Что мы сегодня помним о тех страшных событиях? Немногое: взрывы домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске, телевизионные репортажи о боях со странными бородатыми исламским фанатиками, новый штурм Грозного – города, практически стёртого с лица земли.
Что ж, террористические атаки осени 1999 года действительно потрясли страну. Однако cегодня уже мало кто помнит, но за несколько месяцев до взрывов произошло событие, по-настоящему шокировавшее военных, – вторжение отрядов Басаева и Хаттаба в Дагестан.
* * *
«Маленькая и победоносная»
Конечно, в некоторых кругах российской оппозиции популярна иная теория о начале Второй чеченской войны – дескать, это была своего рода «маленькая победоносная война» для избрания Путина на пост президента, инспирированная чекистами и олигархом Борисом Березовским, который позвонил своим давним бизнес-партнёрам Басаеву и Масхадову, согласившимся за несколько миллионов долларов поработать имиджмейкерами нового обитателя Кремля. Что ж, не будем спорить – возможно, Березовский действительно звонил Масхадову и Басаеву. Но факты говорят о другом: чеченские боевики к покорению Дагестана стали готовиться ещё в 1996 году, сразу после окончания Первой чеченской войны. В частности, плацдарм для наступления был подготовлен в Кадарском ущелье – прежде всего в крупных селах Карамахи и Чабанмахи Буйнакского района, где ещё в середине 90-х появились свои ячейки ваххабитов, которые, отстранив от дел законную власть, практически официально ввели в отдельно взятом Буйнакском районе шариатское правление (местные СМИ, признавая утрату контроля над ущельем, ввели даже термин «Кадарская особая зона»). Для большего контроля Кадарской зоны «Чёрный араб» Хаттаб даже женился на Фатиме Бидаговой, дочери старейшины села Карамахи, скрепляя политический альянс с дагестанскими ваххабитами ещё и родственными связями. Этот символический акт предоставил «Чёрному арабу» большие возможности для вербовки молодых дагестанцев, а в селе Карамахи ваххабиты открыли настоящий учебный центр подготовки террористов. Сами сёла в Кадарском ущелье были превращены в крепости с эшелонированной системой обороны: были подготовлены доты, подземные ходы сообщений, бомбоубежища, склады боеприпасов, госпиталь для боевиков, ну и, конечно же, большая тюрьма для захваченных пленников.
Отдельного упоминания стоит и вооружение ваххабитов: помимо гранатомётов и крупнокалиберных пулемётов в сёлах были установлены десятки спаренных зенитных установок ЗУ-23-2 и установки авиационных ракет НУРС, купленные на складах российской армии (к сожалению, все годы чеченской «независимости» российские «бизнесмены» в погонах продолжали активно способствовать вооружению бандитских группировок).
Ваххабиты против «президента»
Вторжение в Дагестан было обусловлено и кризисом в самой Чечне, которая после Хасавюртовского мира, завершившего Первую чеченскую войну, стала медленно, но верно скатываться в войну гражданскую: ваххабиты – сторонники радикального ислама – стали делить власть со светской администрацией президента Аслана Масхадова. Сторонники ваххабизма и не скрывали своих намерений: к тому моменту они уже создали параллельные структуры власти, исламскую шуру, шариатский суд, которые готовились к тому, чтобы заменить существующую гражданскую администрацию в Грозном. Решив перехватить инициативу у ваххабитов, Масхадов в первых числах февраля 1999 года ввёл в Чечне шариатское правление, но в ответ ваххабиты объявили его «агентом Кремля» и «наймитом ФСБ». Словесная перепалка закончилась серьёзной перестрелкой в чеченском райцентре Урус-Мартан, после чего «вице-премьер» правительства Турпал Атгериев заявил об угрозе «государственного переворота», подготовленного «целой армией головорезов» на деньги саудовских покровителей. Главными врагами чеченского президента Аслана Масхадова стали такие знаменитые полевые командиры, как Шамиль Басаев, Арби Бараев и саудовский наёмник Амир ибн аль-Хаттаб по прозвищу «Чёрный араб» (настоящее имя – Самер Салех ас-Сувейлем), который в Чечне обзавелся собственной армией религиозных фанатиков.
