Три вида психических расстройств, или Почему мы болеем
– Сегодня многие говорят об интенсивном росте психических заболеваний, расстройств. Люди сами у себя их диагностируют, их диагностируют социологи, психологи, психиатры, средства массовой информации. А вы могли бы подтвердить этот стихийный рост психических заболеваний?
Борис Воскресенский: На этот вопрос не может быть однозначного ответа, потому что психические расстройства по своим проявлениям очень многообразны. Некоторые из них удивительно постоянны, стабильны на протяжении всей истории человечества, с тех пор как появились способы статистической фиксации заболеваемости. Таковы расстройства, как сейчас говорят, шизофренического спектра. Это слово все знают, этого слова все боятся, хотя сильно бояться его не стоит, потому что распространённость этой патологии на протяжении многих лет, десятилетий, столетий и в разных странах – 1%.
Врач-психиатр Борис Воскресенский. Фото: sfi.ruДругие заболевания бывают связаны с нарушениями функционирования и работы мозга, вызванными черепно-мозговыми травмами или сосудистыми болезнями, и общими, особенно – поражающими мозг. Их распространённость зависит от успехов терапии, соматической медицины, то есть медицины, занимающейся собственно телом.
И третья огромная группа – это стрессовые расстройства, или, как в старину говорили психиатры, психозы от ударов судьбы. Конечно, распространённость этих заболеваний может увеличиваться, особенно в некоторые периоды – напряжённые, сумбурные, трагические. Но хочется внести и оптимистическую ноту. Если первые две группы в меньшей мере поддаются нашим усилиям, хотя и здесь возможности самопомощи при болезни весьма велики, то расстройства от ударов судьбы наиболее подвластны человеческому состраданию.
– Отец Павел, а ваш опыт что говорит?
Священник Павел Бибин: Я думаю, что умножение психических болезней в наше время связано с тем, что мы пережили XX век, в котором случилось очень много потрясений, в первую очередь вызванных огромным количеством беспрецедентных войн, которые повлекли множество жертв, что не могло не отразиться на психическом состоянии всего человечества. Это касается не только нашей страны, это имеет общемировой масштаб.
– Вы хотите сказать, что имеет место наследственный фактор? Так ли актуальны последствия войн XX века, когда более актуальными кажутся ужасы века XXI?
Священник Павел Бибин: Актуальны. Последствия антропологической катастрофы не изживаются за одно поколение, это очень длительный процесс.
– Эти последствия – духовные или душевные?
Священник Павел Бибин: И душевные, и духовные, и даже телесные.
Священник Павел Бибин. Фото: trinity29.cerkov.ruЧеловеку хочется произойти от обезьяны
– Борис Аркадьевич, должен ли врач-психиатр различать болезни души и болезни духа? И всякий ли врач может это сделать?
Борис Воскресенский: Это очень острый, актуальный и трудный вопрос, потому что решение его каждым специалистом, да и просто человеком, далёким от медицины, зависит от его миросозерцания, от его понимания устройства человека. Душевное и духовное – две теснейшим образом связанные, но разные сферы проявления психической активности, разные, так сказать, арены. Ареной, где разворачиваются психические расстройства, является душа, душевные процессы. А сфера духовного – это ценности, это то, ради чего человек живёт: его верования, увлечения, убеждения, его – полушутливо говоря – развлечения. Это сфера, которой занимаются другие специалисты: священнослужители, служители закона, служители искусства и так далее. Разграничивать эти сферы обязательно нужно, потому что нередко, особенно на первых этапах заболевания, душевное расстройство выглядит как своеобразное увлечение или нестандартное поведение, и увидеть за новым странным, чудны́м, необычным, низменным или – наоборот – по-особому возвышеннымобразом жизни логику болезни может только врач-психиатр.
– Борис Аркадьевич, вы первый человек, от кого я услышала, и меня это в своё время поразило, что в психиатрии часто не различают ещё один этаж. Мы только что говорили о различении духа и души, но оказывается, многие врачи не отличают душевное как самостоятельную сферу и от телесного, от соматического. Каких интерпретаций душевных расстройств можно ожидать, приходя к врачу?
