновь стояла на том же самом месте и молча смотрела в нашу сторону.
И на третье утро белая женщина вновь стояла в дымке предрассветного тумана. Лица было невозможно разглядеть, но было чётко видно, что женщина стояла абсолютно неподвижно, ветер развевал белый подол её платья, и только двигалась одна рука: она словно гладила себя по животу, и в этом движении было что-то запредельно жуткое.
В тот же день выяснилось, что «белую женщину» видел не только я, но и весь наш отряд.
Один из вожатых, собирая инвентарь для турнира по теннису, уронил теннисную ракетку за шкаф. Ребята быстро помогли отодвинуть шкаф и обнаружили на стене надпись: «Вы тоже видите невесту в лесу? 03.08.1981 г.».
Возбуждённые и испуганные подростки тут же начали галдеть: оказалось, что каждый видел непонятный женский силуэт в белом платье, который появлялся по утрам у самой кромки леса.
– Ох, невеста снова объявилась, – пробормотала себе под нос старшая вожатая. Но её шепот тут же услышали десятки подростков.
– Кто это?! – загалдели дети. – Расскажите!
– Не буду вам рассказывать эту историю, уж слишком она ужасная.
– Ну, тетя Оля, ну расскажи, – послышались наперебой детские голоса. – Пожалуйста-а-а!
Но старшая вожатая наотрез отказалась что-то говорить. Тем не менее уже к вечеру весь лагерь шёпотом пересказывал историю молодой пары, которую в день свадьбы сбил грузовик. И теперь призрак невесты ходит здесь по ночам и плачет от того, что у неё нет ребёнка. А если кто-то из детей не спит ночью и гуляет по территории, она ловит его и забирает себе…
На наших детишек было страшно смотреть. Всю смену они даже боялись подходить к забору, а о ночных походах на речку не было даже и речи – с наступлением темноты даже 14-летние подростки боялись высунуть нос за территорию лагеря.
Разумеется, я не поверил и пошёл в лес осмотреть то место, где появлялась эта «белая невеста». Ничего не нашёл, но заходить в лес мне стало как-то неприятно – меня словно продрал мороз по коже, как только я сделал несколько шагов в глубь леса.
Обман вскрылся уже к концу смены, когда к нашему физруку приехали друзья из города и он пригласил всех вожатых на ночной поход на речку – с купанием, шашлыками и шампанским.
– А как же она? – неуверенно спросил я.
– Кто?
– Ну, невеста.
– Невеста?! – расхохотался физрук. – Ты что, маленький, в эти детские сказки веришь?
Выяснилось, что невесту каждое утро изображали физрук с лагерным радистом, которые до рассвета шли в лес и устанавливали там пугало с импровизированным платьем из простыни.
– Зато в этом году все сидят на территории лагеря! Ты не представляешь, сколько в прошлом году у нас было проблем с ночными походами детишек на речку! Каждое утро у нас начиналось с поисков заблудившихся в лесу подростков. Тогда наша директор и предложила напугать их как следует.
– А как же надпись на стене за шкафом?!
– Да это наш радист придумал написать! В каком-то американском фильме ужасов увидел... Классно же получилось?
* * *
Пионеры нас тоже порой пугали до сердечного приступа.
У нас в отряде были две девочки-близняшки Аня и Марина. Где-то на третий день лагерной смены они забежали в вожатскую комнату и попросили дать ножницы для аппликации. Не чувствуя подвоха, я дал.
А через минуту из девичьей спальни раздался истошный визг где-то в районе ультразвука.
Вбегаю в спальню и вижу измазанную в крови Марину, у которой на месте правого уха какое-то кровавое месиво. Вокруг в ужасе прыгают и визжат девицы.
– Что случилось?
– Марина себе ухо отрезала, – спокойно сообщила мне Аня. – Ей не нравилось, что оно такое большое.
На грани обморока я схватил Марину на руки и потащил её в медпункт, умоляя про себя, чтобы медсестра оказалась на месте. Вспоминаю, что вроде бы отрезанную часть уха нужно положить в контейнер со льдом, чтобы врачи потом смогли бы пришить всё обратно.
– Марина, а где отрезанное ухо?
– Я его съела, – говорит мне дитя и для убедительности открывает рот, который тоже полон крови.
– О Господи!
Прибегаем в медпункт. Медсестра, слава Богу, на месте. Начинаем обрабатывать рану перекисью и… не видим самой раны. А в этот момент и жертва, и её сестра буквально катаются по полу медпункта от хохота.
Оказывается, у Марины не было кусочка уха, и они очень любили на этой почве разыгрывать окружающих. То инсценируют отрезание уха, то драку, в ходе которой Аня «откусывала» ухо у сестры, а затем плевалась кровью в окружающих. По мнению близняшек, это было очень весело, и они никак не ожидали, что кто-то может расстроиться.
