О деградации образования и современных учениках

Известный социолог Сергей Белановский выложил серию своих интервью с учителями. Они ярко свидетельствуют: деградация образования есть. Но выводов из неё никто не делает – уверен Алексей Любжин

Фото: пресс-служба мэра и правительства Москвы/Агентство «Москва»

Фото: пресс-служба мэра и правительства Москвы/Агентство «Москва»

Иногда имеет смысл возвращаться к актуальной повестке, хотя бы и с точки зрения общих вопросов. Меня, в частности, очень интересует вопрос: можно ли говорить о деградации т. н. «среднего» образования в РФ? Мне неоднократно доводилось высказываться, что современное школьное образование РФ лучше советского, что вызывало недоумение и злобу. Логика моя заключается в следующем: я не отрицаю и даже считаю вполне закономерным проседание массового сегмента, но то, что на смену очень плохому массовому советскому образованию приходит очень-очень плохое массовое образование РФ, мне кажется не столь уж важным, а увеличение числа продвинутых школ, дающих образование, которое условно можно назвать средним, напротив, представляется мне чрезвычайно важным явлением. Что же до основного массива, то его деградация и постепенное ускорение этой деградации соответствуют моей рабочей модели, и мне, естественно, проще и приятнее, когда реальность подтверждает её работоспособность и не приходится эту модель перестраивать. Модель же заключается в том, что советская школа обладала колоссальной инерцией, способной если и не гасить происходящие в ней процессы, то какое-то время делать их незаметными. Она предназначена для своего социального контекста и вне его неработоспособна, потому она неизбежно должна была разрушаться. Моя версия заключается в том, что это разрушение происходит по экспоненте, и сейчас мы вышли на тот участок функции, когда разрушение становится заметным невооруженным глазом. Почему этот процесс нельзя остановить и почему РФ не способна выстроить нормальную систему среднего образования (точнее, образования для возраста от 10 до 17 лет), я писал неоднократно и сейчас останавливаться на этом не буду.

В своё время я работал экспертом конкурса школьной прессы и видел детские издания от Кенигсберга до Петропавловска и от Мурманска до Екатеринодара. Но такого инструмента для наблюдения у меня сейчас нет. Это и в принципе методологически трудная проблема. В частности, ни о какой деградации никогда не будут говорить официальные министерские отчёты. Лично доступный мне участок наблюдения говорит: деградация есть, и сейчас она значительна. Но я должен – в том числе и для себя самого и прежде всего для себя самого – обосновать право на экстраполяцию своих наблюдений. И, кажется, теперь я могу сказать, что располагаю дополнительным аргументом в своей копилке.

Сравнительно недавно известный социолог Сергей Александрович Белановский выложил интервью с учителями. Это довольно большой текст, значительная его часть очевидна и не представляет сейчас для меня интереса (прежде всего – о положении учителя; то, что я прочёл, дает повод обратиться к Богу с благодарственной молитвой за то, что я больше не школьный учитель). Из пяти интервью мы возьмём сведения только по двум аспектам: 1) деградирует ли образование и 2) что из себя представляют современные ученики.

1. Деградирует ли образование?

Сначала – цитаты.

1. Опытный учитель истории. «Вопрос. Я внимательно изучил сайт профсоюза “Учитель”. Там есть такой документ, Декларация 6 съезда профсоюза. Он начинается со слов: “Осознавая постепенную деградацию системы образования…”. Если спросить Ваше личное мнение, Вы подтверждаете эту деградацию? – Ответ. Да, конечно, подтверждаю своими долгими наблюдениями. Как учитель и как человек, который воспитывался в семье учителей. – Вопрос. В чём выражается эта деградация и почему она происходит? – Ответ. Выражается она в первую очередь в падении качества образования. Это можно невооружённым глазом видеть. В целом это выражается в том числе в падении… Даже не в падении, а в дезориентации в воспитательном процессе. То есть непонятно, на каких принципах происходит воспитание подрастающего поколения.

