Я, правда, не заметил, чтобы кто-то, кроме госорганов и чиновников разных ведомств, уделял этому серьёзное внимание. Высокие рейтинги популярности правителя не конвертируются в простое сочувствие к его слову. Это жаль, но так повелось на нашей земле с советских лет, что правительство – это анклав, оно опыляет общество своими идеями через СМИ, а сердечного отклика не ждёт или организует его.
Помните ли вы, что 2023-й был объявлен президентом Годом педагога и наставника? Наверное, не все помнят. А тема эта важнейшая для всех нас, и интересно подвести итоги года. Вряд ли она ушла с этажа официоза и проникла в дома к людям, чтобы чаще вспоминать «учителей и наставников наших», как говорится в Новом завете. 2024 год Владимир Путин объявил Годом семьи «в целях популяризации госполитики в сфере защиты семьи, сохранения традиционных семейных ценностей». Трижды в постановлении звучит слово «семья», и я вижу три главных национально значимых смысла в этом постановлении.
Гибнет не от меча
Первый – самый простой: умножение народа. Я бы добавил – русского народа, вспоминая выступление Владимира Путина на Всемирном русском соборе 28 ноября этого года, где он сказал, что «без русских как этноса, без русского народа нет и не может быть… самой России».
«Профиль», ссылаясь на данные Росстата, пишет, что за 11 месяцев 2022 года количество жителей России уменьшилось на 543,4 тыс. человек. По прогнозу демографов НИУ ВШЭ, составленному ещё до частичной мобилизации и «панической миграции», к 2100 году население РФ сократится до 137,5 млн человек. Эксперты ООН вообще думают, что к концу XXI века нас будет 126,1 млн человек, это на 20 млн меньше, чем нас было 1 января 2023-го, – 146 447 424. Если сейчас средняя плотность населения России – 8,5 человека на 1 кв. километр, то будет 7,4 человека, при том что на Чукотке на 1 кв. километр сейчас проживает 0,07 человека. А в Китае (так уж к слову) 135 человек на 1 кв. километр – средняя плотность населения. Хотя и там к концу века ожидается сокращение населения почти в 2 раза – до 792 млн с нынешних более чем 1,4 млрд.
Наверное, добрая многодетная любящая русская семья – лучшее демографическое решение для нашей страны. Но… как бы это необидно сказать… Мы же не можем увеличивать «популяцию», заниматься размножением, как кролики и овечки. Важно не столько количество, сколько качество людей, живущих на русской земле. Мы же хотим, чтобы здесь жили свободные, умные, смелые и творческие люди, а не «наважденье толп множественного числа». А для этого важен «романтический» или духовный компонент – кому что ближе. Родятся ли они по любви и будут ли желанны и любимы своими родителями, братьями и сёстрами, смогут ли и сами кого-то полюбить, захотят ли устраивать семьи не просто, чтобы скрасить одиночество. Едко, но верно это у Бродского – о бескачественном решении проблемы демографии:
Дело столь многих рук
гибнет не от меча,
но от дешёвых брюк,
скинутых сгоряча.
Пока я вижу, что таких семей, основательно устроенных романтически, очень мало. И даже доброе начало брака – любовь новобрачных и долгожданные дети – редко имеет доброе продолжение.
Фото: Тихонова Пелагия/АГН «Москва»Семья как ловушка
Идеал современной семьи чаще всего чересчур обращён на себя. В общем, это понятно: люди создают семью, чтобы жить вместе, посвятить себя друг другу, любимым детям. Семейное счастье понимается как что-то автономное и самодостаточное, часто это укладывается в образ крепкого дома с высоким непроглядным забором, за которым сад, огород, колодец, детская площадка, мангал с беседкой, газовая котельная. Хорошо бы ещё тут же небольшое собственное газовое месторождение, чтоб совсем ни от кого не зависеть.
Проблема такой ограждённости от внешнего мира двойная. Семья – чересчур небольшое сообщество, чтобы там бурлила большая полноценная жизнь. Поэтому она требует полной включённости: время, мысли, эмоции надо максимально нести сюда. Человеку же, чтобы раскрыть своё призвание, нужно что-то гораздо больше, выше, шире, глубже. Но устраивать семейную жизнь не по-сектантски, не как рай за высоким забором, а так, чтобы быть и в потоке общественной, культурной, духовной жизни, – это наука наук. Мы не обладаем ею, русская традиция здесь в основном прервана.