В марте 1999 года «Ичкерию» вновь потряс конфликт ваххабитов и масхадовцев, когда выстрелом в спину в Грозном был убит один из доверенных лиц чеченского президента. Поиски убийцы привели масхадовцев к полевому командиру ваххабитов Арби Бараеву, ближайшему подручному Хаттаба, который тогда контролировал Гудермес. Но когда у Бараева потребовали выдать киллера, он развязал перестрелку в центре города с отрядом Сулима Ямадаева, будущего Героя России. В итоге ваххабиты были выбиты из Гудермеса, что дало сигнал всем остальным группировкам ваххабитов к силовому противостоянию с масхадовцами.
Нефть – кровь войны
Разжиганию гражданской войны способствовала и тяжёлая экономическая ситуация: Хасавюртовский мир лишь зафиксировал на бумаге образование бандитско-феодального «государства», в котором самыми прибыльными видами бизнеса стали работорговля и похищение людей ради выкупа. Так, известный журналист Андрей Бабицкий вспоминал: – Меня крайне раздражала шутка, которая чеченцам казалась страшно остроумной: они всё время приценивались и говорили: «За сколько тебя можно продать?». Как-то раз в Грозном я не выдержал и послал очередного шутника подальше. Он очень обиделся. Ему казалось, что, устанавливая высокую цену за мою голову, он делает мне комплимент...
Но шутки в сторону: на бывшей площади Дружбы Народов в самом центре бывшего Грозного (в годы «независимости» столица Чечни была переименована в Джохар) практически официально действовал невольничий рынок. А в самой столице как грибы после дождя стали расти частные тюрьмы: особняки с хорошо устроенными подвалами, включавшими камеры с решётчатыми дверями и нарами. Вот рассказ одного из выживших в грозненском частном «зиндане»:
– С нами сидели два парня, которые погибли: один – спасатель из МЧС, другой – из СВР, которого забили палками. Хоронили на наших глазах. Спасатель не выдержал и набросился на чеченца с ножом. Ударил, но нож о ребро загнулся. Ему отпилили голову двуручной пилой. Мы все при этом присутствовали… Нас оставили в здании, где было окно, забитое доской из ДСП. Мы её отодрали и сбежали. Увидели какого-то пожилого чеченца в папахе и с золотыми зубами и поняли, что это явный признак кавказской стабильности. Дед этот оказался одним из старейшин. Нас отвели в комендатуру. Омоновцы поставили перед нами 16 банок тушёнки и 4 банки сгущёнки, и мы всё это съели.
роме частных тюрем по всей республике росли и множились «самовары» – кустарные нефтеперегонные заводы, которые брали нефть из «трубы» Баку–Новороссийск. Считается, что чеченские «умельцы» ухитрялись «отсасывать» почти 30 % всего транзита. Собственно, контроль над нефтяной трубой и стал причиной похода боевиков в Дагестан. Дело в том, что в июне 1999 года руководство «Транснефти», отчаявшись прекратить хищения нефтепродуктов из экспортного трубопровода, решило вообще прекратить транзит нефти по территории Чечни. Нефть стали перекачивать в железнодорожные цистерны и гнать в порт Новороссийска по новой дороге, положенной в Дагестане в обход Чечни. Пусть темпы перевозок и не дотягивали до объёмов перекачки по трубе, зато компания прекратила терять деньги из-за постоянных хищений. Но для бандитского режима решение «Транснефти» означало потерю более 400 миллионов долларов криминальных доходов в год. Поэтому бандиты и решили захватить железную дорогу и потребовать у «Транснефти» деньги – в виде компенсации и контрибуции. Войну одобрил и президент Масхадов, который увидел в этом отличный способ избавиться от ваххабитской «оппозиции».