Борис Воскресенский: Совершенно верно: очень часто и врачи, далёкие от психиатрии, и часть психиатров, и люди, далёкие от медицины, сводят психическую деятельность, наши душевные переживания к проявлениям деятельности головного мозга. Как говорил отец Сергий Булгаков, человеку хочется произойти от обезьяны: человеку боязно признать свою психическую, душевную и духовную свободу, ему хочется объяснить нестроения в своей жизни, в своём состоянии, прежде всего психическом, душевном, но и в телесном тоже, исключительно болезнью внутренних органов, возложить ответственность за них на гормоны, на окситоцин, адреналин, что сейчас мы постоянно находим в средствах массовой информации. Так что такая точка зрения существует, и это не просто невежество, не просто заблуждение. Так устроена человеческая психика. Повторяю, теперь уже словами Эриха Фромма, это бегство от свободы, от собственных решений. Но, конечно, телесное и душевное – это разные сферы, разные проявления человеческой жизненной активности.
Должен ли священник разбираться в психиатрии
– Отец Павел, а с богословской точки зрения, душа и психика – это одно и то же? И то же ли самое имеет в виду священник, что имеет в виду врач, когда говорит о душе? И должен ли священник разбираться в психиатрии? Вот пришёл к вам человек, скажем, на исповедь. Как вы поймёте: у него депрессия или уныние? Ему куда: к психиатру, к маме, к другу или к вам?
Священник Павел Бибин: Насчёт людей, которые приходят, – это сложный вопрос, он всегда решается очень индивидуально. Хорошо, если ты с этим человеком имеешь общение на протяжении некоторого времени. Тогда ты можешь видеть, как развивается его жизнь, куда он движется, какие у него есть проблемы. В таком случае выявить психическое расстройство бывает гораздо проще. Но при этом священник должен отдавать себе отчёт в том, что он всё-таки не врач (за тем редким исключением, когда он имеет специальное образование в этой сфере). Это вопросы, которые больше касаются какой-то духовной интуиции, которая, конечно, должна проверяться. Если священник видит, что пришедший к нему человек находится в какой-то пограничной зоне, то внимания ему нужно уделять больше. Тогда уже можно будет с ним предметно поговорить на эту тему. Так что это во многом вопрос духовного опыта. При этом я думаю, что священник не вправе поставить человеку диагноз, потому что он не врач. Он может сказать, что есть какая-то проблема, есть болезнь, но чтобы поставить точный диагноз и начать какую-то терапию, нужен специалист, без этого никак. И если происходят какие-то злоупотребления, когда священник входит в область, в которой он не является достаточно компетентным, это всегда очень плохо. Есть области, которые требуют привлечения специалистов. Это касается и душевных болезней, и физических. А в наше время количество душевных расстройств достаточно велико.
Борис Воскресенский: Я подхвачу и чуть-чуть дополню. Отец Павел замечательно сказал, что желательно, я усилю – необходимо, – чтобы между священником или другим человеком, к которому пришли с какими-то душевными проблемами, и тем, кто с ними пришёл, были какие-то встречи, внутренние связи. Дело в том, что при психических расстройствах меняется душевный облик человека, и только сопоставление прежнего, раннего, здорового, здравого душевного облика и сегодняшнего, сиюминутного может навести священника или другого близкого человека на вопрос о наличии психического расстройства. Я даже как-то позволил себе высказать такую формулу, что психиатрическое диагностическое мышление – мышление образное: сравнивается образ человека на разных этапах жизни, на разных этапах заболевания. То он весёлый, общительный, живой, а то стал каким-то другим. Или наоборот: стеснительный, деликатный, смущающийся стал развязным и бестактным. Словом, обязательно нужно обращать внимание на то, как изменился душевный, психический облик человека.
Что такое беснование и верит ли церковь в существование психических болезней
– Иногда спрашивают: а верит ли вообще церковь в существование психических болезней? Известны случаи, когда любое отклонение от нормы в поведении, в эмоциях, в психике списывается на беснование.
