Экспертный центр для оценки печатных и электронных книг приступил к работе на базе Российского книжного союза (РКС). Как пишут «Ведомости», в него вошли представители Российского военно-исторического общества, Роскомнадзора (РКН), Русской православной церкви, Духовного управления мусульман России, Федерации еврейских общин России, Литературного института им. Горького и других организаций.
Многие восприняли эту новость как официальное возвращение государственной цензуры взамен цензуры рынка. Панику в творческих кругах подкрепил ещё один инфоповод – выход в «Эксмо-АСТ» книги писателя Роберто Карнеро «Пазолини. Умереть за идеи», где часть текста, рассказывающая о личной жизни итальянского кинорежиссёра, была закрашена чёрным цветом. На такой компромисс в издательстве пошли, чтобы не лишать читателей возможности купить книгу и одновременно не подпасть под статью о пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений. Как отметили в пресс-службе «Эксмо-АСТ», подобная практика уже широко применяется в российских издательствах и является «более честным выбором».
Корреспондент «Стола» изучила, как развивалась цензура в России, что считалось недопустимым и оскорбительным в разные эпохи и существует ли в принципе честный выбор в условиях тотального контроля за творчеством.
В научных кругах цензура является довольно популярным объектом исследования.
Библиографический список статей на эту тему, который приводит журнал «Цензура в России. История и современность», насчитывает тысячи источников. Исследователи выделяют несколько исторических периодов, когда власть цензурных ведомств была наиболее сильной. Это середина XIX века (эпоха царствования Николая I и Александра II), а также 20–30-е годы XX века и послевоенный период вплоть до смерти Сталина в 1953 году.
Годом, с которого принято отсчитывать историю цензуры в нашей стране, считается 1073-й. Тогда в «Изборнике Святослава» впервые ввели запрет на распространение и чтение иностранных книг. С тех пор история цензуры переживала разные этапы – от запрета Екатериной II «странных мудрствований» до массовой травли Бориса Пастернака после присуждения ему Нобелевской премии.
«Сущие заблуждения» и «вредные умствования»
Говорить о цензуре в допетровскую эпоху было бы большим преувеличением. До конца XVII века в государстве российском выходило не больше двух книг в год, а если какие-то ограничения и вводились, то касались они исключительно религиозных трудов и носили единичный характер.
Фактически история светской цензуры начинается с Петра I. Причём главным цензором выступал сам царь. Пётр лично следил за тем, чтобы в книгах не было критики власти. Но, опять же, говорить о системной цензуре и чётко сформулированных требованиях к авторам и текстам в этот период ещё рано. Систематическая цензура возникла только при Екатерине II, что во многом было реакцией на революцию во Франции.
Несмотря на собственную родословную, приверженность идеям Просвещения и переписку с Вольтером, императрица Екатерина II стремилась всеми силами ограничить иностранное влияние на умы своих подданных. Ещё в 1763 году был издан указ о контроле за выпиской иностранных книг, которым должна была заниматься Академия наук. Хрестоматийным примером «вредной» литературы Екатерина объявила роман французского философа и педагога Жан-Жака Руссо «Эмиль, или О воспитании», который противоречил привычным представлениям о нормах «доброго нрава, нас самих и российской нации». А в конце 1780-х появился ещё один, более жёсткий, указ о запрете книг, содержавших «странные мудрствования» и «сущие заблуждения», а также первая жертва цензуры среди известных людей. Автора «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева приговорили к смертной казни за «вредные умствования, оскорбительные и неистовые выражения против сана и власти Царской». Правда, после высшая мера наказания была заменена на ссылку в Сибирь.
Запрет Джонатана Свифта и Вальтера Скотта
При Павле I началась цензурная реформа. Как и его мать, он опасался мятежных идей, которые могут проникнуть в Россию из-за границы после Великой французской революции. Под запрет попали, например, «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. А в 1800 году Павел ввёл полный запрет на ввоз книг на любых иностранных языках. Правда продержался он совсем недолго и был отменён уже его сыном Александром I, который смягчил требования к текстам, но оформил цензуру как официальный институт власти – в России был принят первый Цензурный устав и начали работать комитеты по цензуре, которые отсматривали рукописи перед публикацией.
Война 1812 года тоже сыграла свою роль. Имя Наполеона Бонапарта ни в литературе, ни в театральных постановках лучше было вообще не упоминать. Кстати, как отмечает Н. Дризен в книге «Материалы к истории русского театра», требования к театральным постановкам были даже жёстче, чем к литературным произведениям, так как «книгу читает обыкновенно всякий про себя, а на зрелище собирается народ, так сказать, кличью». Также под запрет попали все исторические деятели, высказывающие социалистические, коммунистические, нигилистические взгляды, – например, деятели Французской революции (Робеспьер, Дантон, Марат). Одним из ярких примеров цензурных запретов времён Александра I стала баллада Вальтера Скотта «Замок Смальгольм». В том числе потому, что её главный герой уклоняется от долга защиты отечества.
«Этот дивертисмент, как глупость, запрещается»
Следующим этапом усиления цензуры, как несложно догадаться, стало восстание декабристов. При Николае I цензор стал отдельной профессией, появился единый контролирующий орган – Верховный цензурный комитет, а следовательно, и разветвлённый бюрократический аппарат. Наиболее вредной, опять же, была провозглашена французская литература, которая представляла угрозу «православию, самодержавию и народности». Были запрещены романы «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, «Учитель словесности» Александра Дюма, «Красное и чёрное» Стендаля.
От цензоров ждали чуткого понимания политического вектора и флюгерной работы в соответствии с ним. Критериев для запрета было множество. Согласно классификации Н. Дризена, это были: оскорбление религии (причём не только её критика или высмеивание, а даже выражения вроде «ей-богу!»), оскорбление нравственного чувства (как писал цензор Е.И. Ольдекоп: «порок должен быть наказанным, а добродетель вознаграждённой»), оскорбление царского достоинства и власти, а также сословий (например, была запрещена пьеса А. Островского «Свои люди – сочтёмся» за оскорбление купечества). Также существовал запрет на «пропаганду антимонархических идеологий», от которого пострадала пьеса А. Грибоедова «Горе от ума».
Интересно, что в это время появляется и ещё один критерий – тексты, признанные цензорами «никудышными». То есть цензор теперь выступал ещё и в роли литературного критика и мог запретить книгу или театральную постановку только потому, что она не соответствовала его эстетическим представлениям о прекрасном. Так, например, в резолюциях существовали такие формулировки, как «этот дивертисмент, как глупость, запрещается», «недостает смысла, вкуса и приличия», «запретить по безграмотству» и др.
Герцен отмечал, что цензура стала настоящей «манией» Николая I. И если поначалу граница между реальными, потенциальными и воображаемыми опасностями была условной, то после она и вовсе исчезла. А.Ф. Тютчева вспоминала о временах Николая I: «повсюду вокруг него в Европе под веянием новых идей рождался новый мир, но этот мир представлялся ему лишь преступной и чудовищной ересью, которую он призван был побороть и преследовал её».