Неудавшийся блицкриг
План провозглашения Исламского государства Дагестан был рассчитан на 3 этапа. Первый этап назывался «Имам Гази-Магомет»: удар было решено нанести по горному Дагестану (Цумадинский и Ботлихский районы). При выборе этого направления Хаттаб и Басаев исходили из следующего: в этих районах не было российских войск, а поэтому боевики не опасались противодействия. Кроме того, если бы федеральные силы попробовали организовать отпор, то с востока могли бы ударить ваххабиты из Кадарской зоны. Второй этап плана, названный «Имам Гамзат-Бек», предусматривал захват таких крупных населённых пунктов, как Новолакск и Хасавюрт с последующим выходом к побережью Каспийского моря. Третий этап операции предполагал наступление объединённых сил на столицу республики Махачкалу и провозглашение Исламского государства Дагестан с новой столицей в Хасавюрте: дело в том, что из 90 тысяч жителей Хасавюрта 60 тысяч были чеченцами. В дальнейшем планировалось расширить территорию этого криминального «государства» за счёт остальных республик Северного Кавказа, а также районов Ставропольского и Краснодарского краёв. Единственное, чего Хаттаб и Басаев не смогли учесть в своих расчётах, это то, что дагестанские ваххабиты, выклянчивая деньги на вербовку новых исламистов, завышали в несколько раз результативность своей работы. Поэтому бескровной прогулки по дагестанским сёлам не получилось. И когда 1 августа 1999 года в село Эчеда Цумадинского района проникла первая группировка боевиков (численностью около 500 человек), их встретили огнём местные милиционеры. Полковник полиции Магомед Абдуразаков, ныне начальник Ботлихского РОВД, вспоминал, что ещё за пять дней до вторжения он получил достоверные сведения о готовящемся нападении на Цумадинский район. За это время милиционеры смогли собрать сводный отряд милиции из местных отрядов ОМОН и СОБР, а также присланного взвода солдат 102-й бригады ВВ МВД России, которым была поручена оборона райцентра Агвали.
К райцентру отряды ваххабитов вышли на рассвете 3 августа, когда колонна экстремистов попыталась прорваться через милицейский блокпост. В завязавшейся перестрелке погиб один сотрудник, трое получили ранения, заставив ваххабитов отступить. Ещё одним неприятным сюрпризом для боевиков стала неожиданно быстрая реакция Москвы и Махачкалы. Конечно, шаги российских войск трудно было назвать идеально организованными: военные и МВД плохо координировали действия, разведка смутно представляла себе противника, однако как только в Дагестане прозвучали выстрелы, в республике были приведены в состояние боевой готовности дислоцированные в Махачкале части внутренних войск, местные подразделения ОМОНа и СОБРа, в Дагестан из Каспийска были переброшены отряды 7-й дивизии ВДВ. Они и стали первыми, кто начал оказывать боевикам настоящее сопротивление.
Направление главного удара
Правда, потом выяснилось, что нападение на Агвали преследовало цель отвлечь внимание федеральных сил от широкомасштабного наступления боевиков на Ботлихский район, которое начала хорошо подготовленная и экипированная полуторатысячная группировка под командованием Басаева, возложившего на себя титул «военного амира объединёнными силами моджахедов Дагестана на период полного изгнания кафиров со священной дагестанской земли». За считанные дни боевики захватили несколько крупных сел (Ийгаль, Годобери, Шодроду, Рахату, Тандо и Ансалту). Но и здесь местное население вовсе не собиралось встречать «моджахедов» с цветами и хлебом-солью. Более того, жители стали стрелять по непрошенным гостям из собственного оружия. Так, в селе Шодрода педагог Абдула Хамидов встретил «моджахедов» ружейным огнём и даже прострелил ногу кому-то из захватчиков. Интересно, что с ним ничего не сделали: убивать уважаемого человека басаевцы не стали, опасаясь реакции местных жителей. В Ансалте, где расположился штаб Басаева, произошла и вовсе поразительная история: девятнадцатилетний Хаджимурат Курахмаев прикинулся сторонником ваххабитов. И даже выступил перед телекамерой с призывом убивать и расстреливать «кафиров». Получив автомат, он открыл огонь по боевикам, застрелив четырёх. Его самого убил пятый.
