– Мария – это наш современный барон Мюнхгаузен. Она совершает невероятные кульбиты, её жизнь полна приключений. Пока мы ищем возможности погреть свои косточки где-то на курортах Турции, она сидит в каких-то архивах, на сайтах всевозможных библиотек и находит для нас потрясающие истории про русских людей. Маша, откуда ты такая?
– Все мы родом из прошлого, как говорится, из детства. Я такая родилась. Сколько себя помню (ну, наверное с подросткового возраста), я интересовалась определённым периодом нашей истории, а именно – последними годами жизни Российской империи. Так вышло. Эстетика, люди, события, визуальные образы – всё это было всегда мне очень близко. С тех пор в себе всё это держу, питаю и последние четыре года очень активно развиваю.
Мария Кравченко. Фото: из личного архива
– У тебя есть книга, есть блог, у тебя уже были радиоэфиры с короткими историями про удивительных русских людей, которые до сих пор можно послушать. Мы с вами часто не догадываемся на самом деле, что наши предки натворили до 1917 года и далее, будучи в эмиграции. Когда прочитаешь или послушаешь – закачаешься. Тема той России, которая сломалась на взлёте, собирает людей? Насколько она интересна массовому читателю или слушателю?
– Судя по моей аудитории (а у меня аудитория молодая, я когда смотрела срезы, это люди 25–45 лет), люди очень активно читают, смотрят, делятся. Когда вышла книга («100+ удивительных русских… о которых вы могли не знать». – прим. ред.), аудитория тоже в основном была молодая. Это интересно, потому что это не преподавали в школе, это отличается от истории, которая была в традиционных учебниках. Это интересно, потому что мы намного ближе к этим людям, чем к каким-то другим, потому что они жили во времени, технологически чем-то похожим на наше. У них уже стали появляться те вещи, которыми мы пользуемся повсеместно и повседневно. То есть на самом деле то время – конец ХIХ – начало ХХ века – нам очень близко. Это технологический прогресс, безумно интересные изобретения, это какие-то культурные события. А Серебряный век, о котором все знают, – это же настоящая революция в искусстве! Всё это при правильной подаче очень близко отзывается людям сегодня. И это ещё возможность приоткрыть для себя свою собственную историю.
– Твои истории – очень персональные, они про конкретных людей. У тебя есть там какой-то любимый персонаж?
– У меня с каждым разом как-то всё больше и больше любимых персонажей. Последний год я очень близко провела с девушками, пока писала книгу «50 историй российских девушек, изменивших мир».
Как правило, никто не знает каких-то выдающихся русских девушек, не считая пяти-шести-семи имён, а тут появилась возможность их всех собрать в одной книге. Ну, конечно, не всех – их намного больше, но тех, кто мне очень близок. И вот из них мои самые любимые (не перестаю ими восхищаться) – это Александра Толстая, собственно, дочь Льва Николаевича, это Маша Распутина, или Марфа, – дочь Григория Распутина, это Лидия Делекторская – муза Матисса. У всех очень разные судьбы. Это Александра Маринина – первая женщина-физик. Там потрясающая история про то, как женщина три года притворялась мужчиной, чтобы работать по специальности.
Очень интересные персонажи, например, родственники известных людей. Они, как правило, остаются в тени своих популярных родичей. Например, Ариадна Скрябина – дочь композитора Скрябина, которая была звездой Сопротивления и погибла у фашистов. Потрясающие совершенно есть истории и самых простых, казалось бы, людей. Вот что такое – первая женщина-физик? Она не знала, что она будет такой значимой. Получила где-то диплом на частных курсах. Но, по сути, это прорывной персонаж, пример смелости, храбрости. И таких очень много. В принципе, можно взять любую биографию и под определённым углом на неё посмотреть, найти что-то такое, что отзывается сегодня.
Книга «50 историй российских девушек, изменивших мир». Фото: Издательство БОМБОРА
– Ты сейчас за одну минуту назвала несколько имён женщин, биография каждой из которых, я уверен, может стать большим романом или сюжетом для какого-то кассового фильма. Но если спросить про русских девушек ХХ века, то чаще, наверное, вспоминают Софью Перовскую…
– Терешкову вспомнят…
– Терешкову, Зою Космодемьянскую – революционерок и советских деятелей, партизанок и так далее. Почему мы их не помнили в 90-е годы – это понятно. Нас учили помнить других. Но почему за 30 лет не произошло ренессанса, как ты думаешь?
– Я думаю, что во всём виновата поп-культура. Я всегда в этом смысле привожу в пример, как ни странно, американцев, которые из любой мало-мальски яркой истории успеха, будь то первая женщина-бизнесмен или чемпион по бейсболу без ноги и руки из какой-нибудь деревни, сделают кино. У них история победы – это когда человек на первом месте. И таких фильмов в поп-культуре американской очень много, где есть некий простой человек, прошедший какой-то путь, победивший какие-то обстоятельства, ставший героем. А у нас это, как правило, какая-то коллективная вещь. И поэтому ищут не отдельных конкретных персонажей, а скорее какой-то собирательный образ. Мне кажется, что если бы наши средства массовой информации, центральные телеканалы задались бы целью искать такие истории, рассказывать их, то это была бы совсем другая картина. Хотя, мне кажется, я сейчас немного в таком романтическом плане отвечу, частные стриминговые каналы потихонечку начинают эту задачу решать. Я на днях посмотрела совершенно шикарный сериал. Называется «Арт и факт». Это уникальная история, мне кажется, для нас, когда у тебя четыре зарисовки из жизни русских художников конца ХIХ – начала ХХ века. И снято это настолько потрясающе: там они показаны как люди. Врубель показан как человек с кучей психологических проблем, рассказана его человеческая история… Я была в диком восторге и приятно поражена. Мне кажется, не через федеральные, а через какие-то частные инициативы такие вещи будут потихонечку вылезать.
– И всё же почему наши продюсеры (ведь это всё продюсерское кино) не могут разглядеть в этом столько вдохновляющих примеров, как ты? Что нужно сделать?
– Мне кажется, надо просто какую-то насмотренность увеличивать, какие-то каналы коммуникации развивать. Зависит от задачи. Я всё-таки всё ещё уверена, что если продюсер – идейный человек, если у него есть какая-то собственная внутренняя мысль сделать что-то хорошо, он пойдёт и будет искать. Но если люди сейчас отрабатывают госзаказ и гранты, например (а понятно, что на повестке дня сейчас существуют определённые тренды), то у них не будет такой потребности. Потому что все эти герои плюс-минус спорные. Многое зависит от общего вектора, который существует сейчас, частный ли это продюсер или ещё какой-то. То, что есть какие-то одиночные всплески, круто, но пока массового движения нет.
Я ещё раз повторюсь: мне кажется, мы только в самом начале пути. И если мы говорим про общие тренды, то если мы, например, берём вектор поворота к себе, поиска себя в целом, осознания, что такое мы сегодня, то, если брать срез туризма, если брать срез каких-то волонтёрских проектов, того же блогерства, мы видим, что Россия чуть-чуть преображается, приоткрывается. И в этом смысле карантин нам всем помог стать лучше и посмотреть в глубь своей страны, начать видеть красоту там, где раньше казалось – фи. И это тоже часть тренда. Мне кажется, мы все туда немножко идём. По чуть-чуть. Может, небыстро.
– Ты вошла в состав жюри премии «Жить вместе» этого сезона, 2023 года, и ты у нас жюрила, насколько я помню, номинацию «Русская традиция»?
– Нет, «Память».