Текст и фото: Ольга СкворцоваСлед тяжёлых и продолжительных советских репрессий остаётся семейной стигмой на протяжении многих поколений. Люди хранят в семейных архивах вещи и фотографии, принадлежащие их сгинувшим родным, как память о тех трагических событиях, которые были частью истории их семьи и истории страны. Предметы, принадлежащие репрессированным, выглядят вещественным подтверждением жизни тех, кто не вернулся из лагерей, был расстрелян, чья жизнь была сломана росчерком пера по решению «тройки». Места погребения многих репрессированных до сих пор неизвестны.
Репрессированный: Диодор Дмитриевич Дебольский
Рассказчик: Вера Ивановна Штепа
Вещдок: Чашка
Мой дед, Дебольский Диодор Дмитриевич, родился в 1892 году в Рыбинске, в семье городского судьи. Окончил Ярославскую гимназию и поступил в Московский университет. Учился на экономическом и юридическом факультетах, но не сумел окончить – началась война. Из-за сильной близорукости он был освобождён от призыва и работал медбратом в санитарной части.
Дедушка интересовался философией и религией, в частности индийской, и переводил Упанишады с немецкого на русский. В 20-х стал принимать участие во встречах анархо-мистической организации «Орден света». Основной идеей было ненасильственное изменение мира к лучшему через духовное изменение себя. В 30-е годы многих членов организации арестовали и осудили. Дедушка тогда проходил как свидетель. Несмотря на то что дедушка не участвовал ни в каких антисоветских организациях, он достаточно критично относился к послереволюционной коллективизации и репрессиям. В 1934 году его в первый раз арестовали. Проводились обыски, у него было найдено много «крамольных» книг по религии, философии, изданных ещё до революции. К этому добавилось его участие в «Ордене света». Он был осужден на 2 года и отбывал срок в Бамлаге.
Второй арест по доносу случился в декабре 1948 года. Пришли вечером, до 5 утра продолжался обыск. Было изъято около 100 книг и награды брата милосердия. Забрали даже обручальное кольцо. Находился под арестом до мая 1949 года. Допросы проводились чуть ли не каждый день с вечера до самого утра, а ведь дедушка был уже совсем не молод. Помимо угроз и запугиваний применялось физическое воздействие – не давали садиться и спать. Ему вынесли приговор: 10 лет по статье 58-10. Он был отправлен в мордовский ДубравЛаг и там работал экономистом. Освободился в 1955 году уже очень больным человеком. В 1958 году после реабилитации переехал обратно в Москву. Дедушка всю жизнь вёл активную переписку с людьми, разделяющими его интересы в религии и философии: с художником Николаем Рерихом, профессором Борисом Смирновым и другими. Диодор Дмитриевич ушел из жизни в 1964 году и был похоронен на Востряковском кладбище
Справка:
Дебольский Диодор Дмитриевич, 1892 года рождения, г. Рыбинск; образование высшее; исследователь индийской философии, экономист, работал в артелях промкооперации. Проживал: г. Москва.
Арестован 26 февраля 1934 г. Приговор: 2 г. ИТЛ, отправлен в Бамлаг, осв. по зачётам 2.08.1935 г. Арестован 27 декабря 1948 г. Приговор: 10лет ИТЛ, срок отбывал в Дубравлаге, осв. 22.11.1955 г. Реабилитирован в 1956 г.
Источник: Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов –жертв политического террора в советский период. СПб., 2003.
Репрессированный: Станислав Генрихович Косинский
Рассказчик: Андрей Станиславович Косинский
Вещдок: Доверенность жене на ведение обжалования приговора
Отец мой происходил из обрусевшей польской семьи рода Герборавича, которая была заброшена в Россию войной 1812 года. Отец с матерью окончили Плехановский институт в Харькове. Какое-то время они работали под Ташкентом на серном руднике. Мать была главным инженером фабрики, отец заведовал там электрикой. В 1936 году у них заканчивался договор, и они собирались уезжать в Москву. Но в день их отъезда вспыхнула электростанция, в то время единственная на всю Азию. Они задержались зафиксировать пожар.