Если у музыканта на первом месте дом и семья – он, скорее всего, не будет великим музыкантом. То же с политиком, учёным, священником. Великих много не бывает – скажете вы. А могло бы быть.
Мне, например, всё время было очень обидно за мою тёщу Мубаркхам Абдумаликовну. Имея незаурядные артистические способности, она получила направление на поступление в ГИТИС. Но её отец тяжело болел и сказал: «Дочь, я тебя не отпускаю, надо кормить семью». Она стала воспитательницей в детском саду, где её творческие способности все время рвались наружу: она проводила праздники, учила детей рисовать, играла во всяких постановках. Чудесно! Но дар её был в другом, и семья даже не искала возможностей, чтобы старшая талантливая сестра воплотила своё возможное призвание.
Итак, семья может украсть человека у самого себя, у своей судьбы. И часто крадёт.
Вторая проблема в том, что и у общества-народа-церкви семья часто стремится отнять человека со всеми его дарами: это наш, не трогать. Никто не думает, что он такой хороший не только потому, что Иванов или Петров, а потому, что вырос в русской, татарской или чеченской истории и культуре, жил на сибирской или воронежской земле. Не говоря уже о том, что человек рождается не просто в каком-то народе и культуре, но и для какого-то народа и культуры, для служения большему. Современная семья часто чихать на это хотела, не имеет чутья и благодарности к этим великим дарам, готова их только потреблять и спокойно присвоить человека, изъять его из мира.
Как-то пятнадцать лет назад в Риме до позднего вечера я раздавал нищим бутерброды вместе с одним профессором истории из общины Святого Эгидия. Мне сказали, что этот человек, один из уникальных специалистов по францисканству, дважды в неделю на улице у вокзала кормит бомжей и гастарбайтеров.
– Семья, наверное, не очень довольна, что его не видит, если человек целыми днями трудится, а по вечерам уезжает?
– Может, они и грустят немного, – ответили мне, – но никто не посмеет упрекать человека и даже посетовать, если он делает Божье дело.
Но далеко не во всех семьях у нас в России это так. А жаль. Муж, обещавший себя жене, и жена, обещавшая себя мужу, обещают свою любовь и жизнь, но не свободу. Человек, отказавшийся от свободы поступать по совести и жить по призванию, отказался и от любви, он не может уже её пообещать никому и становится рабом пусть в самой тёплой и даже родной компании. Внутренние законы семьи, вырванной из общественного контекста, часто становятся тоталитарными и авторитарными, рождая самые разные формы насилия, о котором теперь много говорят.
Важно научиться соблюдать границы семьи, хранящей свои добрые устои. Эти границы не должны быть глухим забором с колючей проволокой, но и проходным двором семья не должна быть – в ней есть свои старшие и младшие, имеющие сферы своей заботы и ответственности.
Фото: Сандурская Софья/АГН «Москва»Легко написать кучу абстрактных слов: границы, ответственности, сферы… А точнее? А сам-то ты как с этим справляешься – спросите вы. И я спрошу: а кто меня этому научил?
И тут мы приходим к самому, на мой взгляд, трудному вопросу.
Наследство
Когда мы говорим о наследстве, то почти всегда имеем в виду недвижимое и движимое имущество и накопления – что и кому мы оставляем после себя. Но самое главное наше наследство – опыт жизни – мы не всегда готовы перенять у своих родителей и предков, а они не всегда могут нам это передать. То ли потому, что не умели его подсобрать и осмыслить, то ли потому, что серьёзного наследия не обрели.
Это касается всех сторон жизни без исключения: национальной и семейной кухни, ведения семейного хозяйства, воспитания и образования детей, умения выбирать профессию, друга, жениха или невесту. Самое трудное – умение научить вере и любви. Мы живём в третьем или четвёртом поколении, где этому не учат, где каждый начинает заново. А в нашем народе опыт веры во Христа собирался тысячу лет, и много слёз, пота и крови было пролито. И опыт любви, очень связанный с этой верой и со свободой, собирался столько же. Здесь были свои взлёты и падения, обретения и потери – как в истории народа, так и в судьбе отдельной семьи, и они могут быть уроками для нас.
Являемся ли мы детьми своих родителей, а наши дети – нашими подлинными детьми, – зависит в большей, а не в меньшей степени от того, передаётся ли нам это наследие, этот добытый драгоценный опыт веры и жизни, а не только ДНК. Только он и может по-настоящему восстановить семью и народ и поможет верно распорядиться всем остальным наследством, которое без этого только барахло.