Фото: Максим Мишин/пресс-служба мэра и правительства Москвы/Агентство «Москва»
Фото: Максим Мишин/пресс-служба мэра и правительства Москвы/Агентство «Москва»

Выражается в том числе в том, что в двухтысячные годы образование очень быстро коммерциализировалось. Даже в 90-е годы я этого не замечал. А вот в двухтысячные годы это активно происходило. Коммерциализация приводит к тому, что образование превращается, уже превратилось, в услугу. Образование, по моему мнению, – это всё-таки нечто большее, чем услуга.

Здесь я должен системно сказать, в чём выражается деградация. Это большое явление. Образование – это социальный институт. В нём много составляющих. Процессы происходят в каждой частичке этого института. Они затронули каждую его часть. Деградировал, наверное, каждый элемент образования. Практически везде произошло ухудшение». (Дальше идут примеры некомпетентных выпускников.)

2. Молодой учитель истории. «Да, конечно, я работаю в системе образования, я молодой педагог, уже больше трёх лет – четвёртый год, получается. И я воочию наблюдаю эту самую деградацию, о которой Вы сказали.

Я бы сделал несколько акцентов. Во-первых, это, конечно, бесконечное увеличение потока требуемой отчётной документации, всякой-разной. Второй момент – это бесконечный поток навязанных сверху конкурсов, разных мероприятий, отчётных митингов, проводимых для галочки, и всего прочего. Деградация происходит в том смысле, что учителям нужно просто учить. Учителей отрывают от непосредственных обязанностей по обучению, воспитанию, и они вынуждены направлять свои силы на что-то другое.

Дальше, учебные программы. Я вспоминаю учебники, по которым я учился. Отличные были учебники по истории. Ученик, читая учебник, должен опираться на него как на опорную книгу, где содержатся основные факты, и уметь видеть причинно-следственные связи.

Качество учебных пособий постоянно снижается, уменьшается количество полезной информации»… «Это отход от цели создания гармонично развитой личности, которую очень долго лелеяла педагогическая наука. Сегодня происходит коренной поворот в этом вопросе. – Вопрос. Но быть востребованным на рынке труда тоже важно? – Ответ. Безусловно, важно, но на основе широкой базы знаний. Сейчас школа ориентируется на узкую подготовку. Говорят, что в результате выходят недоучки. Я отчасти с этим согласен.

Факт, что у учеников сужается база знаний. Они выходят на рынок труда, начинают получать либо высшее образование, либо профилироваться, но у них очень узкий кругозор. То есть они прямо утыкаются в рамки своей профессии и не могут в смежных областях ничего сказать. Или начинают разным мифам поддаваться». Дальше этот педагог, как и его предшественник, говорит о коммерциализации образования.

3. Молодая учительница физики и математики. «Вопрос. Я много раз встречал мнение, что уровень школьной подготовки снижается. Ваше мнение по этому поводу какое? – Ответ. Да, я соглашусь, это безусловно так. Я работаю в школе на протяжении нескольких лет, и с каждым годом тенденция становится всё хуже и хуже… Вы спрашивали про качество образования, про то, что идёт ли тотальное снижение. С той программой, которую они создали, я считаю, что это снижение будет происходить и дальше». «То, что придумывают чиновники, должно как-то улучшить положение в образовании, но оно не улучшается. То есть уровень знаний у детей не повышается, а мне кажется, только – наоборот – снижается. Вот что бы ни делали наши чиновники…» Основные предметы рассуждения – нестабильность и перенасыщенность программ, дезориентирующие учителей, и плохое качество педагогического образования.

4. Молодой учитель географии. «Вопрос. Ваша школа даёт хорошее образование? – Ответ. Я бы на троечку оценил». Впрочем, оценка не привязана к динамике, и о деградации как таковой речи нет.