У отца уже было направление на новую работу, но его мучила совесть, и он решил вернуться, чтобы помочь восстанавливать эту чёртову электростанцию. Приехал на Новый 1937 год. С него тут же взяли подписку о невыезде, а через некоторое время состоялся суд. Его обвинили во вредительстве. Он получил несколько лет поражения в правах. Когда мать приехала в Ташкентиз Москвы с материалами по делу обвинения, отец уже какой-то срок отсидел, и должен был начаться второй процесс. Мать тогда написала письмо Берии. В августе 1938 года после 20-минутного разбора дела отца расстреляли. Мать считала это вопросом национальности.
Тогда сокращали национальные меньшинства и поляков в том числе. Известно, что через час после того, как мать уехала из Ташкента, за ней пришли. Мать вернулась в Москву. Когда кончилась война, она подала документы с просьбой о реабилитации отца и довольно быстро их получила. Таким образом, из сына врага народа я стал нормальным человеком.
Справка:
Косинский Станислав Генрихович, 1900 года рождения, числится в Списке лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного суда Союза ССР от 12 сентября 1938 года. Узбекская ССР, гор. Ташкент. АП РФ, оп. 24, дело 418, лист 114
Репрессированный: Николай Иванович Кукушкин
Рассказчик: Николай Викторович Кукушкин
Вещдок: Верёвка
Про дедушку я знаю мало. В семье на такие темы редко разговаривали. И вся информация у меня от отца. Он фронтовик, поднимал в атаку с призывом: «За родину! За Сталина!». Несмотря на то что дед (его отец) уже был репрессирован, отсидел и умер в 40 лет.
В своих воспоминаниях отец говорил, что дом был крепкий. Держали лошадь, дед в основном занимался домашним хозяйством, детей в то время было пятеро, поэтому приходилось крутиться. Отец также упоминал, что какое-то время мой дед работал бухгалтером в какой-то Боровской артели. У деда были золотые руки. К ним привозили часы на ремонт, иногда даже на санях зимой – настолько они были большие. И ему удавалось их чинить. Мой дед и его брат занимались в зимний период витьём веревок, которые отвозили в Москву и там продавали.
В 1918 году дед принимал участие в мятеже, а в период коллективизации призывал не ходить в колхоз. Когда в 1937 году надо было выполнять разнарядки по людям, которых ждали «трудовые фронты родины», его обвинили в антисоветских высказываниях и осудили по 58-й статье. Он трудился на БАМе в Тынде, в районе города Свободного с 1937 года. Умер в 1943 году.
Справка:
Кукушкин Николай Иванович, 1890 года рождения, Калужская область, деревня Загрязье. Колхозник. Осуждён 12 декабря 1930 г. Приговор: спецпоселение в Томской обл. Дата смерти: 1943 г., в заключении.
Источники данных: БД «Жертвы политического террора в СССР»; УВД Томской обл.
Репрессированный: Михаил Иванович Морозов
Рассказчик: Александр Михайлович Морозов
Вещдок: Оклад иконы
У меня репрессирован прадед, Морозов Михаил Иванович, 1879 года рождения. Он родился в деревне Федорино Боровского уезда. Под Боровском его арестовали и через короткое время расстреляли. Я знаю от отца лишь то, что он был лесопромышленником. После революции всё отобрали. В 30-е годы расстреляли. С формулировкой «За вредительство».
А мой дед, его сын, был поражён в правах. И чтобы как-то влиться опять в жизнь общества, он был вынужден жениться на самой бедной девушке в деревне. Это была моя бабушка. Прошло время, дед стал одним из ведущих специалистов, когда в Боровске устраивали первую электростанцию. Но началась война, и в первые месяцы он погиб. Многие тогда были обижены на советскую власть и сотрудничали с немцами. Но, уходя на фронт, дед сказал: «Последнюю пулю я пущу в лоб, но немцам в плен не сдамся».
Справка:
Морозов Михаил Иванович, 1879 года рождения.