Священник Павел Бибин: Я думаю, что для всех очевидно, что психические заболевания не являются предметом веры. Это не то, во что нужно верить. Это, к сожалению, факт жизни. Но различие между психическим расстройством и беснованием, которое уже представляет собой духовную болезнь, безусловно существует. Здесь, опять же, требуется какое-то общение, взгляд на эту проблему в динамике. Не всякое душевное расстройство связано с беснованием. А вот беснование обычно приводит человека к душевному расстройству, но корень этого расстройства будет уже не столько в душевной сфере, сколько в духовной. А поскольку духовная сфера влияет и на душевную, и даже на физическую, телесную жизнь человека, то ситуации психических расстройств, вызванных беснованием, более тяжёлые. Это более активное проявление не просто зла, действующего в падшей природе, во всякой болезни, а именно духа зла, который для человека всегда разрушителен. И разрушается в первую очередь его дух, потом уже душа и тело.
– Тогда стоит прояснить, что имеется в виду под словом «беснование». Уж очень много мистификаций. Даже в Евангелии, когда мы читаем про бесноватых, важно разобраться, что имеется в виду: это что-то экстраординарное, как какие-то чудеса, или это некая реальность повседневной жизни, с которой каждый человек сталкивается?
Священник Павел Бибин: Здесь всё зависит от степени поражённости. Есть, допустим, евангельский бесноватый, который жил в могильных пещерах и уже не мог находиться в социуме, представлял угрозу для общества. Но бывают более слабые стадии, когда человек находится на грани беснования, когда он уже не может сопротивляться этому духу зла. У такого человека может беспричинно возникать некоторая злость, которую он может сдерживать только до какой-то степени. Но вот наступает момент – и человека, что называется, понесло, и он не может остановиться, движимый этой силой зла. Это, конечно, признаки начала беснования, это какое-то дыхание ада. Оно может быть краткосрочным, а может быть продолжительным, оно может даже приводить человека к одержимости, когда этот процесс уже как будто бы и не прекращается. И этот евангельский бесноватый скорее уже был одержим этим духом зла, он уже не мог ничего с ним сделать.
Одержимость духовная и душевная
Фото: Mihail Tregubov / Unsplash– В современной индустрии психотерапии, и особенно там, где речь уже не столько о медицине, сколько о некоей пограничной области, в которой работают психологи, люди часто предлагают тем, кто к ним приходит, не только способы душевного исправления, но и некое учение, даже вполне себе духовное. То есть здесь тоже нередко имеет место нарушение границ компетенции. Борис Аркадьевич, как бы вы определили эти границы и их возможные нарушения? Вот вы куда отправляете, если видите у пациента проблемы и запросы духовного свойства?
Борис Воскресенский: Начну с того, как это различение может быть сделано даже в только что упомянутой сфере – одержимости. Да, одержимость существует как духовный феномен, и здесь компетентны священнослужители. Но достаточно часто в практике врача-психиатра тоже встречаются пациенты с переживаниями, подобными одержимости, подчинённости каким-то внешним силам: или тёмным силам, или светлым, по мнению самого пациента. И чтобы определить болезненный, медицинский, психиатрический характер такого рода одержимости, мы должны в ней найти особый, совершенно конкретный механизм. Я прошу прощения, что вдаюсь в медицинские тонкости, но думаю, что это необходимо и достаточно понятно. У таких больных с болезненной, с психиатрической одержимостью есть особое переживание насильственности, чувство вторжения: в меня входит некоторая сила. Иногда больным, особенно впервые встретившимся с врачом, бывает трудно самим это сформулировать. Я в своей диагностической практике нашёл такой приём – позвольте им поделиться. У замечательного поэта Владислава Ходасевича в одном стихотворении есть такая фраза: «…и чьи-то имена и цифры вонзаются в разъятый мозг». Я обращаюсь к собеседнику (я его ещё не называю пациентом – может быть, там нет болезни в медицинском смысле): вот эта фраза – «вонзаются в разъятый мозг» – вам понятна? И иногда собеседник говорит: да, понятна, это про меня. И были такие, которые в буквальном смысле подпрыгивали на стуле от точности этого выражения Владислава Ходасевича. Так вот, чувства вторжения, насильственности быть не должно, и такого чувства в здоровой психике не бывает. Эта насильственность может затрагивать разные переживания: управлять мыслями, влиять на настроение, вызывать уныние, радость, гнев и так далее, влиять на внутренние органы, менять ритм сердечных сокращений, ритм сердцебиения. Вот этого чувства вторжения ни в коем случае быть не должно, это патология. Иной раз мы можем и просто переспросить пациента: «не слушается», вы «не можете собой управлять» – вы это образно сказали, метафорически или в буквальном смысле? Вот мы сидим и изучаем, как устроены эти переживания. Так вот, такое чувство вторжения, когда что-то навязывается, вкладывается или – наоборот – отнимается из психики (не дают думать, не дают улыбаться, не дают глотать пищу) – знак не имеет значения, как говорят психиатры, – это тяжелейшая патология.
