Даты президентских выборов на носу, большого политического оживления никто не ждёт: от Владимира Путина, пообещавшего ещё в декабре: «Я буду баллотироваться», – до Григория Явлинского, тут же сообщившего, что «общества в России нет», и недопущенного недавно Бориса Надеждина – все действуют как-то предсказуемо. В минуты суженного практического действия можно, однако, рассуждать по существу. Имей мы безграничный выбор, какую элиту хотели бы видеть в России? Каковы критерии отбора? Эти вопросы, судя по содержанию президентского Послания Федеральному собранию, волнуют и самого верховного главнокомандующего.
Дискуссия постоянных участников «Русского университета» показала, что в самой постановке такого вопроса много подводных камней. Даже наши мечты, социальное воображение об «отечества отцах» ограничено постсоветской данностью, которая, в свою очередь, затрудняет поиск лучших из лучших.
«После 1917 года русскую элиту сменила элита советская, которая представляла собой совершенно уникальное историческое явление, – сообщил Сергей Волков, ректор Университета Дмитрия Пожарского. – Например, в середине-конце 1930-х годов из поступивших в Главную советскую академию им. Фрунзе 97% получили двойки на вступительных экзаменах. Причём сорок с лишним процентов получили двойки по пяти и более предметам. То есть эти люди, высший командный состав, не имели даже полного среднего образования. Чтение по слогам в ту пору не было помехой карьерному росту». Научная элита в СССР несомненно существовала. По подсчётам историка, если учитывать всех учёных, которых сама соввласть признавала выдающимися (членов АН, отраслевых академий, а также тех, чьи биографии включали в БСЭ и тематические энциклопедии, – всего около 10 тысяч человек), то обнаруживается, что 80% этих людей либо сами принадлежали к культурному слою исторической России (получили там образование), либо были детьми представителей этого слоя. Собственно советская элита выдвигалась наверх не за счёт интеллектуального или культурного потенциала, а за счёт других преимуществ – умения соответствовать новому политическому порядку.
Сергей Волков. Фото: кадр из видео«В таком случае можно говорить о двух подходах к определению элиты: с одной стороны, власть элиты как власть достойных, условно – меритократия, а с другой стороны – власть элиты как власть людей, у которых просто есть ресурсы и возможности, неизвестно почему взявшиеся, – резюмировал Алексей Наумов, президент БФ “Жить вместе”. – И второй подход продолжает во многом определять нашу реальность». Свящ. Георгий Кочетков, основатель и духовный попечитель Преображенского братства, предложил называть второй тип элиты «псевдоэлитой», заметив, впрочем, что её представители могут не признавать за собой изъяна. Другой вариант противопоставления должной и недолжной элит возник у Сергея Волкова: если исходить из данности, что элита – это люди, которые принимают решения (какими бы они ни были), то параллельно с ней может существовать условная «контрэлита» – те, кто решений не принимают, но обладают ценностями и качествами, а в определённый момент времени они способны претендовать на вхождение в управленческую элиту.
Теоретические построения, впрочем, упираются в простой вопрос: при каких обстоятельствах может возникнуть элита без приставки «псевдо»? Что делает возможным меритократию? «Как элита формировалась при царе, мне понятно, – рассуждает Александр Верещагин, доктор права Университета Эссекса. – Я на примере своего исследования по старому русскому суду могу восстановить порядок действий. Скажем, были учреждены несколько привилегированных высших учебных заведений, очень элитарных, очень компактных. Училище правоведения, Александровский лицей прежде всего. Они выпускали лишь несколько десятков студентов ежегодно на протяжении 25–30 лет; эти выпускники имели формальные привилегии в продвижении по государственной службе, что важно. В конечном итоге нескольких сотен таких людей оказалось довольно, чтобы в стране, где в начале царствования Николая I вообще не было профессиональных юристов, к началу царствования Александра II их нашлось достаточно для создания первоклассной судебной системы. На всё было затрачено примерно столько же времени, сколько у нас прошло с 1991 года. Однако к равновеликому результату мы даже не приблизились». Дмитрий Гасак, первый проректор Свято-Филаретовского института, ввиду озвученного примера задался вопросом: может ли качественная элита возникать сама по себе, вне государственного призора? Мнения дискусантов, по-видимому, разделились на те, что основаны на опыте, и те, что основаны на надежде.