Обвинялся в совершении террористических актов, ст. 58 п. 8 УК РСФСР. По постановлению СО Калужского ОГПУ от 4 апреля 1929 г. дело по обвинению Морозова М.И. прекращено, он из-под стражи освобождён. Повторно осуждён по постановлению «тройки» при УНКВД СССР по Тульской области от 25 ноября 1937 г. и на основании ст. 58 п. 10 и п. 11 УК РСФСР приговорён к ВМН – расстрелу.
Источник: Списки реабилитированных лиц, Боровский район. Опубликованы на сайте «Боровские известия».
Репрессированные: Софья Гавриловна Несмеянова (Соловьева ) и Валентин Александрович Несмеянов
Рассказчик: Елена Несмеянова
Вещдок: Тюбетейка, вышитая для сына во время заключения
Бабушка – ровесница XX века, 1900 года рождения. Работала учительницей в сельской школе. В начале гражданской войны снимала жильё в доме женщины, которая была гражданской женой Дмитрия Антонова, родного брата Александра Антонова, организатора Тамбовского восстания. Десятки тысяч крестьян Тамбовской губернии были подняты им на протест портив продразверстки. Мятеж был жестоко подавлен, братья скрывались в лесах. Один из них был болен малярией. Хозяйка попросила бабушку съездить в город и взять лекарство у одного из друзей Антоновых. Бабушка съездила, тот лекарство дал, а сам пошёл в ЧК. Он был осведомителем, как потом выяснилось. Таким образом, бабушка косвенно стала участником операции по ликвидации повстанцев. Она, будучи 20-летней девочкой, год жила в одиночной камере в ожидании расстрела. Ей сказали: против вас ничего нет, но отпустить вас – не отпустят. Бабуле дали срок – два года на Соловках. 1923–1925 года – это было ещё не самое страшное время в Соловецком лагере. Можно сказать, что ей повезло.
Фотографии из личных дел репрессированных Софьи Гавриловны и Валентина АлександровичаПосле отсидки её отправили в ссылку в Труханский край, где познакомилась с дедом. Он тоже был ссыльный – за своё эсэровское прошлое. После ссылки им было запрещено жить в крупных городах, и они поехали сначала в Горький, потом в Казань. Дед преподавал в университете, работал на кафедре, защитил диссертацию. Когда бабушке было 35 лет, у них родился долгожданный ребёнок. Бабушка съездила показать его своим сёстрам, а когда вернулась – деда не было. После реабилитации выяснилось, что донос на него написал коллега, с которым у него часто были технические споры.
Бабушка не уехала, как ей советовали. Она носила передачи, продукты. Объясняла, что никакой политикой её муж не занимался, только преподаванием и наукой. Через полгода ночью за ней пришли. Ребёнка вырвали с волосами, сказав, что он принадлежит государству. В это время деда уже расстреляли по приговору «тройки», но бабушка этого не знала. Он был расстрелян в Москве и похоронен на территории Донского монастыря. А она оказалась на 8 лет заключённой в «Алжире» – Акмолинском лагере жён изменников родины в Северном Казахстане. Ребёнок попал в детский дом для детей врагов народа и чудом спасся. Бабушкина сестра пыталась выяснить его место нахождения, обошла все детские дома и нашла его, когда он был с другими детьми на прогулке. Ей его не отдали. Тогда вторая сестра написала письмо Крупской, та поставила визу – и ребёнка отпустили к тёткам.
В лагере была тяжёлая физическая работа, а потом началась война. Прошла энцефалитная эпидемия. Бабушка переболела, получила третью группу инвалидности. Её перевели на более лёгкие работы в золотошвейный цех. Она всегда рисовала, шила, вышивала. Был доступ к ниткам, и, помимо дневной работы, она по ночам вышивала свои авторские картины. Правда, уцелели только одна её художественная работа и вышитая тюбетейка для сына.
Когда она вернулась, сын относился к ней с осторожностью: их же учили в школе, что враг может быть рядом, в вашей семье – будьте бдительны. В 1959 году бабушка и дед были реабилитированы. На работу её не брали. Потом родилась я. Растить позвали бабушку, она жила с нами шесть лет в одной комнате в коммунальной квартире. Я помню её властной, с пепельными волосами и непростым характером.
