Сегодня все только и пишут о сериале Жоры Крыжовникова «Слово пацана. Кровь на асфальте». Сериал бьёт все рейтинги по просмотрам, причём не только в России, но и на всём постсоветском пространстве, включая Украину; депутаты и представители общественности требуют его немедленно запретить; главный музыкальный трек сериала – песня на татарском языке «Пыяла» – стал хитом и вошёл во все мировые хит-парады.
Я тоже решил написать, потому что «Слово пацана» – это тоже про меня. Правда, я не жил в Казани. Я вырос в Воронеже, про уличные войны которого замечательно спел Юрий Клинских и «Сектор Газа»:
Я живу на Ваях, мне, поверь, не ведом страх,
Но от этой страшной мысли происходит стук в зубах
На Чижовке ты живёшь, и к тебе не пройдёшь
Так чижовские замесят, что до дома не дойдёшь!
Впрочем, чижовские – жители окраинного района, застроенного в основном частными домами, были далеко не самой главной проблемой – хотя, действительно, соваться туда не рекомендовалось никому. Чижовские были страшны тем, что собирали большие группировки и приходили на концерты рок-групп – бить «аквариумистов», в число которых они записывали не только поклонников творчества Гребенщикова, но и вообще всех неформалов. Именно чижовские и запустили большую войну «гопников» и «аквариумистов», которая прославила Воронеж в конце 80-х не хуже уличных войн в Казани.
Хуже всего было то, что центр Воронежа был поделен между враждующими и непримиримыми подростковыми бандами. Я, например, жил на «Чугунке» – в кварталах хрущёвских пятиэтажек, построенных на месте старинного Вознесенского кладбища, которое в народе прозвали Чугуновским. С нами враждовали все соседние районы – «Чайник» (то есть улица Чайковского), «Пьяные дворы» (квартал рядом с ликёроводочным заводом, где практически в каждом подъезде можно было купить водку, вынесенную с завода в резиновых грелках), «Вокзал», «Пентагон» и «Плешка». Поэтому поход в кино или магазин был настоящим испытанием. У входа обязательно поджидал наглый малолетний шкет:
– Ты с какого раёна? Кого знаешь?
Нужно было быстро назвать имена наиболее авторитетных пацанов, и от этого зависело дальнейшее развитие событий. Иногда шкет мог, услышав знакомые имена, развернуться и уйти, но чаще всего за вопросами шла сценка любительского театра миниатюр «Помогите, меня взрослый мальчик обидел!», после которой из ближайшей подворотни выбегала компания «старших братьев» с арматурой.
Именно из того детского опыта у меня появилась привычка прятать деньги в ботинок – на случай ограбления, оставляя в бумажнике лишь мелочь, чтобы не жалко было отдать грабителю.
И хотя ни в каких группировках я не состоял (напротив, я был отличником в учёбе, командиром нашего пионерского отряда, членом совета дружины), но остаться в стороне от уличной жизни было невозможно. Тем более когда классная руководительница – точь в точь как в сериале «Слово пацана» – назначила меня шефствовать над Зиной, предводителем пацанов «Чугунки», малолетним садистом и психопатом, которого боялись даже учителя. Говорили, что он похитил кошку у чем-то ему досадившей учительницы английского, а потом ночью повесил несчастное животное на дереве как раз напротив окна её спальни.
Каждый день подручные Зины обходили школу и собирали дань с младших классов – по 20 копеек с носа. Я тоже платил.
И вот этого маньяка мне предложили подтянуть по математике и русскому языку.
И только побывав дома у Зины, я многое понял.
Зина жил с матерью и отчимом в двухэтажном бараке-общежитии, где стояла такая вонь от вечно текущей канализации в подвале и несметного числа гниющих куч мусора, что меня едва не стошнило при входе.
Вернее, Зина здесь не жил, а только был прописан. Его отчим, типичный советский алкоголик в майке и вытянутых трениках, однажды избил и выгнал на улицу его вместе с матерью, и с тех пор Зина ночевал в старом гараже возле общаги, который принадлежал его старшему брату, который находился в местах не столь отдалённых за убийство собутыльника. В гараже находилась и штаб-квартира группировки: здесь пацаны нюхали клей «Момент» (токсикомания тогда был распространена куда больше наркомании), пили купленную в «Пьяных дворах» водку и начинали торопливую половую жизнь на грязных матрасах.
Именно в этом гараже я и понял, что мальчику из обычной семьи никогда не стать членом банды – просто потому, что все группировщики знали друг друга с раннего детства, они вместе выросли в самой ужасающей нищете и ненависти ко всем остальным – к богатым. Эти ребята ненавидели нас так, что каждый вечер шли избивать нас, но вовсе не из-за денег, как мне думалось прежде.
И не существовало никакого испытания или экзаменов, чтобы стать своим для этих пацанов. Зина мне чётко объяснил: есть пацаны и есть «скорлупа» (или «корм») – те, кто обязаны пацанам платить дань. И между ними нет и не может быть ничего общего. Потому что если весь «корм» решит стать пацанами, то кто будет кормить пацанов?
Поэтому, увидев первую серию «Слова пацана», мне хотелось кричать в голос:
– Не было этого! Не было! Не надо врать!
Зачем представлять уличные банды как аналог пионерской и комсомольской организации, вместе взятых?! Что за романтизация преступности?!
* * *
После второй серии мне стало казаться, что к этому сериалу нельзя относиться всерьёз: ну просто Андрей Першин, больше известный народу под псевдонимом Жора Крыжовников, – автор народной комедии «Горько!», стилизованной под любительское домашнее видео (а также «Горько-2» и «Самый лучший день»), снял стёбную комедию, где прошёлся по всем знаковым фильмам последних лет.
