– Прямо во время съёмок мы искали основания, чтобы полюбить ту землю, на которой живём, – говорит один из авторов фильма Татьяна Васильева. – Потому что сомнения есть даже у тех, кто любит родную историю, кто хранит её, восстанавливает из руин и при этом считает, что вокруг всё плохо. Нам нужно было преодолеть эти противоречия. Преодолевать упаднические настроения помогает вдохновение.
Именно вдохновением руководствовалась чета Войцеховских (он банкир и предприниматель, она наследница русского дворянского рода), решившая вернуться из Лондона в Россию, чтобы восстановить из руин усадьбу прапрадеда, тайного советника Качалова.
Юрий и Вера Войцеховские-Качаловы. Фото: скриншот из фильма «Я хочу жить в России… но это не точно»Вдохновением ведом и основатель фестиваля восстановления исторической среды «Том Сойер Фест» Андрей Кочетков, усилия которого оценила ЮНЕСКО как пример эффективного «мягкого обновления»: под руководством Андрея волонтёры реставрируют старинные деревянные дома в разных регионах России.
И трудно найти более вдохновенного человека, чем швейцарец Йорг Дусс – владелец фермы под Тарусой и основатель благотворительного фонда «Радуга».
– Я приехал в Россию 22 года назад и ни разу не пожалел об этом, – говорит Йорг Дусс. – Каждый раз, когда бываю в Швейцарии, всё больше радуюсь, что живу в России. Во-первых, Европа уже не та. Сегодня в Евросоюзе всё зарегламентировано больше, чем когда-то в Советском Союзе. А в России есть всё, что нужно для жизни: природа, люди, возможность заниматься сельским хозяйством. Ведь работать придётся везде – и в России, и за рубежом. И если у кого-то есть желание уехать, ему нужно очень хорошо прислушаться к себе: может, он хочет убежать от самого себя?
Йорг Дусс. Скриншот из фильма «Я хочу жить в России… но это не точно»Нужно только засучить рукава
Заведующий кафедрой Священного писания и библейских дисциплин Свято-Филаретовского православно-христианского института Глеб Ястребов не разделяет оптимизма главных героев фильма.
– Я оцениваю ситуацию в нашей стране крайне пессимистически, – говорит Глеб Ястребов. – Тотальное бесправие, ощущение своего бесправия, глубочайшая униженность в сознании народа, когда люди не чувствуют себя свободными и достойными, – вот в этом мы живём. Мне непонятна даже эта тема. Что значит, хочу я жить в России или не хочу? Я здесь живу. Мне, конечно, тоже пришлось делать выбор. В 90-х, возвращаясь из Кембриджа, где я изучал библеистику, я испытывал отчаянье. В России не было ни литературы, ни специалистов, никаких условий для моей работы, да и было понятно, что это вообще никому не нужно. Сейчас всё очень сильно изменилось, но я бы не стал сравнивать, где лучше или хуже. В Англии свои проблемы. И если кого-то сердце зовёт туда – пожалуйста! Не обязательно человек должен жить в России. Но преодолевать недостатки и пороки помогает любовь и, может быть, жертва. В Россию, возможно, человека тянет, потому что здесь родина, дом, твои корни, твои близкие. Это твоя любовь.
Потомок князей Мещёрских Сергей Самыгин сознательно приехал из Бельгии в Россию 30 лет назад. Его предки эмигрировали во время Гражданской войны и всю жизнь мечтали вернуться, убеждали детей, что нужно жить на родине.
– В эмиграции мы стали терять русский язык, а ведь это спасение для русского человека за рубежом, – говорит Сергей Самыгин. – Тогда мой отец придумал, что за каждое сказанное дома иностранное слово нужно выпить ложку рыбьего жира. Попробуйте один раз это сделать! С друзьями мы общались по-французски, а когда нам исполнилось по 17–18 лет, стали всё больше говорить по-русски. Нам говорили родители: сейчас мы не можем вернуться в Россию, но когда она освободится, вы должны ехать туда. Около 100 человек бельгийской русской диаспоры восприняли этот завет и приехали жить в Россию. Я создал здесь семью, со временем открыл свою фирму. Я веду собственный бизнес уже 20 лет и не боюсь ни чиновников, ни мафии, которой любят пугать. Если что – говорю, что в любой момент закрою фирму и уеду в Бельгию. Шучу, конечно. Я хочу жить в России. Единственное, что здесь нужно, – засучить рукава и захотеть работать. Всегда будет результат.
Потомок князей Мещёрских Сергей СамыгинУ нас только что появилась свобода перемещения
В фильме «Я хочу жить в России… но это не точно» приведены данные американского института общественного мнения Gallup: в 2018 году каждый пятый россиянин при возможности был готов навсегда уехать из России. В 2017 году, по статистике того же Gallup, из нашей страны эмигрировали 377 тысяч граждан. Заведующий кафедрой демографии Института демографии ВШЭ кандидат экономических наук Михаил Денисенко предлагает трезво оценивать эти цифры.
