Переход на удалёнку был стрессом, но потом оказалось, что так удобнее. Люди могут жить в деревне, у моря, заниматься ремонтом, детьми. Главное – чтобы работали. Сейчас многие охотно приходят в офис, потому что не хватает социализации. Но могут и не приходить. Некоторые так с 2020-го и не приходили, но работе это не мешает. Мало того, стёрлись географические границы. Мой собеседник поделился: «Работаешь с человеком виртуально “бок-о-бок”, общаешься по сто раз на дню, потом говоришь: “Ну, увидимся на корпоративе”. А он: “Вообще-то я в Ростове-на-Дону, не успею приехать”». Сейчас выйти в офис – привилегия, надо записываться заранее. Увидеть коллег вживую стало действительно радостью (а не гадостью, как бывало).
Куда пропали люди из Москвы и Торонто?
Маятниковая миграция из дома на работу в центр и с работы домой на окраины была бичом мегаполисов. С ней пытались бороться в разных странах и разными методами. Сначала строили мощные автострады. Потом, наоборот, ограничивали возможность приезжать в центр на своём автомобиле с помощью заградительных мер: дорогой платной парковкой, зверскими штрафами. Моя подруга, живущая в пригороде Лондона, рассказывала, что в одну неделю в центр можно было въезжать на машине с чётными номерами, а в другую – с нечётными. Если перепутаешь – штраф чуть ли не 100 фунтов.
В Москве 2024 года пробок стало гораздо меньше, чем было лет 10 назад. Фактор свежепостроенных автострад наложился на фактор удалёнки, с которой многие так и не вернулись. После самого первого жёсткого карантина многие пытались осмыслить статистику: из Москвы выехало 2 млн человек, а вернулся 1 млн человек. Где остальные?
Как ни удивительно, часто люди оказывались в результате пандемии в родных местах, из которых их или их предков вырвала жёсткая реальность индустриального века. Семья моих друзей занималась в Москве девелоперским бизнесом, ковид вернул их в родную деревню Яковлево под Торжком. Сейчас они зарегистрировали свою фирму в родном Яковлеве, купили в Торжке отель и развивают малую родину. И это один из многих подобных случаев.
В Москве процессы, связанные с удалёнкой, ещё не так катастрофично выглядят с точки зрения урбанистики. Всё-таки Россия – гиперцентрализованная страна, и всё равно надо быть в том месте, где находится, фигурально выражаясь, ось, вокруг которой вращается отечественное мироустройство. В крупнейшем городе Канады Торонто, как докладывают тамошние жители, центр вообще обезлюдел и деградирует. Офисные центры, рестораны – всё пустует. Страна, устроенная по горизонтальному принципу, где население живёт в предместьях-субурбиях, утратила нужду в центре своей столицы. Даже кафе и магазины не привлекают.
В домик у тихой речки
Реальность предыдущей организации труда была такова, что ты должен был присутствовать там, где вертятся деньги. Деньги были натуральные, монетки или бумажки, после которых рекомендовалось мыть руки, поскольку слишком многие сжимали их до тебя в потных кулачках. Город был местом торга и обмена. В России, как и в той же Канаде, не успели сформироваться другие смыслы города. Социолог Вячеслав Глазычев классифицировал эти смыслы так: «Первый – рынок. Рынок – это не только место операций, это ещё место, где люди видят друг друга в действии, своего рода театр. Второй – собор, бывший не только местом молений, но и местом собраний. Третий – суд как свободная система сугубо городского пространства и одновременно театр, в котором роль актёров играют судья, истец, ответчик, адвокат, присяжные. Четвёртый – собственно театр как зеркало, в котором аудитория воспринимает предъявляемые ей действия, таким театром может быть и площадь. Пятый – уличная харчевня, трактир, пивная, ресторан, кафе – место, в котором люди видят и воспринимают друг друга, где идёт постоянное общение тех, кто сидит и смотрит на идущих мимо».