Стрельбой в Шодроде и Ансалте дело не ограничилось. В Ботлихском районе началось формирование местных отрядов ополчения. Причём иногда ополченцами удавалось достичь серьёзных успехов: так, например, в селе Верхнее Годобери местный отряд из милиционеров и ополченцев не просто отбил атаку террористов, но и сумел отстоять село от захвата до подхода подкрепления с бронетехникой. Но самые тяжёлые бои развернулись возле села Тандо за высоту «Ослиное Ухо»
Бой за «Ослиное Ухо»
9 августа 1999 года боевики Басаева заняли высоту «Ослиное Ухо». Тут же выяснилось, что эта высота имеет стратегическое значение: наши войска оборудовали вертолётную площадку прямо под ней, и боевики получили возможность сбивать вертолёты противотанковыми ракетами. 11 августа отряд десантников (63 человека из батальона 108-го гвардейского парашютно-десантного полка 7-й гвардейской десантно-штурмовой дивизии) под командованием майора Сергея Костина получил приказ взять высоту. Штурм начался на следующий день в 5 часов утра. Как выяснилось, высоту обороняли около 200 боевиков. Обнаружив десантников, они открыли яростный огонь. Проведение операции осложнялось ещё и тем, что накануне прошёл двухчасовой ливень, значительно усложнив условия подъёма.
Но, несмотря на все трудности, десантники достигли вершины высоты и в 9 часов утра решительной атакой выбили боевиков с занимаемых позиций. Боевики контратаковали, завязался новый ожесточённый бой. В течение нескольких часов гвардейцы-десантники отразили шесть контратак превосходящих сил противника, причём нередко перестрелки переходили в рукопашные схватки. Один из десантников позже вспоминал:
– На высоту поднялись к рассвету и, не успев закрепиться, да и негде было, попали под прицельный огонь «духов». За первый час боя потеряли пулеметы, АГС, большинство снайперов. Затем начался бой на удержание. Постепенно вокруг меня не осталось никого живого... Костин отправил раненых на безопасное расстояние, нас осталось 10 человек: 4 офицера и 6 бойцов. Хочется пить, есть, жить, страха больше уже нет. Ближе к полудню увидели, что «вертушка» сбросила десант – подкрепление, а также боеприпасы, консервы и воду. Не знаю, как остальные, а я понял, что шанс выжить есть. Мы пили взахлёб, жрали «тушняк» со штык-ножей, ржали как кони... И тут начался прицельный миномётный обстрел: били прямо по нам, в центр. «Духи» просто обработали высотку с миномётов, поэтому у нас и потери были в основном от осколочных ранений...
В результате прямого попадания мины в окоп погиб командир группы майор Сергей Костин. Взявший на себя командование выжившими десантниками майор Эдуард Цеев, прибывший с отрядом десантников на вертолёте на выручку солдат, принял решение отступать. Причём десантники вынесли на себе с высоты всех погибших и раненых товарищей. В результате боя более сотни боевиков были убиты, но потери гвардейцев также были высоки, составив 25 человек убитыми и 115 ранеными. 18 августа была предпринята новая попытка штурма, которая увенчалась успехом: боевики, начавшие испытывать дефицит боеприпасов, покинули высоту.
Федералы наносят ответный удар
Потери у горы «Ослиное Ухо» заставили российское командование поменять тактику: после этого основной упор был сделан на применении артиллерии и авиации. Эта тактика вполне себя оправдала: так, самая крупная Ботлихская группировка боевиков была накрыта огнём артиллерии и практически уничтожена. 15–16 августа федеральные силы начали решающий этап операции по уничтожению боевиков в Ботлихском районе Дагестана, и уже 17 августа представители МВД РФ заявили, что федеральные силы заняли все стратегически значимые высоты и сам перевал Харами, через который и произошло вторжение.