Справка:
Несмеянова София Гавриловна, 1900 года рождения, Тамбовская обл., Пичаевский р-н, с. Васильевка.
Арестована 16 октября 1937 г. по обвинению в недоносительстве о к/р деятельности мужа. Приговорена к 8 годам исправительно-трудового лагеря.
Источники данных: БД «Жертвы политического террора в СССР»; Книга памяти Республики Татарстан.
Репрессированный: Александр Александрович Овчинников
Рассказчик: Владимир Александрович Овчинников
Вещдок: Сахарница
Изучая судьбы репрессированных Боровского района, в 2009 году я обратился к собственной родословной. Я знал, что там много всего было: дед расстрелян в 1919 году, отца посадили… Мои предки были крупными коневодами на Урале, поставляли лошадей казачьим и царским войскам. На главной улице Уральска у них было семь домов. Но наступила революция, и всё это попало в жернова. Директива Свердлова о расказачивании гласила: всех зажиточных расстрелять, остальных ассимилировать, слово «казаки» не употреблять.
Моя мать 1905 года рождения в 20 лет вышла замуж в Уральске за Владимира Овчинникова 1900 года рождения. Начались репрессии потомков зажиточных казаков: лишали избирательного права и пенсии, запрещали учиться. Многие стали уезжать на новые места, чтобы скрыть статус лишенцев. Группа уральцев поселилась в Концеве под Москвой. 25 человек арестовали. Пять из них в 1930-м приговорили к расстрелу, в том числе Овчинникова. Он участвовал в гражданской войне на стороне «белых». Остался двухлетний ребёнок, а вдову расстрелянного по обычаю должен был взять замуж кто-то из братьев мужа. Это был мой отец. Он тоже был лишенцем. Обитал в Москве, учился на автокурсах, а потом с семьёй перебрался в Душанбе и устроился в штаб Туркестанского военного округа водителем.
Сахарница, принадлежащая семье Александр Александровича ОвчинниковаВ 1937-м весь штаб арестовывают. Моего отца взяли по подозрению в содействии троцкистско-анархистской группировке. Дали 10 лет. Сначала отправили на строительство железной дороги Улан-Удэ – Улан-Батор через Монгольскую границу. Потом – в Колыму водителем. Он возил по пятисоткилометровой трассе всевозможные грузы. Был не подконвойным, но заключённым. Спустя 10 лет день в день его освободили. В Москву было нельзя – ограничение по месту жительства. И он остался ещё на 8 лет вольнонаёмным, заведовал гаражом в Усть-Нере. В 1956 году он вернулся, но селиться в Москве и окрестностях до 101 км было нельзя. Родственники пригласили в Боровск. Он прислал мне телеграмму и позвал выбирать вместе дом. Мне тогда было 18.
Репрессированная: Галина Фёдоровна Пронина (Орлова)
Рассказчик: Раиса Михайлова
Вещдок: Графин
Галина Фёдоровна – моя двоюродная бабушка, 1912 года рождения. Она была репрессирована как жена врага народа с дикой формулировкой: пыталась оправдать своего мужа-изменника. Мужа репрессировали первым, его звали Вячеслав. Она была его второй женой и безумно любила. Они только поженились, и буквально через год его забрали. Больше она его никогда не видела. Её где-то через полгода взяли, и она провела в лагерях десять лет. Она про это никогда не говорила. Я всё узнала от неё, будучи уже взрослой.
После возвращения было очень тяжело найти работу. Отчасти поэтому она вышла замуж за лучшего друга своего погибшего мужа, который ей сказал «стерпится-слюбится». И предложил ей взять его фамилию. После смены фамилии и документов стало проще. Со вторым мужем они прожили тепло и хорошо до самой его смерти. Детей у неё не родилось.
Она была очень требовательная и строгая. До самых последних дней её маникюр и порядок в доме были идеальными. Мне кажется, такой характер сложился у неё в лагерях.
Справка:
Пронина Галина Федоровна, 1912 года рождения, Средне-Волжский кр., Сызранский р-н, с. Репьевка.
