Семь глаголов о душе
– Может ли жить полной, полноценной жизнью человек с тяжёлым психическим заболеванием?
Священник Павел Бибин: Это очень сложный вопрос. Если есть серьёзное заболевание, то в каком-то смысле о полноте жизни мы говорить не можем, – когда человек, например, лишён зрения или слуха. Понятно, что в такой ситуации восприятие может компенсироваться за счёт развития других органов чувств. Мы ещё недостаточно хорошо знаем человека как явление: в нём есть потенциал, который в земной перспективе раскрыть до конца невозможно. Всё, что в человеке заложено, раскрыться может только в перспективе Царства Небесного.
– С синдромом Дауна можно быть верующим во Христа?
Священник Павел Бибин: Поскольку это вопрос духа, я думаю, что можно. Но чтобы понять, что человек действительно, несмотря на свою болезнь, является верующим и его приоритеты – в области духа, нужно с ним долго общаться. Тогда можно увидеть, что такие люди действительно могут приносить какой-то свет, какой-то мир. Но бывают и противоположные случаи, когда болезнь может вызывать болезненные реакции, даже раздражительность и гнев, какую-то неуравновешенность. Здесь есть тонкие пограничные состояния, при которых дать исчерпывающий ответ на ваш вопрос просто невозможно.
Священник Павел Бибин. Фото: trinity29.cerkov.ruБорис Воскресенский: Думаю, что применительно к подобным тяжёлым малоперспективным в медицинском отношении случаям нужно говорить именно о духовном выздоровлении, о духовном восхождении в меру своих возможностей. А вот мера эта должна быть для самого пациента максимальная – во всяком случае, он должен к этому стремиться. Я не встречал больных с синдромом Дауна в церкви, но, думаю, вы правильно сказали: он может быть христианином, но модус его церковной жизни будет немножко по-иному организован, она будет проявляться не как миросозерцание, а больше в бытовых сторонах. Так и во всём остальном: не станет такой человек виртуозом в каком-либо деле, но самое главное, что он, выражаясь по-житейски, выложится максимально или будет стремиться к этому. Это, мне думается, с психотерапевтической точки зрения, а наверное, и с духовной тоже, принесёт успокоение и ему, и близким.
– Мы с вами так уверенно говорим о душе, о психике. А вообще есть ли какие-то доказательства того, что душа существует – с точки зрения как веры, так и науки?
Борис Воскресенский: Психические болезни называют и душевными болезнями. Насколько я знаю, и в богословии нет очень строгих общепризнанных определений психики, души, личности. Нет этого и в психиатрии – здесь я могу сказать достаточно твёрдо, уверенно и горестно. Существовала и сейчас иногда всплывает точка зрения, что психические болезни – это болезни головного мозга. Когда я начинал работать в психиатрии, даже в кружок ходил, мне очень хотелось понять, что такое душа, что это за реальность. Тогда это было связано для меня не только с необходимостью различить какие-то особые религиозные переживания и болезненные психические расстройства. Ведь 60–70-е годы – это ещё и злоупотребления психиатрией в политических целях, борьба с инакомыслием.
Врач-психиатр Борис Воскресенский. Фото: sfi.ruВажнейшую роль для меня в этих размышлениях сыграла книга Дмитрия Мелехова о психических расстройствах («Психиатрия и проблемы духовной жизни». – «Стол»), и, к слову сказать, она же меня привела и в Свято-Филаретовский институт, когда меня попросили написать предисловие к этой книге. Мелехов ввёл в психиатрию достаточно чёткое разграничение духовного, душевного и психического, заимствуя его из христианской антропологии. Душевное – это наши мысли, чувства, эмоции, наши влечения, память, сообразительность, интеллект и так далее.
А потом мне захотелось студентам рассказать об этом ещё точнее, и я нашёл ответ на этот вопрос о реальности души, заимствуя обоснование из работ выдающегося польского лингвиста середины прошлого века Анны Вежбицкой. Это всемирно прославленный лингвист, она никакого отношения к психиатрии не имеет, но она и её сотрудники показали, что всем-всем людям всех стран, всех континентов, всех языков, всех времён свойственны слова, характеризующие наше душевные переживания: думать, видеть, слышать, понимать, делать и так далее. Семь глаголов – сама Вежбицкая назвала их языковой антропологией человека – означают, что если я или мой собеседник сказали: я вижу, я чувствую, я хочу, – то мы поймём, о каких состояниях идёт речь. То есть в этих глаголах названы некоторые наши душевные состояния, которые потом психология и прочие науки стали называть эмоциями, восприятием, мышлением, волей и так далее. Так что благодаря Анне Вежбицкой понятие души, душевных процессов стало для меня совершенно конкретной реальностью. То есть телесные структуры, телесные заболевания, терапия, хирургия и всё прочее – это одна сфера; психическое, или душевное, – другая; и третье – сфера духовная, которая многообразна по-своему.
– Отец Павел, почему мы можем говорить о душе с точки зрения веры? Почему христиане предполагают наличие души у человека?
