– Как появилось ваше объединение «Русская традиция», какова его цель?
– Мы попытались объединить специалистов в области русской традиционной культуры: педагогов, этнографов, фольклористов, специалистов по традиционному костюму, ремесленников, музыкантов и даже артистов драмтеатра – чтобы уметь создавать в той или иной мере аутентичное пространство русских гуляний. Дело в том, что как только фольклор стал монетизироваться у нас в стране, многие массовые мероприятия, с ним связанные, превратились в подобие фарса. Я, например, специалист по традиционным играм. Как обычно они представлены на наших городских праздниках? В лучшем случае берут классические механики игр – бросалки, догонялки, ловилки, но не пытаются придать этому смысл. А ведь культура игры, сами игры – это отдельный жанр. Когда к игре относятся несерьёзно, по принципу: сейчас дети попрыгают, потом концерт будет у нас, а потом с фольклорным ансамблем поркужимся, – отрезается целый пласт традиции, без которого не обходился ни один праздник.
Фото: Евгений Гурко– Почему так происходит, на ваш взгляд?
– Самый простой ответ – потому что люди сегодня не умеют играть. Даже дети. А специалистов, которые могли бы завести традиционную игру, мало. Фольклорист Мария Гаврилова недавно выпустила замечательную книгу «Поэтика традиционных восточнославянских игр»: как по мне, один из первых фундаментальных трудов, посвящённых народным играм. Там прекрасно описаны сюжеты, роли основных славянских игр и т.д. И вот я по опыту вам скажу: большинство из них сегодня нуждаются в адаптации, потому что современный человек практически не воспринимает сложные нарративы. Всё нужно упрощать, но ведь не всё можно упростить! С другой стороны, я заметил, что есть игры, которые будто на подкорке записаны… скажем, когда мы играем в «Дударь, дударь, дударище», современные дети сразу подхватывают и мотив, и слова. Я не знаю, откуда это: может, историческая память так действует в человеке… Гаврилова справедливо замечает, что мы живём в посттрадиционном обществе, где любое взаимодействие с традицией превращается в ту или иную реконструкцию. С другой стороны, даже в относительно традиционном обществе всегда были «заводилы» – те, кто научали младших игре, оставаясь с ними в одном пространстве. Беря на себя такую роль, не выключая самих себя из игры, мы всё же не только реконструируем, но и продолжаем традицию.
Фото: Евгений Гурко
Фото: Евгений Гурко– Специалист по фольклорным играм может играть на равных с теми, кому нужно всё упрощать?
– В чём отличие традиционной игры, например, от спорта? В спорте чаще всего происходят соревнования физически, функционально равных соперников. Соответственно, максимально подготовленные ребята стараются выявить, кто из них сильнее. А в традиционной игре на одном поле могут быть и семилетний ребёнок, и двадцатилетний парень. Когда мы говорим о досуговых занятиях для детей разного возраста без спортивного деления по навыкам, то как здесь формулируется задача ведущего? Найти способ всем играть вместе, и всем – в полную силу. В традиционном обществе это могло происходить автоматически: двадцатилетний знал, как себя «прижать». Не так, как он это делает сегодня: дескать, я с ребёнком играю и буду ему во всём поддаваться. Это неинтересно и, я бы сказал, даже пошло. В действительности задача двадцатилетнего – придумать себе такие ограничения в игре, от которых само качество игры не пострадает. Например: мы играем в салочки с ребёнком. Отлично: я – взрослый – буду играть на коленках. Или бегать, сидя на корточках. Нужно придумать такую модель игры, чтобы тебе тоже было интересно.
Фото: Евгений Гурко
Фото: Евгений Гурко– И у вас получается так играть с детьми в Москве?
– Это отдельный разговор. Когда я выезжаю за МКАД, даже в совсем близкое Подмосковье, вижу, что там нормальные дети, мы с ними играем в любые игры, даже столетней давности. Я даже могу им озвучить какой-то текст – и они его заучат, потом целый день со мной провозятся… А в Москве у тебя обычно есть секунд двадцать, чтобы зацепить внимание ребёнка. И максимум минуты две, чтобы в игру поиграть. Дальше он выключится. Можно, конечно, продлить контакт, прибегая к различным ухищрениям: механически переключать внимание ребёнка и т.д. Ну, на десять минут этого хватит – то есть маленькие, постоянно переключающиеся с одной на другую, игры возможны. Но вот большие игры вроде моей любимой лапты или хоккея с мячом… Это сложно даётся! Современный ребёнок постоянно требует нового: новой картинки, новых чувств, новых событий. Конечно, это не у всех так. Но если раньше, лет 15 назад, командно-ориентированных детей, способных удерживать своё внимание на общем деле, готовых поиграть по предложенным правилам, было, наверное, процентов 80–90, то сегодня в московских (особенно частных специализированных) школах их осталось процентов 30. А что же остальные 70 процентов? Кажется, сейчас принято называть их творческими детьми, но они точно лишены командных навыков. И игра в таком случае как происходит? Ты говоришь: «Значит, ребят, берёмся за руки. Серёж, рука – это то, чем ты кушаешь. Леночка, Леночка, рука здесь. Вот, давай. Ну ладно. Можешь и так» – «А можно я вообще не буду?» – «Да, тебе можно». И так далее. И ты кому-то объясняешь азы, кого-то просто рядом оставляешь, потому что нельзя же ребёнка выгнать с занятия… Придумываешь какие-то симулякры, идёшь на компромиссы. Непонятно, в общем, когда и как играть.