Дата ареста: 11 октября 1937 г. приговорена к 8 годам исправительно-трудового лагеря. Место отбывания акмолинское ЛО. Дата освобождения: 20 октября 1945 г. Дата реабилитации: 16 декабря 1957 г.
Источники данных: БД «Жертвы политического террора в СССР»; Книга памяти «Узницы АЛЖИРа».
Андрей Владимирович Соколов, псевдоним – Вольский
Рассказчик: Елена Николаевна Соколова–Солодовникова
Вещдок: Книга
Соколов Андрей Владимирович родился 22 апреля 1880 г. в семье дворянского сословия. Поступив в Московский университет на юридический факультет, занялся революционной деятельностью, за что его и отчислили. Тогда он уехал в Германию и окончил там Лейпцигский университет. В своих политических взглядах он долго не мог определиться, поочередно поддерживал меньшевиков, большевиков, а после примкнул к левым уклонистам. Перед Первой мировой был выслан из страны и обосновался в Англии. Оттуда предпринял путешествие в Аргентину, где собрал большой материал о конкистадорах.
Андрей Владимирович Соколов (псевдоним Станислав Вольский) в АргентинеВ начале 20-х годов Вольский вернулся в Россию. Он уже не поддерживал отношения с большевиками и отстранился от политической деятельности. Зарабатывал на жизнь литературными переводами, публиковал свои труды в книжном цикле «Жизнь замечательных людей». Своей семьи у него не было, он дружил с родней моего отца.
В 1940 году Андрея Владимировича арестовали по 58-й статье, имущество арестовали, библиотеку конфисковали. Долгое время его держали в Саратовской тюрьме, а затем отправили в ссылку, где он умер. У нас есть справка о его реабилитации.
Справка:
18.09.41 г. Военный Трибунал войск НКВД Саратовской области приговорил А.В. Соколова 1880 года рождения к лишению свободы на 7 лет в общих местах заключения с последующим поражением в правах на 3 года. Находился в Сосьвинских лагерях до конца января 1943 г., откуда был отправлен на поселение. Умер по дороге туда в тюремной больнице г. Свердловска.
Источник: Никитина А.Л.. Орден Российских тамплиеров, 2003.
Репрессированный: Ян-Иван Иосифович Сорочинский
Рассказчик: Нинель Яновна Сорочинская-Сорокина
Вещдок: Часы
Папа был военным в Ленинграде. Мама рассказывала, что 1 сентября 1937 года отца вызвали в часть. Был день зарплаты. Там его арестовали по доносу. Кто написал – неизвестно, но предполагали, что соседи. А перед этим арестовали брата, который жил в Москве. Отец служил под началом Тухачевского, которого арестовали ещё раньше. Папе поставили в вину хранение книг Тухачевского и Гамарника. Как мама рассказывала, на допросе показывали фотографии, где они сидят в ресторане с каким-то иностранцем. А она говорила, что никогда этих людей не знала и не видела. А потом объявили, что это был шпионаж в пользу буржуазной Польши. Отец ведь был поляк.
Следователь маме говорил, чтобы она на допросы брала с собой детей. Не знаю, зачем, может быть, чтобы её не арестовали саму. Она брала меня и старшего пятилетнего брата. В конце расследования маме передали записку от отца, где он написал, что его куда-то отправляют. Сказали принести тёплые вещи, потому что его повезут на север. Мама всё собрала и сдала, а потом ещё долго передачи носила, хоть ей сказали, что по отцовской статье ему полагается 10 лет без права переписки. Его расстреляли почти сразу, но это стало известно только в 1962 году.
Нас из ведомственной квартиры выселили и отправили на 10 лет в Башкирию, в село Ермолаево, без паспортов. Вокруг один лес, до Уфы 150 километров. Мама рассказывала, что, когда нас привезли, всё село сбежалось посмотреть на «этих репрессированных». Кто это такие троцкисты? А может, у них рога есть или хвосты? А потом нас по домам разобрали в приказном порядке.