– Тот же Gallup говорит, что из своей страны собирается уехать и каждый пятый американец, – говорит Михаил Денисенко. – Каждый третий поляк собирается уехать из Польши. Это значит, что мы становимся нормальной страной, у нас появилась возможность куда-то уехать. Ведь свобода перемещения в России стала реализовываться только сейчас. До революции простой человек выехать за рубеж просто не мог. И потом всякий отъезд из страны превращался в бегство. Революция, гражданская война, вторая мировая порождали беженцев. В 90-е годы я тоже не рассматриваю перемещения как свободные, это тоже было бегство. И только сейчас мы вливаемся в мировое сообщество в плане взаимоотношений с другими людьми, переезда в другие места.
Институт демографии ВШЭ проводил исследование среди студентов российских вузов. У них спрашивали: что вы делаете для отъезда из России – учите ли иностранный язык, готовитесь ли. Выяснилось, что действительно собираются куда-то уезжать максимум 4 % студентов. Понятно, что не все из них уедут.
В данных Росстата о 377 тысячах уехавших в 2017 году заложены и те, кто уехал в Таджикистан, Узбекистан, Армению, Киргизию. То есть те люди, которые когда-то приехали в Россию из этих стран.
Михаил Денисенко указывает, что в мире сегодня живёт примерно 8,5 миллиона выходцев из Советского Союза. Они выехали из страны за последние 30 лет. Из этого числа примерно 3 млн – выходцы из России. Из них около 1 млн немцев и членов их семей, около 1 млн евреев и членов их семей, оставшийся 1 млн разделили между собой остальные национальности: русские, татары, украинцы и другие.
В США учится около 5–7 тысяч студентов из России, при этом студентов из Индии – 10 тысяч, из Японии – 100 тысяч, из Германии – порядка 20 тысяч.
– Эмиграция бывает разной, – говорит Михаил Денисенко. – Часто она связана с получением профессионального опыта. Например, для моего отца мы искали врача в Германии, но нашли его в России. Этот доктор уехал в Израиль, заново получил медицинское образование, прошёл все стадии обучения и стал одним из лучших врачей мира. Люди могут уезжать на время, приобретать профессию, потом могут вернуться, а могут не возвращаться, и это нормально – это их выбор. Я и сам в 90-х жил в Соединённых Штатах, потом в Италии, у меня была очень хорошая позиция, я прошёл конкурс и работал в Организации Объединённых наций. Как профессионал я мог бы реализоваться в США, но жена настояла на нашем возвращении в Россию.
Кандидат экономических наук Михаил ДенисенкоМихаил Денисенко сумел найти себе применение и на родине. Более того, он считает, что в России у демографов есть профессиональное преимущество: идеологически они более свободны, чем их коллеги в США. По его словам, в России нет давления в плане результатов прогнозов, есть возможность для творчества.
– Герои фильма «Я хочу жить в России… но это не точно» по-разному говорят о родине в зависимости от своего возраста, – отмечает Михаил Денисенко. – С возрастом понятие отечества меняется у всех. Мне кажется, сейчас понятие «родина» связывается с конкретными вещами. Если в период Советского Союза я понимал под этим словом пространство от Калининграда до Владивостока, то сейчас для меня родина – это конкретное село, где родился мой отец. Это очень любимое место, там находится наша дача. Я считаю, что ничего красивей, чем приокские долины, в мире просто нет.
Я не просто так здесь сижу
Эмигрантская литература ХХ века наполнена тоской по родине. Все, кто в то время отважился вернуться в советскую Россию, в той или иной мере потеряли свободу. Но многие были готовы к этой жертве, лишь бы оказаться дома. Певец Александр Вертинский писал в воспоминаниях: «Все двадцать пять лет эмиграции мне снился один и тот же сон. Мне снилось, что я наконец возвращаюсь домой и укладываюсь спать на... старый мамин сундук, покрытый грубым деревенским ковром. Неизъяснимое блаженство охватывало меня! Наконец я дома! Вот что всегда значила для меня Родина. Лучше сундук дома, чем пуховая постель на чужбине».
Кстати, наследники Вертинского до сих пор хранят старый фамильный сундук, привезённый певцом из Шанхая.
– Если я живу в России, я не просто здесь сижу, – говорит один из основателей «Самарской вальдорфской школы», консультант по личностному и организационному развитию Сергей Ивашкин. – Если ты здесь живёшь, сделай так, чтобы это любить, и тебе будет что любить. Вот нам с женой не нравились самарские школы, и 27 лет назад мы открыли свою школу, и мы её любим, и дети, которые в ней учатся, тоже её любят. Мы говорим детям: мы сделали кусочек, теперь следующий шаг ваш. Мы в России живём сердцем, любовью. В Европе живут по закону, а мы – по совести. Когда говорит совесть, закон отходит назад. Но нужно соединять сердце с головой, со своим интеллектуальным потенциалом, чтобы это сердце было не только чувствующим, но и понимающим. Нужно строить вокруг себя то, что мы будем любить, и в конце концов это разрастётся до мирового масштаба.
Сергей Ивашкин. Фото: скриншот из соц. сетей