* * *
Где-то к концу потока в лагере распространилась странная мода на удушение. Сначала все играли в потерю сознания: пионер должен был присесть раз тридцать (впрочем, дальнейшее я не буду описывать – по требованию Роскомнадзора). Но многие дети действительно теряли сознание на несколько мгновений, утверждая, что в это время они видят «мультики».
Потом они стали душить друг друга полотенцами, и больше всего в этой забаве, как ни странно, любили принимать участие 13-летние девочки.
Это была как повальная эпидемия. Мы пытались бороться с этой заразой, проводили воспитательные беседы, отбирали у детей ремни и полотенца, вожатые дежурили в душевых, но всё было бесполезно.
И вот однажды ко мне прибежала заплаканная девочка:
– Там Настя!
– Что – Настя?! – сердце моё в нехорошем предчувствии разом ушло в пятки. Настя была очень рослым и развитым не по годам подростком, она повадками напоминала медведя.
– Она Мишу Маленького задушила… За столовой! Душит!
Миша Маленький был самым тихим и безобидным мальчиком в отряде. Мне всегда он напоминал не ребёнка, а какого-то ангела с широко распахнутыми глазами и очень светлой улыбкой, с которой он встречал каждого незнакомца.
Я бросился бежать к столовой и увидел страшную картину: громадная Настя сидела верхом на груди Миши и душила его руками. И даже подпрыгивала от возбуждения!
Я стащил Настю с тела ребёнка, лицо которого уже, кажется, посинело от удушья. В панике, едва припомнив школьные уроки НВП (нас тогда учили делать искусственное дыхание), я схватил голову Мишу и начал дышать ему в рот. Слава Богу, он вскоре закашлялся и стал приходить в себя.
Вечером Настю и Мишу исключили из лагеря – сил терпеть больше не было.
Не помогло даже заступничество Миши за Настю – дескать, он сам её попросил придушить, потому что всех душили, а его никто не душил, поэтому ему было обидно.
Затем на двух чёрных «Волгах» за Мишей приехал его папа – представительный такой мужчина в дорогом костюме, которого сопровождали двое охранников. Нашего вахтёра, пытавшегося объяснить, что на территорию нельзя посторонним, эти парни просто молча подняли под мышки и отставили в сторону, как какой-то предмет, а затем молча пошли в корпус. Я шёл следом, с ужасом понимая, что сейчас никто уже не помешает охранникам мишиного папы положить меня в багажник «Волги», а потом отвезти в какой-нибудь лесочек.
Но всё обошлось. Папа, не обращая никакого внимания на окружающих, просто спросил у директора, где подписать, чтобы забрать сына домой. Затем взял сына за руку и повёл его к машинам. И по пути между папой и сыном происходит примерно такой диалог:
– Ну, рассказывай: как лагерь, как вожатые, всё ли понравилось?
– Да, всё очень понравилось. Вот вчера у нас был чемпионат по шашкам, и я у всех выиграл! Ещё я на посту стоял, а сегодня руководитель художественного кружка попросила нас стенгазету нарисовать!
– А вожатые как тебе?
– У нас, пап, такие добрые вожатые. Сегодня, когда меня придушили, наш дядя Володя (я то бишь. – Авт.) даже плакал, когда меня к врачу нёс
Посадив сына в машину, папа впервые обратил внимание и на меня. Протянул руку:
– Спасибо вам за всё, что сделали для Миши. Понимаете, ему надоело сидеть на даче, вот он и уговорил меня отправить его в пионерский лагерь. Ну, теперь, наверное, больше не захочет.
Охранник папы достал из багажника огромный пакет и вручил мне. В пакете были 2 бутылки водки «Распутин», шоколадные конфеты и свежий ананас.
Всё это мы, конечно, выпили вечером – уже после отъезда из лагеря Насти с её мамой.
* * *
Я ждал окончания своего потока как арестант ждет конца срока.
Но на прощальной «свечке» (то есть вечернем разговоре возле настоящего пионерского костра, когда дети по очереди берут в руки горящую свечу и каждый говорит, что понравилось, а что – нет) девочки вдруг припомнили мне всё самое хорошее. И как я помогал им убирать территорию, и как провожал их на станцию позвонить родителям из телефона автомата, и я ни разу никого из них не ударил
Слова детей могли бы растрогать самое чёрствое сердце, и я плакал вместе со всеми.
Но выбора своего я не изменил.
Вернувшись домой, я забрал документы из педагогического вуза: педагогика и умение следить за детьми 24 часа в сутки оказались, увы, не для меня. И подал заявление на журфак.