26 августа были наконец подавлены все очаги сопротивления бандформирований в Ботлихском районе. По официальным данным, было уничтожено более 1 000 бандитов. Российские потери: 59 убитых и 209 раненых. К 28 августа силами ВВ и республиканской милиции при поддержке подразделений Российской армии ваххабитская группировка в Кадарской зоне была блокирована. Первыми в село Карамахи вошли бойцы Дагестанского ОМОНа и внутренних войск. Бандиты позволили им втянуться в село. Группа капитана Саражутдина Алиева дошла по безлюдным улицам до самой мечети в центре села, когда спрятавшиеся бандиты открыли огонь. Милиционеры приняли бой. Старшина ОМОНа Аббас Шихсаидов отстреливался до последнего патрона, после чего гранатой подорвал себя и двух бандитов. Так же поступил и другой боец – Раджаб Зуманов. В общей сложности в Карамахи погибли тринадцать человек. Удалось спастись только двум милиционерам.
Бой за гору Чабан
У села Чабанмахи в ночь с 28 на 29 августа разыгралась настоящая битва за гору Чабан, на вершине которой был оборудован телевизионный ретранслятор, вещавший на окрестные сёла ваххабитские программы. Из воспоминаний заместителя командира 22-й отдельной бригады оперативного назначения ВВ МВД России из Калача-на-Дону полковника Александра Стержантова:
– Когда стало известно о вторжении чеченцев с арабскими наёмниками Хаттаба в Ботлихский район, всю нашу бригаду немедленно перебросили в Дагестан. Меня вызвали срочно в Махачкалу, где поставили задачу: мы силами разведки бригады должны взять гору Чабан, уничтожить ваххабитский ретранслятор, забрать ваххабитский видеоархив и убыть. После того как мы свою работу выполним, на эту и на близлежащие высоты должны были высадить десант, чтобы контролировать местность. Спрашивается, если нужно уничтожить в горах какой-то ретранслятор и находившихся там боевиков, то почему не нанести авиаудар или не накрыть артиллерией? Во-первых, мы не имели представления о реальных силах боевиков. Считалось, что там, в Кадарской зоне, сидят несколько бородатых придурков, которых местное ополчение уже своими силами разгоняет и «добивает оглоблями». Мы понятия не имели об истинной степени укреплённости района, вооружении противника и его количестве. Сначала всё складывалось удачно. Полковник Куцов подал гениальную идею, как обмануть ваххабитов и незаметно проскочить через их блокпосты в направлении Чабана. Мысль была дерзкой. Мы не могли не видеть, что местное население уже спешно покидает сёла, опасаясь штурма, и вывозит свой скарб на многочисленных фурах-КамАЗах. Эти фуры сновали туда-сюда круглые сутки, и боевики их беспрепятственно пропускали. Залезли мы в эти фуры, которые, по сути, взяли у самих чеченцев «в аренду». Стартовали примерно в 2 ночи. Все разведчики сидели внутри прицепов и крепко держали двери изнутри – пусть «духи» думают, что фуры пустые. Я надел на себя спортивную куртку, под неё – бронежилет, автомат – на ремень под курткой и залез в кабину первого КамАЗа вместе с водителем. Около тридцати километров мы проехали за сорок минут. Навстречу нам шли колонны машин с убегавшими «мирными» из анклава. В одном «москвичонке» я разглядел семь (!) женщин и ребёнка. Около половины третьего подъехали к блокпосту. На бетонных кубах сидели три бородатых бандита. Я смотрел на них в упор, когда объезжали «блок», они – на меня. Я старался выглядеть спокойным и время от времени делал неспешный глоток минералки из бутылки, когда моя фура катилась мимо «духов». Напряжение было необыкновенным. Мы «играли в лотерею». Стоило им заподозрить что-то, и тогда – «сеча» до конца. Конечно, мы бы их смели и прорвались, но эффект неожиданности был бы потерян. К счастью, «духи» ничего не