5. Опытный преподаватель автомеханического техникума. «Это показатель уровня подготовки тех лет. – Вопрос. Почему сейчас не так? – Ответ. Сейчас приходят крайне неподготовленные кадры после девятого класса. Каждый год, из года в год, первого сентября я провожу простой тест. Один из моих предметов – черчение. Я беру фигурку, куб пластиковый и задаю детям простой вопрос: назовите мне, чему равен объём куба. В моём понимании проще вопроса не существует. Так вот, из 25 человек на этот вопрос отвечают максимум трое. Задаю следующий вопрос, более простой: чему равна площадь стороны куба? Здесь, наверное, человек уже 5–7 ответят, то есть уже побольше, площадь, знают, что такое. Ну и последний вопрос – периметр. Там где-то приближается к половине. Это уровень подготовки после школы».

Итак, из пяти четверо прямо говорят о деградации образования, а один – интервью с ним, кажется, самое короткое – просто констатирует «троечный» уровень современного образования. Итак, мы можем на основании учительских наблюдений заключить, что с высокой вероятностью эта деградация – факт, а не наша выдумка, возникшая в результате применения предвзятой модели.

А вот рассуждения о том, кто виноват и что делать, не столь интересны. Ни опыт, ни воображение педагогов не выходят за рамки советской школьной модели. Потому у одного раньше была система, а теперь её нет, а другой считает, что проблему решит некоторая корректировка программ.

2. Что собой представляют современные ученики

Фото: Любимов Андрей/Агентство «Москва»
Фото: Любимов Андрей/Агентство «Москва»

Тоже начнём с цитат.

1. «Вопрос. Много ли учеников, которые не хотят учиться? Не делают домашние задания, не слушают на уроках, почти ничего не усваивают? – Ответ. Очень много. Я думаю, половина или даже больше, чем половина. Это те, кто вообще не учится, дома вообще ничего не делают и ничем не заняты. Ещё 40 процентов – это те, кто делает хоть что-то. Хотя бы учебники в школу приносят, минимальную работу выполняют.

А серьёзно относятся к учёбе около 10%. Не больше. Но всё-таки можно говорить, что 10% учатся серьёзно. На них можно опереться. Хотя мне кажется, что их число сокращается.

Есть ученики, которые хотят получить хорошее образование и самостоятельно сделать карьеру. Это те самые 10%. А есть те, кто считает, что папа и мама устроят их куда-то учиться, они окончат школу, окончат платные вузы, родители устроят их на работу, поэтому зачем напрягаться». «Школьное образование постепенно начинает у людей ассоциироваться не с качеством, а лишь с корочкой об аттестате. Школа становится местом, где дети проводят время, чтобы в конце получить корочку».

2. «У ребят утилитарный подход к образованию. Спрашивают: а зачем нам это нужно? Как нам это поможет в жизни? Например, зачем нужна высшая математика, или история, или обществознание, правоведение. Зачем вообще нам это нужно? Как это сделает нашу жизнь лучше?.. Я бы не сказал, что дети не тянутся к знаниям. Но они видят, что у нас есть примеры очень известных людей, которые не блещут образованностью. Поэтому они считают, что в мы в школу ходим, отбываем повинность, потому что мама заставляет.

Я назову одну страшную цифру. В классах, в которых я веду, активных заинтересованных учеников процентов 30. Все остальные пассивные, которые на уроках хоть что-то пишут. – Вопрос. Но 30 процентов – это же много? – Ответ. Ну, может быть. Но мне страшно, прочие 70% просто посещают школу – и всё. – Вопрос. Эти 70% совсем не учатся? – Ответ. По-разному. В каждом классе есть, как правило, группа 4–5 человек, которые вообще не учатся. Абсолютно».

3. «Проблема в том, что у детей действительно нет мотивации, её просто нет. Если раньше, на мой взгляд, её отсутствие появлялось у более взрослых школьников, которые успели на протяжении скольких-то лет проучиться в школе, может быть, в чём-то разочаровались, в каких-то предметах, то сейчас мотивация учиться у детей пропадает буквально в первом классе. Они уже в первом классе ходят такие недовольные, они уже ничего не хотят, не знают, зачем это надо.