Фото: Евгений Гурко– Вы пытались упростить лапту?
– Я много лет уже пытаюсь её упрощать. Понятно, что по воскресеньям мы каждую неделю играем со взрослыми, договариваясь о времени игры в Телеграме. Но ещё у меня есть несколько детских секций, и тут надо думать, как выкручиваться: каждому поколению детей всё труднее и труднее просто заучить правила. А в лапте много правил! Это не футбол. Чтобы организовать футбол, ума особого не надо – это я говорю как профессиональный футбольный комментатор, как человек, очень любящий футбол. Но что там нужно для включения детей? Достаточно просто бросить мяч – и все побегут забивать. А кто не побежит, может в защите постоять. В лапте так не получится: у тебя нет полугода, чтобы освоить правила и технику, нет времени, чтобы «постепенно включиться». Ты должен понять правила сразу и сразу же включиться. Тебя выбили – ты всех подставил: вся команда идёт в поле. Ты ударил и не попал, будучи последним, – опять подставил всю команду. Ты бросаешь на игрока и промазал – толпа сбегала туда и обратно, опять подставил команду. В лапте каждое твоё решение, с первых минут игры, – это ответственность колоссальная. Более того: там, в отличие от футбола, нет пауз, нет «выдоха» – когда гол забил и радуешься. И если ребёнок, который вообще не привык ни за что отвечать, попадает в наше игровое пространство, он может пережить настоящий стресс. У меня даже были дети, которые бросали мяч, а тот оставался в руке: насколько они зажаты, буквально не работает механика тела. Или, скажем, человек выбегает, делает плохой удар – и пытается бежать обратно, будто хочет «отмотать время». Но в игре нельзя отмотать назад. Это великолепная модель жизни. Ты вышел – и только вперёд: думай, как выкручиваться.
Фото: Евгений Гурко– Как вы сами начали играть?
– Я пришёл из армии в 2009 году, и мой крёстный отец, Царство ему небесное, Юрий Васильевич Сухов познакомил меня с лаптой. Его история тоже очень интересная: человек преподавал в институте, в 90-е даже вёл какой-то бизнес – в общем, нормально жил. А в 50 лет оглянулся вокруг и заметил: а ведь дети перестали играть во дворах. Особенно в лапту. Озарение просто – инсайт, как говорится. И вот он берёт мяч, биту, палку какую-то, выходит во двор, собирает вокруг себя детей и начинает играть, и так долгое время. Потом уже местные его замечают, помещение находят – появляется клуб «Русич». Помню, первый раз я приехал к ним где-то в 2008 году, когда был отпуск в армии. Они как раз играли в лапту – во что-то несерьёзное на мой тогдашний вкус. Я, помню, встал в поле, мимо меня мяч летит – и они все орут! «Ну вообще, – думаю. – Абсолютно неадекватные люди. Чего они на меня орут, я же только приехал!». А потом – видите – разобрался… Так втянулся, что теперь и других завлекаю.
Фото: Евгений Гурко
Фото: Евгений Гурко– Вы несколько раз упоминали, что современным детям тяжело играть в мало-мальски сложные игры. Как вы думаете, почему это происходит и что с этим делать?
– У меня самого здесь больше вопросов. Юрий Васильевич приучил меня думать, что если кто-то не включился в игру – это моя проблема как педагога, а не проблема ребёнка. Но, действительно, сложности умножаются год от года. Играем мы, допустим, в городки, изучаем фигуры. И это просто слёзы, как дети строят фигуры! Показываешь пять городков, стоящих на равном расстоянии друг от друга. Говоришь: сделай так же. А он умудряется уместить все пять городков на пятачке, где одному-то тесно… Будто не позволяет себе широко жить! Всё мельчит. А если просить детей самостоятельно придумать фигуры… Тут вообще открывается отдельный вид искусства, что-то из эпохи мегалита – стоунхенджи всякие. Будто образ города потерян, ребёнок не знает, как это должно выглядеть. Традиционные игры – они ведь ещё и о красоте, и о чувстве меры, о гармонии. Крутить волчок – это тоже наука: не у всех сегодня получается.
Фото: Евгений Гурко
Фото: Евгений ГуркоЗаметный бич современных детей – какая-то ранняя скука. Я не могу вспомнить, чтобы мне в детстве было скучно: я мог придумать себе игру, сидя один в комнате. Какие-то сложности с этим, кстати, возникли, только когда появились компьютерные игры. А так – пожалуйста, была бы фантазия. Сейчас многим сложно играть просто ради игры, особенно в такие игры, где нет ни проигравших, ни выигравших, – в «Котёл», например. «Мне скучно», – вот тебе и весь ответ, и ребёнок сидит, не отзываясь. Это очень сложный феномен, его надо изучать, мне кажется. Причём больше проблем у городских детей, это факт. Они часто ещё и плохо владеют своим телом: на ходулях не держатся, мяч не ловят или, наоборот, пускают его с такой силой, что он просто улетает за игровое поле. Дети не чувствуют себя, не чувствуют пространство, не ладят со временем… Это, конечно, очень грустно. Я думаю, игра многое выявляет, с чем-то поможет помочь. Возможно, это не самый масленичный разговор, но он касается существа дела, вопроса, почему так важны гуляния, игры, взаимодействие с окружающим миром, наконец. Это не «стилизация», а очень прагматичный вклад в будущее.