В других случаях такая болезненная неуправляемость может принимать более размытые формы, и это, наверное, правомерно соотнести с беснованием в духовном смысле. Это могут быть непроизвольно возникающие эмоциональные реакции возбуждения, крика, плача, судороги, припадки, агрессия или – наоборот – оцепенение и так далее. Стало быть, беседуя с нашим посетителем – повторяю, мы его ещё не называем пациентом, – мы должны увидеть, разобраться, по какому механизму эти переживания формируются. Одни будут формироваться по духовным механизмам, другие – они описаны в учебниках психиатрии – по механизмам болезненным.
Суицид и другие опасности подросткового возраста
– Россия занимает одно из лидирующих мест по числу самоубийств, в том числе подростковых. Как интерпретировать случаи суицидальных мыслей или тем более действий, попыток суицида. Это психическое или духовное расстройство?
Священник Павел Бибин: Я склонен думать, что это всё-таки больше связано с душевной сферой человека, а не с духовной. Подростковые суициды в основном связаны с тем, что происходит формирование личности, люди переживают кризисы, в том числе возрастные, переживают стрессы, о которых говорил Борис Аркадьевич, внешнее и внутреннее давление, и с этим они не справляются. И до духовных проблем это доходит не всегда. Я думаю, что чаще это всё-таки вопрос психики.
– А есть ли способ духовно застраховаться от этого, какой-то духовный иммунитет против такого рода душевных недугов обрести?
Священник Павел Бибин: Общение. Но общение должно быть в определённой среде, которая не подогревала бы эти настроения. Сейчас есть целые преступные сообщества, которые специально подталкивают людей к таким поступкам, и за такими сообществами следят соответствующие компетентные органы. Но вообще, я думаю, что чаще всего это происходит от одиночества и невозможности найти правильный выход из этой ситуации. Здесь очень много факторов: семья, сверстники… Важно, верующий человек или неверующий. С верующими эти ситуации встречаются гораздо реже, но это не значит, что они не случаются совсем. Бывают и верующие люди, которые попадают в такие кризисные ситуации, когда к ним приходят мысли о суициде. К счастью, они чаще с ними справляются, но тем не менее такие мысли могут посещать и верующих людей.
Борис Воскресенский: Спасибо, отец Павел, что вы начали свои размышления с акцента на подростковом возрасте. Да, и психиатрия обращает особое внимание на этот возраст, подчёркивая, что именно в это время формируется личность молодого человека, формируются и его душевные процессы, и мир ценностей, мир смыслов. Иногда это происходит достаточно мучительно. В подростковом возрасте также созревают эмоционально, достигают стабильности в своих эмоциональных состояниях. Поэтому в случаях развития психических расстройств с перепадами настроения, с депрессиями, с болезненными подъёмами чаще всего их дебют бывает именно в подростковом возрасте.
Так что и возраст, и формирование личности, обретение смысла, обретение своего я приходятся на подростковый возраст, и он действительно очень сложен и для кого-то мучителен. Поэтому подростковые суициды – особо значимая проблема. Кроме того, существует мода на такое поведение и на подталкивание к нему, на провокации, что тоже может усиливать изначальную настроенность, незавершённость, незрелость психики, подталкивать в этом направлении.
В целом, как и о других проявлениях душевных болезней, я здесь скажу, что суициды вызываются разными причинами. И болезненными перепадами настроения, и теми же идеями воздействия, и в каких-то случаях болезненными подростковыми гипертрофированными реакциями протеста. Так что здесь причины могут быть и душевные, и духовные. Ещё раз повторю, что задача психиатра – увидеть за духовным миром, за духовными переживаниями, за особенностями поведения нарушения душевных процессов, если они есть. А если их нет – только порадоваться и направить к священнику, к мудрым наставникам, в театр, в спортивную секцию.
Продолжение следует
Записано в рамках проекта «Науки о человеке»