Священник Павел Бибин: В Библии слово «душа» – синоним слову «жизнь». Ещё третий синоним в этом ряду – «кровь». Если жизнь существует – то для библейского восприятия это и значит, что есть душа. Душа есть не только у людей, но и у животных, а вот духа у них нет. Если мы говорим о классическом представлении о душе как о совокупности ума, чувств и воли, то, конечно, у животного мира это всё присутствует. В каком-то смысле для верующих людей этот вопрос даже не является предметом веры, это просто факт.
Вопрос духовного здоровья важнее
– А что происходит с душой после смерти?
Священник Павел Бибин: Опять же, если мы говорим о душе как о жизни, то, конечно, жизнь может продолжаться и после физической смерти. А вопрос о том, что происходит с человеком после окончания его земной жизни, огромный. Он, я думаю, в христианской антропологии ещё менее исследован, чем вопросы, связанные с душой как таковой. Это проблемы христианской эсхатологии, апокалиптики, которые выходят уже в другую область, связанную даже не столько с таким онтологическим языком, сколько уже с языком экзистенциальным, мистическим. Эти непростые вопросы, я думаю, никогда не будут иметь окончательных ответов.
Фото: Soroush Alavi / Unsplash– Строго говоря, получается, что душа умирает?
Священник Павел Бибин: Нет, почему же она умирает? Тело человека может умирать, но христиане верят в то, что человечество воскреснет в том числе и телесно. Другой вопрос – что это будут за тела. Конечно, это тайна. Христос ведь воскрес в теле. Когда он встречался с учениками, он попросил у них поесть, а Марии Магдалине почему-то сказал: «Не прикасайся ко Мне, Я ещё не восшёл к Отцу».
– Борис Аркадьевич, а психиатрия что говорит?
Борис Воскресенский: Психиатрия тоже ничего определённого не говорит.
Если можно, я расскажу одну короткую семейную историю, которая для меня очень значима. Несколько лет назад я ходил в «Примус версус» – знаете, такой книжный магазин на Покровке. Они мне присылают анонсы распродаж. И я вижу среди перечня изданий книгу Николая Алексеевича Воскресенского «Пётр Первый как законодатель». А мне рассказывали родители, что был такой мой дядя, которого я не знал, – Николай Алексеевич Воскресенский. Он жил в Ленинграде, скончался в 1948 году, был историком, школьным преподавателем, но и вёл научную работу и защитил диссертацию по государственному строительству в эпоху Петра Первого. Научная судьба моего дяди была не очень удачной, что описано в предисловии к этой книге. Так вот самое поразительное, что Николай Алексеевич писал эту работу в блокадном Ленинграде, и её издали только через 25 лет в рамках научных исследований, проводившихся уже в 50–60-е годы. Я потом встретился с инициатором этой публикации – отыскал его через интернет – и узнал, что исследователю, подготовившему эту публикацию, её порекомендовал научный руководитель, выдающийся ленинградский историк. Эта книга произвела на меня и всех близких сильное впечатление. Я повесил портрет историка, который её издал, у себя на кафедре, и студенты и аспиранты у меня спрашивают, кто это такой. Это один из образов того, как может продолжаться жизнь человека после его смерти: «рукописи не горят». Уж не знаю, насколько уместно здесь говорить о бессмертии, но он влияет и на мою судьбу. Хотя мне много лет, но, вспоминая Николая Алексеевича, я всегда стараюсь держать себя в руках, простите за похвальбу.
– Какие главные вызовы современности для душевного, психического здоровья?
Борис Воскресенский: Я думаю, что вызовы есть прежде всего для духовного здоровья. Наше время, не вдаваясь ни в какие подробности и анализы, конечно, трагическое для всего мира. Всё пересматривается: все ценности, все понятия, все границы в любом смысле, отнюдь не только географическом. Каждый вырабатывает свою точку зрения, свои подходы. Каким может быть ответ? Я не вправе давать советы, скажу только словами вашего любимого Николая Александровича Бердяева: человек не выбирает между добром и злом, а творит их. И во всех трагических ситуациях хорошо задавать себе вопрос: а как бы поступил Христос? Вот всё, что я могу сказать по поводу сегодняшней ситуации.
Священник Павел Бибин: Я думаю, наше время как никогда нуждается в евангелизации в широком смысле, в просвещении, потому что проблема смешения, о которой сейчас сказал Борис Аркадьевич, – это как раз свидетельство того, что подорваны какие-то самые главные основы жизни общества. Действительно, границы плывут, расходятся – не только государственные, географические, но и границы во внутренней жизни человека, нравственные, духовные, эстетические. Всё начинает смешиваться, и чтобы этот хаос привести в порядок – а его надо привести в порядок, – требуется и какое-то духовное откровение, и духовное усилие со стороны людей. Общество и человек нуждаются в исцелении в широком смысле, в обретении некоторой целостности. То, что ещё когда-то было общепринятым, сейчас всё больше ставится под сомнение, и всё меньше и меньше мы встречаемся с тем, что люди могут, что называется, плясать от одной печки.