Часы Ян-Ивана Иосифовича СорочинскогоВойну мы прожили в Башкирии. Маму взяли на работу только санитаркой. В этом селе было много ссыльных из Ленинграда: врачей, учителей. Нас никто не искал, жили 10 лет без паспорта, а в 1947 году, когда мама получила документы, уехали в Среднюю Азию. У меня тоже статус репрессированной, потому что с года десять лет я в ссылке была. Когда мы узнали в 1962 году о папиной реабилитации, мы испугались: мало ли что? Только в 1997-м я оформила льготы. А мама ничего не оформляла: брат военный был, зять тоже. Мы не знали, как это могло сказаться.
Справка:
Сорочинский Ян-Иван Иосифович, 1908 г. р. Место рождения: м. Обольцы Сенненского уезда Могилёвской губ., поляк, беспартийный, командир батареи 19-го отдельного корпусного зенитного артиллерийского дивизиона.
Обвинение: ст. 58-6 УК РСФСР. Приговор: Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР, 17.01.1938 – ВМН.Расстрелян 25.01.1938, г. Ленинград.
Источник: Ленинградский мартиролог, т. 8.
Репрессированный: Михаил Васильевич Шевелёв
Рассказчик: Александра Георгиевна Воробьёва
Вещдок: Семейный сервиз
Моя мать вышла замуж за Георгия Воробьёва. Когда мне было 36 дней, она умерла. Тогда моя ещё не замужняя в то время тетушка Клавдия Воробьёва меня забрала и стала выхаживать. В 1931 году их семью раскулачили. Пришли и просто выгнали всех из дома. Бабушка тогда вышла со мной на улицу раздетая, а председатель колхоза снял с машины с конфискованными вещами мои одеяльце с подушечкой и ей отдал.
Дом тоже конфисковали, но отец написал в Москву, что мать умерла, и пришло письмо: всё вернуть. А возвращать уже было нечего, всё разворовали. Когда мы въехали обратно в дом, мужики спали на рогожах, женщины – на печке, а бабушка со мной – на столе.
Семью Михаила Васильевича Шевелёва раскулачили тогда же. У его матери во время конфискации случился инсульт. Ему и его отцу дали возможность её похоронить, а потом их отправили на Урал. Там они жили в нечеловеческих условиях. Старший Шевелёв заболел воспалением лёгких и умер. Михаил Васильевич, похоронив отца, каким-то образом смог сбежать. Он жил на вокзале, подносил сумки.
Потом ещё куда-то устроился, заработал денег и купил комнату в Москве. Через некоторое время вернулся на Урал, посватал нашу тетушку Клавдию и увёз Москву. Мы на протяжении всей жизни общались, они нам помогали, поили-кормили, люди были очень добрые. Перед смертью Михаил Васильевич переехал жить ко мне, его здесь и похоронили.
Репрессированная: Елена Христиановна Эпп
Рассказчик: Ирина Андреевна Жунова
Вещдок: Платок
Моя бабушка, Эпп Елена Христиановна, родилась в 1904 году 29 мая. Она была из немцев, которым в XVIII веке Екатерина II дала земли в селе Риккенау Запорожской области. Замуж она вышла тоже за немца. В начале войны его призвали в трудовую армию, и он умер в 1941 году в Соликамске на разработках. А бабушку с тремя детьми и престарелыми родителями захватили фашисты и погнали на телегах со скарбом в Германию. Там они жили у фермера как батраки: работали, смотрели за скотом. Маленькие дети тоже помогали по хозяйству, их не обижали и хорошо кормили. Когда в 45-м советские войска вошли в Германию, её вызвали в комендатуру и спросили, хочет ли она остаться или желает вернуться в Россию. Она решила вернуться из-за мужа, ещё не зная о его смерти. Всех немцев, которые там жили, погрузили в товарный вагон и по распоряжению Сталина отправили на север, в республику Коми, на разработку леса.
Бабушка там работала поваром на кухне. Своровать что-то было немыслимо, а голод был ужасный, и она, чтобы пропитаться, забирала картофельные очистки домой.
Жили ссыльные под комендантским надзором и должны были постоянно отмечаться. Так было, пока Сталин не умер, а в1954 году выдали паспорта, появилась возможность куда-то уехать. Но бабушка осталась жить на севере до 1995 года. Про мужа своего она так ничего и не знала, а родителей там же похоронила.