И, конечно, когда они приходят в среднюю и старшую школу, они просто не хотят учиться, и они не учатся. Причём я бы даже сказала, не просто большинство, а ВСЕ дети, подростки рассуждают так, что, если мне это не надо в жизни, я не хочу быть физиком-математиком, я это и не буду учить. Вот это просто поголовная проблема. А потом, когда наступает 9, 10, 11-й класс, то есть когда они начинают готовиться либо к ОГЭ, либо к ЕГЭ, то вот эта тенденция, что если я не сдаю ваш предмет и поэтому учить я его не буду, – это самое распространённое явление.

Наверное, 90%, даже больше чем 90% детей так рассуждают. И, с одной стороны, они как бы, получается, правы. А с учётом того, что у нас ввели профильное образование, где акцент в 10–11 классе делается только на изучение каких-то конкретных предметов, а на другие предметы отводится либо меньше времени, либо какие-то предметы могут вообще не изучаться… То есть раньше дети изучали все предметы, это было обязательно, а теперь такая идеология, что вот это хочу изучать, а вот это не хочу.

Но это ещё полбеды. Главная причина того, что дети не учатся и у них нет абсолютно никакой мотивации, я думаю, заключается в том, что учителям запрещено ставить двойки». 

«Главная причина, как мне кажется, состоит в том, что в большинстве своём дети имеют возможность списывать. И списывают они с помощью интернета, то есть сейчас практически на все задачники есть ответы в интернете. И если даже что-то новое на образовательном рынке появляется, очень быстро какие-то люди это всё решают и выкладывают в интернет. И дети отказываются думать своей головой.

Поэтому, что бы мы ни вводили в учебные программы, новые учебники, чтобы мы ни пытались делать, пока будет возможность списывать – они не будут учиться. И даже те ребята, которые учатся хорошо, если могут где-то списать, поверьте, они списывают. Они сами головой не думают, начинают думать только тогда, когда им негде списать. Мы довели нашу систему до того, что дети просто не хотят лишний раз думать».

4. «Вопрос. Что вы можете сказать про учеников? Есть такое мнение, что дети не хотят учиться? – Ответ. В основном не хотят, да. Тут от родителей многое зависит. В каждом классе есть несколько человек, чьим родителям явно пофиг. И мы сделать ничего не можем, если родителям пофигу на детей. Ну, само собой, они треплют нервы всем. Болтают на уроках, в телефонах сидят. На них постоянно приходится отвлекаться. – Вопрос. Это несколько человек – значит, меньшинство? – Ответ. В разных классах по-разному. Обычно от двух до шести в классе».

5. «Вопрос. Когда я беседовал со школьными учителями, возникал вопрос о мотивации к учёбе. Грубо говоря, не все хотят учиться. У вас с этим как? – Ответ. Если берём группу 25 человек, то ребят, которые пришли целенаправленно, чтобы получить знания, максимум 3 человека. – Вопрос. А что остальные? – Ответ. Остальные просто хотят отсидеться, кого-то родители заставили, кто-то от безысходности, потому что альтернативы нет, потому что если куда-то идти, всё упирается в деньги. – У нас основная масса – это дети, как бы не обидеть, из простых работяг с небольшим достатком. – Вопрос. Значит, три человека мотивированы, остальные не очень. Как они учатся? – Ответ. Заставляем учиться. Организуем обучение в субботы. Не все родители с этим согласны».

Фото: Зыков Кирилл/Агентство «Москва»
Фото: Зыков Кирилл/Агентство «Москва»

Итак, оценки – на глаз – приводятся разные, но (за исключением одного ответа) все согласны в том, что не желающих учиться детей больше, чем желающих. Это, на мой взгляд, вещь вполне естественная. Есть мифический русский народ, который тянется к знаниям, а царь с помещиками и капиталистами не пускает, и есть вполне конкретные, объективно-реальные и данные нам в ощущениях дети, которые несомненно составляют часть русского народа и относятся к учёбе… понятно как. Это не только русская, впрочем, проблема: пропасть пролегает между нациями, где серьёзными бескорыстными интеллектуальными интересами обладают, скажем, пять процентов населения, и теми, где таких только два процента. Интересно другое: всем прекрасно понятно, что не желающий учиться – и особенно агрессивно не желающий учиться – вещь не безобидная. Я не буду подробно развивать эту тему, поскольку влияние их на остальных очевидно. И тут, казалось бы, тезис «разные программы – для разных детей» напрашивается сам собой. Может быть, подобрав более интересную или хотя бы посильную программу, мы бы кое-что выиграли. Но нет, именно эта идея встречается с самым сильным отторжением. Приведём в качестве примера взгляды первого преподавателя (они развёрнуты наиболее подробно). И я заранее прошу прощения у читателя за длинную цитату.

