Все его владения – это небольшая взлётная полоса, дом с табличкой «Аэропорт Лопшеньга» и большая жёлтая тетрадь, в которой он ведёт нехитрую бухгалтерию. Всю свою жизнь Илья посвятил местным воздушным линиям – локальной авиации. По первому образованию Иконников учитель русского языка и литературы. Эту специальность он получил в Архангельском (Поморском) университете, но не проработал по ней ни дня. Поэтом и журналистом он называет себя не просто так: во время учёбы сотрудничал с газетой, давно пишет стихи и даже состоит в Союзе писателей России. Но своим служением считает авиацию.
До того, как получил профильное образование, работал сторожем воздушных судов. В 1998 году окончил Ульяновскую высшую школу подготовки авиадиспетчеров. Стал работать по профессии. Потом прошёл дополнительное обучение и с 2005 года исполнял обязанности начальника аэропорта Онега, а заодно и кассира-бухгалтера. В Онеге у Ильи была семья: жена, дети. Но жена ушла к другому, а аэропорт пришёл в запустение: там не осталось ни аппаратуры, ни отопления, и его признали аварийным. Сотрудники работали в металлических вагонах-бытовках. В конце концов коллектив ликвидировали. Илья попросил начальство перевести его в какой-нибудь другой круглогодичный аэропорт. Так в 2012 году он оказался в Лопшеньге. В Онегу он теперь лишь изредка летает в командировки. Вертолётную площадку там поддерживает в рабочем состоянии его 72-летний коллега.
В Лопшеньге Илья и начальник аэропорта, и авиадиспетчер-информатор, и бухгалтер. Авиадиспетчеров в окружающих населённых пунктах повсеместно сокращают и отправляют на пенсию. Сокращается и количество авиарейсов. «Все аэропорты в нашей области ждёт закрытие, – говорит Иконников. – Вопрос лишь в том, какой закроют раньше, какой позже... В Онегу построена дорога, и аэропорт там стал не нужен ещё с начала 90-х. Авиарейс в Пурнему из Онеги выполнялся до тех пор, пока не построили дорогу в Пурнему. Это случилось осенью 2015 года. Как только построят дорогу в Лопшеньгу, закроется аэропорт и тут. Возможно, придется ехать ещё куда-то, я морально готов к этому».
Жители окрестных населённых пунктов пользуются услугами аэропорта всё реже. Но Иконников не считает, что наземные перевозки стали полноценной заменой полетам: «В вашем понимании дорога – это асфальт. А у нас дорога – это просека в лесу, где болота засыпаны песком. Через такие места транспорт перетаскивают трактором. Я не против дорог, но я против того, что у людей отнимают возможность выбора, каким транспортом пользоваться... Людям есть нечего, их задавили поборами и тарифами, зарплаты такие, что их при нормальной жизни не должно хватать даже на один день, а надо жить месяц и платить все платежи. Вот поэтому люди и не летают. Вы сами видели, какая у нас загрузка. Такие рейсы надо закрывать и больше не вспоминать о том, что они были...».
При этом сам же Иконников говорит, что полёты экономят и время, и деньги: путешествие по дороге Архангельск–Лопшеньга занимает 12 часов и обходится в 8 000 рублей. Билет на самолет стоит всего 3670 рублей, а для пенсионеров и детей меньше 3 000. Сам он категорически отказывается пользоваться наземным транспортом – для него существуют только полёты. Если требуется его помощь в качестве авиадиспетчера-информатора, Иконников готов по многу часов проводить в неотапливаемом помещении аэропорта, чтобы передать на борт самолёта нужные данные. За рамками работы связь с внешним миром он поддерживает через свою страничку ВКонтакте, где размещает фотографии, зачастую архивные, и ссылки на публикации в поэтических сборниках.
Живёт Илья в полной изоляции: с людьми общается мало и неохотно, в магазины ходит редко и делает покупки впрок. Целую комнату в доме отвёл под припасы, хранит там консервы, печенье и прочие продукты. Их качество оставляет желать лучшего: в пельменях, что продаются в Лопшеньге, запросто можно вместо мяса обнаружить газетную бумагу. Зато местный аэропорт – в двух шагах от Белого моря. Тут в тебе волей-неволей проснётся поэт. И Иконников продолжает писать стихи: «Может, здесь, под звёздами, на поле / Большее найду, чем потерял, / Снова обрету покой и волю / И приду к началу всех начал». О работе он тоже говорит поэтично: «Это моё служение. Если закроют один храм, переведут в другой. Но пока не закрыли, я служу тут. Только вместо храма – аэропорт».