Я думаю, это самое важное. Для нас, для России это чрезвычайно важно. И это вопрос, конечно, не сугубо религиозный, тем более обрядовый, это вопрос общения и встречи людей с живым Богом, со Христом, с его Церковью. И тогда только жизнь снова начнёт обретать какие-то формы, достойные человеческого существования, как личного, так и общественного.
Гигиена души и духа
– Сейчас модно говорить о здоровом образе жизни – можно на пробежку, кто любит, или там прессик покачать. Есть какие-то виды телесной гигиены. А можно ли говорить о некоторой гигиене души и духа? Борис Аркадьевич, начнём с гигиены души.
Борис Воскресенский: Не сочтите меня слащавым назидателем, но надо всегда задавать себе вопрос: а как бы поступил Христос? Чего бы это ни касалось: каких-то серьёзных жизненных поступков, ситуаций, мировоззрения, или своего здоровья, или отношений с близкими. Я только так могу ответить.
Фото: Кузьмичёнок Василий / Агентство «Москва»– А что с духовной гигиеной?
Священник Павел Бибин: На мой взгляд, сейчас очень актуален вопрос определения, знания меры. Например, христианское понятие смирения связано с тем, что человек знает себе меру и живёт в мире с Богом и с другим человеком. Когда человек не знает себе меры и теряет мир, это может приводить и к внутренним конфликтам, и к расстройствам, которые могут распространяться на какие-то сообщества и даже целые государства. Человек и человечество должны вернуться к себе – проще говоря, прийти в себя, а это возвращение возможно только через возвращение к Богу, поэтому вопросы веры человека становятся всё актуальнее. Сейчас время, когда нужно заниматься человеком и тем, что с ним связано во всём многообразии его жизни, трезво понимая, что здесь вопросов пока больше, чем ответов.
– В массовом сознании есть какой-то идеальный образ здорового человека. Могли бы вы как-то его скорректировать, уточнить с точки зрения здоровья духа и здоровья души, может быть, даже разрушить какие-то стереотипные представления об этом здоровье и таком образе гармонической личности?
Борис Воскресенский: Поскольку я обособил душу и дух, всё вместе это составляет психику, стихию психического, постольку медицинское, психиатрическое определение нормы психического здоровья – здесь я пользуюсь богословским термином – апофатично (то есть негативное определение, данное через отрицание каких-то свойств явления или объекта. – «Стол»), то есть это отсутствие болезни. А как выглядят болезни – например, депрессия или «вторжение» в психику, – мы с вами немножко говорили. Вот если нет признаков болезни, симптомов, которые описаны в руководствах по психиатрии, – значит, человек с психиатрической точки зрения здоров, каким бы странным, чудным, вызывающим или – наоборот – ангелоподобным ни было его поведение. Понятия нормы медицинской, психиатрической, культуральной, этнической, религиозной не совпадают.
Когда говорят о том, что нормой здоровья является гармоническая личность, то мне вспоминается восклицание одного психиатра середины прошлого века: если бы существовала гармоническая личность, о, какое это было бы чудовище! Здесь имеется в виду, что у человека не было бы ничего своего в его поведении, в его поступках, была бы только реакция на ту или иную ситуацию и не было бы ничего творческого, ничего индивидуального. А мы интересны и нужны людям, миру именно тем неповторимым, что есть в каждом из нас: кто-то может размышлять рационально, кто-то своей эмоциональностью нас сплачивает, вдохновляет, кто-то поддерживает своими физическими навыками, умениями.
Словом, психиатрическая норма психического здоровья – это отсутствие болезни. Хотя так же, как нет в психиатрии официально признанного узаконенного определения психики (то, что я предложил, – это мои собственные построения, сделанные прежде всего для себя, студентов и пациентов, для практической работы), так нет и не может быть регламентированной нормы. Мне думается, что такое определение, как отсутствие болезни, – самое гуманное. Слово «гуманизм» церковь не очень любит, но в данном случае оно мне кажется уместным, оно оставляет возможность для человека свою индивидуальность выражать в жизни.
Священник Павел Бибин: Для церкви таким образом примером духовного здоровья является личность самого Христа, который был совершенным Богом и совершенным Человеком, который не был подвержен греху и в этом смысле не имел духовных болезней.
– Хотя если кто-то из психиатров прочитал Евангелие с такой точки зрения, наверное, какие-то проявления поведения Иисуса Христа могли бы ему показаться, как говорят, девиантными, всё-таки это не жизнь стереотипной «идеальной гармонической личности».
Священник Павел Бибин: С точки зрения медицины – может быть, но не с точки зрения духа. Всякое проявление болезненности и духа зла всегда отступало только при одном присутствии Христа, что всегда удивляет в Евангелии. Там, где Он появлялся, всё приходило в движение и тьма отступала. Собственно, это и было знамением того, что Он Христос, Мессия, и все Его действия по исцелению людей были связаны с явлением этого света, свободы, любви.
Записано в рамках проекта «Науки о человеке»