Вот вам роман главного хулигана и нежной скрипачки из музыкальной школы – практически цитата из «Бригады».
Вот вам харизматичный старший брат, вернувшийся с войны в Афгане – совсем как герой Юры Борисова из сериала «Мир! Дружба! Жвачка!»
Вот сексапильная женщина-милиционер, возлюбленная юного бандита – как пародия на собирательный образ красавиц в погонах, которые действительно мало чем отличаются друг от друга.
Но уже к середине сюжет так круто сворачивает на тему насилия, что от стёба не остаётся и следа.
В самом деле, какая там героизация подростковой преступности, о которой так пекутся депутаты?!
Это когда один из героев фильма произносит иезуитскую формулу: «Слово пацана – только для пацанов», позволяющую без зазрения совести грабить и обманывать своих жертв.
Это когда показывают историю бабушки, которая привычно несёт внуку в больницу бульон – чай, уже не в первый раз, но её внук оказывается не в палате, а в морге.
Или это сюжет про маму главного героя, которая проиграла напёрсточникам все деньги и даже шапку – и попала в психбольницу, когда узнала, что шапка, которую ей взамен подарил сын, была сорвана с учительницы его же школы.
Или это история изнасилованной бандитами школьницы, которая становится отверженной не только в школе, но и в собственной семье, потому что это западло – ходить с такой «опозоренной» девочкой не по бандитским понятиям.
Или это неожиданные стоп-кадры с флеш-форвардом о судьбе дворовых пацанов: этого застрелили в криминальной разборке, а этот скончался в тюрьме от туберкулёза. Обычно такие флеш-форварды о дальнейшей судьбе героев делают в конце фильма, но не в середине. Но ты понимаешь, что именно здесь для большинства пацанов и был тот самый рубикон: остаться человеком или пойти в мир криминала – по накатанной колее, с которой уже невозможно вырваться, даже если очень сильно захочешь. Всё, пацаны, для вас кино уже закончилось.
Ну, если это романтизация, то тогда и фильм Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм» – это, получается, героизация нацистов?
* * *
На самом деле я прекрасно понимаю тех, кто требует запретить этот сериал. И дело здесь не в романтизации криминала и не в заботе о нежной психике подростков вообще. Потому что тот же Зина вообще не видел никаких боевиков и криминальных фильмов: в те годы все школьники поголовно воспитывались на таких прекрасных фильмах, как «Приключения Электроника» и «Неуловимые мстители», что не помешало ему сколотить банду настоящих отморозков.
Современные подростки – вообще не целевая аудитория «Слова пацана».
Нет, Жора Крыжовников обращается к той выросшей на улицах «скорлупе», которая уже давно забыла себя, а теперь, глядя на собственных детей, с ужасом (как герой Сергея Бурунова, играющего отца двух главных героев фильма) спрашивает себя: «Что я сделал не так?!».
И сериал даёт ответ – со всей прямотой и беспощадностью, от которой хочется закрыться и никогда не слышать и не видеть. А ещё лучше – чтобы кто-то другой (государственные органы, к примеру) закрыл бы нас и от этого вопроса. И от этого ответа.
У нас два главных героя: хулиган Марат, младший брат «афганца» Вовы Адидаса, ставшего лидером дворовой банды «Универсам», и его друг – 14-летний Андрей по кличке «Пальто». Подросток из интеллигентной семьи и отличник, который погружается в пацанскую уличную жизнь.
Они абсолютно разные люди, но их объединяет одно обстоятельство: оба героя выросли без отца.
Куда исчез отец Андрея, оставив жену с двумя детьми на руках, зрители могут только догадываться.
У Марата формально отец есть, но он всё время где-то занят, всё время отсутствует, зарабатывая деньги для семьи. И предоставленные сами себе Вова Адидас и Марат идут в уличную банду, где им всегда рады, где их ценят такими, какие они есть, где отца им заменяют старшие – криминальные авторитеты, использующие доверчивых детей как подручных. Воспитывающие смену, так сказать.
В безотцовщине выросли и все остальные герои сериала. К примеру, девочка Айгуль, вместо твёрдой руки отца увидевшая только его спину.
Молодые члены группировки, привыкшие обманывать мам и бабушек.
Андрей Першин очень чётко уловил главный нерв 80-х – последствия глобальной антропологической советской катастрофы в стране, которая гордилась борьбой с беспризорщиной, но обрекла целые поколения на безотцовщину.
И для советской власти не было ничего страшнее, чем признание роли отца в воспитании детей. Потому что тогда советская семья переставала быть бесправной «ячейкой советского общества» и возвращала себе ту историческую роль благословенного Богом союза любящих людей, решивших жить вместе и ради духовной, душевной и телесной поддержки друг друга, и ради рождения и воспитания детей, и ради возделывания и преображения созданного Богом мира.
Две тысячи лет назад апостол Павел писал коринфским братьям, что «всякому мужу глава – Христос, жене глава – муж» (1 Кор. 11:3), уподобляя христианскую семью церкви. Сейчас мужчины даже и не догадываются, что только так и нужно строить семейные отношения.
Конечно, «Слово пацана» пугает – тем, как, оказывается, легко можно потерять ребёнка. Но этот же сериал даёт и ответ: чтобы этого не произошло, нужно просто быть – каждому на своём месте в своей семье. Чтобы нести свою ответственность, свой крест.
Но именно это современному человеку невыносимо слышать. Но очень нужно.