Сын Елены Христиановны после распада Советского Союза уехал в Германию: те, кто жил во время войны на её территории и мог это подтвердить, получали немецкое гражданство. Бабушка с дочерью в июне 1995 года уехали к нему, а 4 сентября бабушка умерла. Отец мой так и живёт в Сыктывкаре. Справка: Эпп Елена Христиановна, 1904 года рождения, д. Риккенау, Черниговский р-н, Запорожская обл., Украина. В 1943 г. насильно вывезена в Германию. Осуждена в 1946 г. Репатриирована в Коми АССР и поставлена на учет спецпоселения как лицо немецкой национальности, м. п. – с. Часово, Сыктывдинский р-н, 19.02.1956 снята с учёта спецпоселения. Дата реабилитации: 17 февраля 1992 г. Источники данных: БД «Жертвы политического террора в СССР»; Книга памяти Республики Коми, т. 10, ч. 1.
Репресированный: Николай Алексеевич Ягодин, псевдоним Стальной
Рассказчик: Светлана Николаевна Климова
Вещдок: Тетрадь со стихами
Николай Алексеевич Ягодин (Стальной) родился в Вышнем Волочке в 1902 году. В гимназии он сочувствовал идеям революции. В гражданскую войну добровольцем пошёл на фронт, где получил контузию. За твёрдую волю и характер его прозвали Стальным. Ему это так понравилось, что он сделал прозвище фамилией.
Отец был одним из организаторов Боровского райкома комсомола. Так как он не был членом партии, его назначили заместителем первого секретаря, но фактически он и возглавлял комсомольскую организацию. Позже он вступил в партию, но когда увидел, что в ней творится, захотел выйти. Папа перестал платить членские взносы и посещать собрания: думал, что его просто рано или поздно исключат. Но его уволили и из партии, и с работы.
С большим понижением в должности он отправили в Белосток (Польша). Там родилась я. В 1939 году началась война, русских стали вывозить. Когда создавались списки на эвакуацию – никого не было дома. Остальных людей погрузили в товарные вагоны, поезд тронулся, началась бомбежка – и все погибли. А мы остались. Отец остался работать при немцах осмотрщиком вагонов. Подсыпал песок в какие-то механизмы, и вагоны быстро выходили из строя.
Когда советские войска вошли в город, начались аресты. Отец – я читала его дело –показался подозрительным и был приговорён к расстрелу. Он сидел в смертной камере 5 месяцев, объявил голодовку, а на стене камеры выскреб: «Творец кровавых жутких былей – палач на троне Джугашвили». Начальник тюрьмы этого не знал и в личной беседе сказал отцу: «Послушайте, Стальной, у меня большой опыт. Если так долго держат в смертной камере, то помилуют». И помиловали – заменили расстрел 20 годами каторги.
Его отправили в Норильск, в жуткие условия. В его отряде было человек 600, а выжило 60. Там он взялся писать поэму «Норилия» о жизни заключённых. Но успел закончить только одну часть из шести. Донесли на него, рукописи забрали, а отцу дали ещё 10 лет и отправили в Воркуту. Папа говорил: если бы не оказался в Воркуте, то не выжил бы, там климат мягче.
Больше года мы жили в Москве у маминого брата в маленькой комнате: их четверо и мы с мамой. Спали на полу. А потом уехали в Боровск к сестре отца. Из Норильска пришло какими-то окольными путями письмо, и в нём была тетрадка с папиными стихам. Мама сказала, что никто не должен знать ни о письме, ни о том, что отец жив.
Всё изменилось, когда умер Сталин и разрешили переписку. Тогда мама первая поехала в Воркуту. Там её встречал весь лагерь – от начальника до заключённых. В 1956 году отца отпустили. Пока он не был реабилитирован, его не принимали на работу. Но в конце концов он устроился в автоколонну на должность контролёра.
Отец умер в 1992 году. Реабилитация пришла из Гродно через 2 недели после его смерти. А он так её ждал.