Священник Георгий Кочетков. Фото: psmb.ru«Ломать не строить, мы сотню лет разрушали институты, создающие элиту, и теперь у нас очень мало времени, чтобы что-то собрать: без государства это сделать практически невозможно, – пояснил Сергей Волков. – Пока оно не подключилось, можно собирать какие-то комочки, налаживать общение между достойными людьми, но не более того». Историк признал, что государство не кажется обеспокоенным рождением русской элиты, но указал на поводы для оптимизма: «В 1991 году, я хорошо это помню, вообще не было людей, которых бы интересовал опыт исторической России. Вообще! Сейчас они появились: я часто в разных аудиториях вижу интеллигентных русских молодых людей. Я думаю, что новое поколение будет в состоянии порвать с советским наследием, а значит, и с искажённым представлением об элитах». Нет сомнений, что в современном русском движении много подмен. «Мне доводилось, например, встречаться с Константином Малофеевым, который искренне полагал, что у нас много общего, – сообщил Сергей Волков. – Но когда он начал говорить, стало ясно, что при всех симпатиях к эстетике дореволюционной России дискурс этого человека остаётся советским: основные враги всё время не коммунисты, а либералы. Я не спорю, что в политическом плане они в большинстве своём антипатриотичны, но в экономическом-то отстаивают здравое начало! Историческая Россия была вполне либеральной страной». Однако, по словам историка, даже такие инициативы, смешивающие русское и советское до неразличимости, создают некий «фон» разговоров о русском, «придают им спектральность» и добавляют интереса к исследованиям настоящей России, в которых молодое поколение может продвинуться куда дальше отцов.
Александр Верещагин полагает, что нынешний геополитический вызов – какие бы причины ни повлекли его изначально – способен заставить даже представителей «псевдоэлиты» постепенно осознать свою ответственность за историческую Россию и ту землю, на которой они властвуют. «Возникает парадокс: эти люди, может, и не хотели бы считать себя русскими, но международная обстановка их заставляет, а советская идея оказывается – как бабушка с красным флагом – совершенно бессильной в новых реалиях», – резюмирует правовед. Пока в головах некоторый хаос и советское постоянно присутствует в дискурсе, но сплошной идеологизации нет. «Да, где-то восстанавливают памятники Дзержинскому, но есть и другие примеры, – рассуждает Сергей Волков. – Скажем, недавно кто-то принёс мне ведомственный календарь Росгвардии, так там в основателях – граф Комаровский, первый командир Отдельного корпуса внутренней стражи. А ФСО чуть ли не к священной дружине возводит свою генеалогию».
Александр Верещагин. Фото: russkievpered.orgКроме того, любовь к советскому может подпитываться разными причинами, далеко не все из которых свидетельствуют о привязанности к коммунистической идеологии. «Сейчас часто обсуждается проблема восстановления советских памятников и топонимики на новых территориях, – рассказывает Вячеслав Игрунов, директор Международного института гуманитарно-политических исследований. – Но нужно понимать, что часто это происходит по инициативе людей, живущих в ДНР и ЛНР, а у них совсем другая постановка вопроса: выбор там происходит не между советским и русским, а между нормальным и навязанным. Для них попрание советского совпало с попранием их человеческого достоинства пришлыми националистами. Поэтому они отстаивают не столько коммунистическую идею, сколько право оставаться самими собой».
«На основной вопрос, может ли элита возникнуть как бы помимо воли государства, я бы ответил так, что нужно разделять государственное и народное, – продолжил отец Георгий Кочетков. – Да, есть чиновники, олигархи, сила власти и денег, но есть и другая сила – сила духовного возрождения, и она действительно существует. Опыт русских святых ХХ века, открывающий путь к общинно-братской жизни, – это не пустой звук. Братства возможны и в светской среде, взращённой, конечно, на христианской почве (вспомним знаменитое Приютинское братство) – и их можно создавать безо всякого властного покровительства. Бог смотрит на путь человека. И если подчас кажется, что сделано ещё слишком мало, силы не равны и т.д. – это не повод останавливаться и говорить, что мы не увидим русской элиты, пока обстоятельства не изменятся. Закваски, в конце концов, не должно быть много, просто она должна быть чистой и иметь силу».
Вячеслав Игрунов. Фото: Karina Gradusova/FlickrВячеслав Игрунов, в свою очередь, заметил, что для рождения национальной элиты нужен прежде всего сам народ. «Национальной элитой все виды элит – управленческая, военная, церковная и т.д. – становятся только в том случае, если у них есть некая общая точка на горизонте, некий общий идеал, связывающий их в одно целое, – пояснил Вячеслав Игрунов. – Такой общей точкой должен быть сам народ. Пока его нет – фактически об элите как сплочённой группе людей, которая формулирует идеи и является примером, говорить сложно. У всех представителей современной элиты отсутствует горизонтальная сплочённость, они ничем не связаны между собой, кроме взгляда “наверх”. И часто не понимают, что такие связи нужны». Из сказанного, по мысли политика, следует простой вывод: самое простое, что можно сейчас сделать, – это создавать как можно больше мест общения, где горизонтальные связи между думающими людьми становятся возможны, а «мысль народная» кристаллизуется. Сергей Волков подтвердил, что без такого горизонтального общения – и готовности к взаимным компромиссам – элита вряд ли возникнет. Поэтому главное действие сегодня – это шаг навстречу друг другу, который потребует, вероятно, и интеллектуального, и политического, и других видов смирения. Недаром беседа закончилась призывом Вячеслава Игрунова «жизнь прожить как житие»: реальные надежды на возрождение элиты связаны с тихими, но подвижническими действиями по собиранию того, что разбросано, и соединению того, что всё ещё не притёрлось углами.