заподозрили. Мы проехали сквозь село и стали подниматься в гору. Мы приблизились к бандитам на пятьдесят метров и находились ниже «духов». В течение двадцати минут осматривались. В тридцати метрах от нас «на часах» сидел высокий араб с автоматом. Я дал команду снайперу: «Работай!» Из бесшумного «Винтореза» снайпер попал арабу в рот. «Дух» громко выдохнул и упал навзничь на траву. Мы двинулись вперёд, и тут же лоб в лоб столкнулись со вторым боевиком, который успел выстрелить первым. Конечно, мы этого «духа» изрешетили, но он успел тяжело ранить одного из наших разведчиков. Вагончик с ретранслятором мы расстреляли из нескольких стволов, полагая, что там есть ещё боевики, но в нём никого не оказалось. Рядом с вагончиком была устроена позиция спаренного зенитного пулемёта, где находились ещё два боевика. Одного мы уничтожили, а второй «дух» сумел удрать. Преследовать его мы не стали. Весь бой занял две минуты, даже меньше. Мы осмотрели вагончик с ретранслятором. Аппаратура там была самая примитивная: один маленький телемонитор, видеомагнитофон, ещё что-то… Мы порубили все кабели, взорвали внутри гранату, мешок с кассетами забрали. В 6 утра я доложил о выполнении боевой задачи, потом приказал своим людям окапываться и ждать вертолёта для эвакуации тяжелораненого бойца. Но вместо борта к нам в 11 утра прилетела первая граната от чеченцев. Потом «духи» вышли на нашу радиоволну и сказали: «Русские собаки, сдавайтесь или мы вас на куски порежем!» Через три часа плотного обстрела боевики пошли на штурм. Первым принял бой взвод лейтенанта Семёнова. Они находились на открытой местности, и боевики без труда забросали их гранатами... Огонь со стороны штурмовавших был невероятно плотный. Бруствер моего окопа просто срезало. Все мои офицеры были ранены или контужены. «Духи» шли на нас волнами, кричали «Аллах акбар!» и потом – вал огня. Мы отбивались. Рядом со мной, локоть к локтю, в одном окопе сражался Серёжа Басурманов. Внезапно он обмяк… Он был жив ещё и жил часов десять, но в больнице Буйнакска умер… Арабы шли напролом, был момент, когда я думал: всё, не остановим... Им, я думаю, не так уж нужна была эта высота, они просто хотели нас всех уничтожить. Отойти мы не могли – раненых же не бросишь. Ещё часа полтора – и не миновать бы нам рукопашной. Я запросил поддержку артиллерии, и начальник артиллерии нашей бригады подполковник Котов стал «долбить» 120-миллиметровыми минами по «духам», находившимся в полусотне метров от нас. Да так хорошо «долбил», что боевики забегали и стали тесниться к нам (!) в стремлении уйти от страшного удара «стодвадцаток». Этот огненный вал спас нам жизнь...
«Пока – терпи» Из воспоминаний старшего лейтенанта Дмитрия Перминова, ныне депутата Государственной Думы ФС РФ:
– Взводного Солодовникова ранило одной из первых очередей прямо в голову. Ребята отошли, а он остался лежать на открытом пространстве под перекрёстным огнём. Стрельба очень плотная. И тут Лёха, пулемётчик наш, подбежал к нему, взял его за плечи и вынес из-под огня. Я до сих пор поражаюсь: как его тогда ни одна пуля не зацепила… Пока мы взводного бинтовали, двое боевиков из вагончика выскочили и, отстреливаясь, побежали вниз, в сторону села. И как раз напоролись на нашу вторую группу. Положили их на месте, практически в упор. На этом, в общем-то, бой за высоту и закончился. Первую часть задачи мы выполнили, вершину взяли. Теперь надо было её удержать. Стали окапываться. Для эвакуации раненого вызвали вертолёт. Но он нас не нашёл. Туман стоял такой, что в пяти-семи метрах уже ничего не видно. Слышно было, как машина покружила над нами и улетела обратно. Наступило утро 29 августа. Я на всю жизнь запомнил тот рассвет… Туман