Из чего вырастает кризис отцовства

В то же самое время растёт доля неполных семей, и в их подавляющем большинстве единственным родителем является мать. С начала 90-х процент таких семей вырос вдвое – с 16 до 31 процента. Также становится больше неплательщиков алиментов и, как следствие, растёт общая сумма долга. Только за три года – с 2018-го по 2021 год – она увеличилась в полтора раза: со 100 до 156 млрд рублей. То есть пока кто-то отмечает субъективное увеличение хороших отцов, «которые не только работают», стремительно расширяется доля тех, кто даже «только работать» то ли не хочет, то ли не может.

Деградация? Если учесть, что одно из популярных объяснений феномена завязано на банальном биологизаторстве, то, несомненно, мы наблюдаем упадок. Объяснение звучит так: в природе во многих популяциях потомство даёт лишь малый процент мужских особей, а те, кто размножаются, осеменяют сразу целую стаю самок. Проблема тут, в общем, в том, что люди вроде как давно вышли из пещер, придумали философию, обрели религию, получили науки и с их помощью как-то сладили с грубой натурой, пообещав счастье продолжения в потомках не только самому сильному, ловкому, хитрому, наглому, но вообще всем при соблюдении, конечно, нехитрых правил человеческого общежития и следовании определённым моральным нормам.

Но сегодня много разговоров о том, что биология, дескать, сильнее морали, что мораль никогда толком и не работала, а только видимость создавала, маскировала проявления пороков за красивым фасадом. А раз так, то пусть человек будет лучше безнравственный, но свободный. Так честнее. И аргументы сторонники такой теории приводят. Говорят: патриархальная семья была несчастной, потому как женщина и дети целиком зависели от произвола главы семьи, мужчина мог домашних всячески третировать, но на публике слыть хорошим мужем и отцом. В советской семье тоже, объясняют, всё было далеко не радужно. Разводиться было уже можно, но всё ещё позорно, а рожать вне брака значило ещё и ущемлять себя и детей в правах (например, после Указа о матерях-одиночках от 1944 года женщина, рожающая вне брака, не могла подать заявление на установление отцовства и на алименты, а пособие от государства было унизительно низким). Вот и держались матери за любых мужей: хоть за пьющих, хоть за бьющих. Ещё и сами им какой-никакой приличный образ выделывали, чтоб перед людьми не совсем стыдно было. А теперь никто никого не выгораживает. Люди – что мужчины, что женщины – освободились и раскрепостились, явив свою истинную натуру. А натуры, как водится, разные. Одни имеют потребность заботиться о других, а другие никому ничего не должны. Спорно? Очень. Но мнение такое есть.

Но, может, дело не в деградации общества, а в каком-то общем на всех несчастье? Пока одни выводят кризис отцовства из биологии, другие объясняют его экономически. Такой, значит, немного марксистский подход. Раньше, дескать, было как: отец пашет на фабрике, мать – на хозяйстве. Фабрикант – эксплуататор и враг рода человеческого, но рабочему он платил всё же ровно столько, чтобы тот мог прокормить себя и жену с детьми (благо, дети лет с 12 – это тоже потенциальный трудовой ресурс алчного владельца заводов-пароходов). А потом прокатились по миру разные революции, восторжествовал феминизм. И держатели капиталов что? Обернули всё в свою же пользу.

Стали мужчине, прежнему добытчику, платить столько, чтоб на всю семью уже не хватало. Недостающее зарабатывала женщина. В обмен, правда, оба получили разные социальные и психологические плюшки: сокращение рабочего дня (оказалось, это тоже эффективно для бизнеса), оплачиваемые отпуска, причастность к корпоративной культуре. Уровень притязаний у людей тоже повысился. По-другому они стали смотреть и на детей. Оказалось, что им столько всего надо: сил, внимания, времени, денег! И оказалось, что даже двоим заработать на это всё нелегко. Если один вдруг заболел, потерял работу, сотворил какую-то глупость – всю семью тянет на дно.

Сам собой оформился парадокс. Получилось так, что порой залог выживания отдельных членов семьи – распад этой самой семьи. В циничных формулировках это называют избавлением от балласта. Нерадивые папаши таким балластом считают собственных детей. Отчаявшиеся и обозлённые матери в балласт записывают незадачливых отцов. В группе наибольшего риска, понятно, бедные семьи, которых, как известно, большинство. Богатые-то всё богатеют, и семья для них не статья расходов, а показатель статуса и способ слияния капитала. Богатые могут позволить себе и красивую, открыточную многодетность. А бедным не разорваться. Такое положение дел, говорят, уже заранее многих фрустрирует, оттого, дескать кризис и брака, и семьи, и отцовства. Тоже спорно? Более чем...

Но пока одни теоретизируют, спорят, возмущаются или трясутся от страха, другие создают семьи, любят друг друга, растят и воспитывают прекрасных детей. Это люди из разных социальных страт, с разным достатком, с разным мировоззрением. Но что-то же должно их объединять? Может быть, это что-то взять и начать усиленно культивировать в обществе? Может быть, это что-то можно даже прививать с рождения или вживлять в виде чипов? Но – увы.

То, что привязывает человека-родителя к своим детям, не вырабатывается ни прививками, ни чипами, ни указами, ни пособиями, ни штрафами. Речь идёт о любви, совести и ответственности. Добра этого не то чтобы в мире стало меньше, но оно как-то очень неравномерно распределилось. А случилось так потому, что кто-то людей обманул, рассказал им, что это никакое не богатство, а старый ненужный хлам. Многие поверили и отказались от любви и совести добровольно. Может, конечно, и пожалеют со временем. Как бы только не было поздно.