«Вопрос. Давайте теперь другой вопрос, я опять про Ваше интервью. Вы сказали, что 50% учеников вообще не учатся, где-то 40% учатся шаляй-валяй, и есть 10% мотивированных учеников. Я опять выступаю с позиций чиновника и прошу прощения за цинизм. Если 50% учеников вообще не учатся, может быть, их вообще не стоит в школе держать? Я уточню свой вопрос. Где-то до 5 класса понятно, зачем нужна школа. И школа со своей функцией справляется. Кто-то лучше учится, кто-то хуже, но читать, писать и считать обучаются все. Но возьмём старшие классы. Вы говорите, что 50% не учатся, а на экзаменах списывают. Может быть, не надо их в школе держать? – Ответ. Нет, учить надо обязательно. Раньше человек после 5 класса, лет в 12, становился полноценным работником. Это было плохо, против этого боролись. Но так было. А сейчас в 12 лет человек полноценным работником быть не может. Кроме учебы школа воспитывает, понимаете? Дети находятся в школе до совершеннолетия. Фактически школа берёт на себя заботу об их воспитании. Общество стало гораздо более сложно устроено, нежели в XIX веке. – Вопрос. Но Вы сами говорили: кто не хотел, тот не учился. После 9 класса всё равно сдаст экзамен. Ну и какой смысл? – Ответ. Смысл в том, что в это время всё равно идёт процесс воспитания, социализации. И, как ни говори, ученик всё равно учится. Допустим, он самостоятельно не прикладывает к этому каких-то серьёзных усилий. Но в любом случае, находясь в образовательном учреждении, под воздействием учителя, ученик продолжает учиться. Если он просто посещает уроки, он всё равно учится. Говоря о 50%, я имел в виду, что ученик не прилагает никаких усилий, не делает домашние задания. Но он сидит в классе и какую-то информацию усваивает, выполняет лабораторные работы, практические задания и так далее. Я имел в виду, что он лично не прилагает усилий, не занимается самообразованием. Поэтому Вы немного неправильно поняли мои слова. Дескать, в школе ничего не делает, штаны протирает. Но он всё-таки ходит. Он воспитывается, специализируется и обучается».

Здесь хорошо видно, с одной стороны, насколько беспомощна аргументация, я бы даже сказал, стеснительно беспомощна, и насколько человек в силу своих убеждений перечёркивает собственные наблюдения и выводы. Впрочем, поскольку он сам характеризует себя как человека марксистских взглядов, удивляться этому не приходится.

3. Сатира и мораль – смысл этого всего

Сделаем из прочитанного четыре вывода.

1. Деградация среднего образования РФ – объективный процесс, а не предвзятый вывод из неадекватной модели.

2. В рамках существующей образовательной системы, а может быть, и без этой оговорки, содержание среднего образования отторгается большей частью учащейся молодёжи.

3. Педагогическая корпорация, в полной мере осознавая тяжесть ситуации, не обладает пониманием действующих механизмов, создающих её.

4. И, следовательно, если бы даже откуда-нибудь появилась здравая система взглядов об устройстве школы РФ для соответствующего возраста, она, скорее всего, не может явиться из педагогической среды, не будет ею принята и не найдёт для себя достаточно заинтересованных исполнителей. А потому наблюдателю можно снова погрузиться в сон и быть уверенным: то, что его разбудит, может быть весьма шумным, но не будет иметь большого значения.


 

Читайте также