рассеялся буквально на глазах. И так красиво вокруг стало. Кавказские горы – они ж такие великолепные! Зелено вокруг, небо синее, само село такое живописное… Красотища! Несколько минут мы этими видами любовались… Потом начался настоящий ад. Как только туман рассеялся, по нам начался такой плотный огонь, что голову поднять было невозможно. В окопе лежишь, а он, зараза, мелкий, не успели ещё толком углубиться. Это сейчас в некоторых фильмах показывают: атакующие бегут, стреляют, боец из окопа огонь по ним ведёт. Одного завалил, второго, полроты уложил… А там такой плотный огонь по нам был, что вспомнить жутко. В окопе лежишь, паузу почувствуешь, автомат высунешь, короткую очередь дашь практически наугад и опять голову прячешь. Потом ещё и ещё… Страшно было, чего уж сейчас скрывать… Но это лишь поначалу. Потом в бой втянулись, злее огрызаться начали. С ходу нас не взяли – значит, держимся. В нашем окопчике, который был вынесен несколько дальше остальных, собралось восемь человек. Расположились «ёлочкой», у каждого конкретный сектор обзора и обстрела. В какой-то момент я глаз от прицела своей снайперской винтовки оторвал, голову повернул, смотрю: у Андрея Каляпина на спине граната лежит Ф-1. В горячке боя Андрюха даже не почувствовал, как она на него упала. Журналисты часто меня потом спрашивали: «О чём думал, когда к гранате рванулся?» Да ни о чём я не думал, как-то на автомате всё получилось. «Эфка» – штука серьёзная, рванёт – мало не покажется. От всех нас восьмерых одно месиво осталось бы… Метнулся к Андрею, схватил гранату, бросил за бруствер. Но упасть на землю она не успела. Взрыв прогремел – вроде всё как обычно. Поначалу никакой боли не почувствовал. Только рука онемела, гудит немного. Знаете, когда маленькие китайские петарды в руке взрываются, пальчики после них гудят… Вот и у меня в тот момент рука так гудела. А потом смотрю: кисти-то нет, оторвало, только кость из рукава торчит. Крови, к слову сказать, тоже не было: разорванные сосуды обожгло, она сразу и запеклась. И ещё мелкими осколками колено посекло. Которые в суставе были, их потом в госпитале вытащили. А те двенадцать, что в мягких тканях застряли, до сих пор так там и сидят. Не беспокоят уже, прижились… Этими же осколками ранение в голову получил Женя Кузнецов. Андрея Каляпина зацепило. Когда ребята увидели, что у меня кисть оторвало, Влад Бурик снял свою косынку, перебинтовал. Лежу, в себя прихожу понемногу. Женька вместе с ранением получил и сильную контузию, лежит рядом, постанывает. Его начало тошнить, он стал захлебываться. Я его голову правым локтем (кисти-то нет!) приподнял, чтобы это всё в него не заливалось. Чем мог, помогал ребятам, которые бой вели. Нащупал у себя гранаты в карманах куртки на рукавах, зубами разорвал их, передал пацанам… Мы держали оборону ещё часа четыре. Всюду крики, стрельба, взрывы. Нам, когда ещё только к командировке готовились, офицеры в роте говорили: «Если в серьёзную передрягу попадёте – в плен лучше не сдаваться. И если что – последний патрон себе». Не знаю, как у других ребят, а у меня эта мысль в голове пульсировала. На наше счастье, отряд специального назначения «Русь» пробился к нам на помощь. Они вышли со стороны «зелёнки», огнём отбросили боевиков. Это уже под вечер было, когда рота держалась на исходе сил и боеприпасов. Помню, ко мне подполз наш санинструктор, старший прапорщик Яковлев, вколол промедрол. Боль была страшная, боялся, что потеряю сознание. Говорю ему: «Колите ещё!» А он в ответ: «Димка, терпи, там столько ребят раненых, боюсь, промедола может на всех не хватить. Если останется, я тебе ещё укольчик сделаю, а пока – терпи». И дальше пополз…
Продолжение следует
