Из коммунистов в демократы
Упоение идеей демократической России в начале 1990-х, когда люди шли на улицу, чтобы защищать демократию, довольно быстро закончилось всеобщей ностальгией по Советскому Союзу и популярностью коммунистов: на выборах в 1995-м в Думу побеждает КПРФ, занимая 99 депутатских мест. В 1996-м демократ Ельцин выигрывает выборы благодаря неимоверным усилиям пиарщиков. Почему буквально за несколько лет люди разочаровались в демократии и демократах?
Ельцин был очень популярен (на выборах в президенты РСФСР в 1991-м он получает 57,3% голосов, второе место занимает Рыжков с 16,85%), так как стал делать то, что раньше в Союзе никогда не делали: критиковать партийную элиту и советскую систему. Обвинив во всём прежнюю власть, он пошёл на крайнюю либерализацию. Затем Ельцин и его команда распустили Союз, объявили самую большую республику РСФСР Россией – демократическим государством – и взяли курс на рыночную экономику.
На людей это возымело сильное действие. У них появилась надежда, что теперь они так же хорошо заживут, как на буржуазном Западе, который, несмотря на всё старание советской пропаганды, часто ассоциировался у граждан страны развитого социализма с высоким и комфортным уровнем жизни. «В августе 1991-го произошла не цветная, а буржуазная революция. Страна избавилась от коммунизма. Россияне хотели видеть свою страну богатой и успешной, чем-то средним между Российской империей и США», – вспоминает очевидец событий фондовый аналитик Александр Разуваев.
Гарвардский политолог Дэниэл Тризман в своей статье «Демократия по ошибке» на основе изучения 218 случаев смены авторитарного режима демократическим сделал вывод, что в подавляющем большинстве случаев страна становится демократией не благодаря намерению элит или успешной оппозиционной деятельности, а из-за ошибок правящих кругов, их просчётов и близорукости. Что мы с вами и наблюдаем в случае с СССР.
Дэниэл Тризман утверждает, что важнейшим условием перехода страны на демократические рельсы является появление в стране сплочённых конкурирующих групп населения, которые способны друг с другом «торговаться», приходя к каким-то компромиссам. Но русский народ, переживший массовые репрессии, отрицательную селекцию и семидесятилетний тоталитарный режим, явно такие группы представить был не способен.
Народ-изгой в советской империи
Что же можно сказать о народе СССР и РФ (здесь я буду говорить прежде всего о русском народе)? Русский народ предали не только в 1990-е, но сразу же после Октябрьского переворота. Раскулачивание, массовые репрессии, расстрелы и пытки – всё это обрушилось на русских в таких масштабах, которых никогда до этого не было. В царской России применялась смертная казнь. Однако в Российской империи за 37 лет (1875–1912) по всем составам, включая тяжкие уголовные преступления, а также приговоры военно-полевых и военно-окружных судов, были казнены не более 6 тыс. человек (в среднем 162 казни в год). В СССР за 30 лет (период 1923–1953) только по политическим мотивам большевики расстреляли более 750 тыс. человек (в среднем более 25 тыс. казней в год по политическим обвинениям). Наибольшее количество расстрелов «врагов народа» (более 680 тыс., преимущественно крестьяне и колхозники) состоялось во время «ежовщины» (1937–1938). Настоящие данные приведены в официальных документах МВД СССР 1953 года. Есть основания полагать, что сведения МВД занижены, особенно по расстрелам начала 1930-х годов в период коллективизации, но другой статистики в распоряжении исследователей пока нет. Цифры расстрелянных по уголовным преступлениям за 1923–1953 годы неизвестны.
Гарвардский профессор Терри Мартин в своей книге «Империя положительной деятельности», описывая национальную политику большевиков, говорит, что самым дискриминируемым в СССР был самый многочисленный народ – русский.
В конце 1980-х – начале 1990-х тема осуждения советских репрессий была довольно популярна. Об этом писались статьи, книги, снимались телепередачи, документальные и художественные фильмы. Незадолго до распада СССР принимается Закон о «Дне памяти жертв политических репрессий». Хотя это безусловно важное, возможно, даже самое важное из того, что произошло накануне краха советской империи, но с этим законом есть одна странная вещь. Есть репрессии, которые осуждаются как злодеяния, но нет преступников, нет ответственных за совершённое. А кто же ответственный? Тот, кто в тот момент управлял страной, – КПСС правящая партия страны. Но Ельцин не начал процесс против партии, суда над большевиками не произошло. На мой взгляд, это главная измена первого президента РФ делу возрождения России. Впоследствии тема репрессий стала всё больше и больше затушёвываться, когда-то открытые архивы КГБ-ФСБ тоже постепенно стали закрываться.
Народ, переживший тоталитаризм
Идеологическая обработка населения привела к печальным результатам. В 1970-х идеологическую ситуацию в стране доктор исторических наук С.И. Никонова описывает следующим образом. «Никакой контроль, никакие силовые меры не могли остановить процесс саморазрушения социалистической идеологии. В нём появились явные провалы, “чёрные дыры”, через которые в советское общество попадали иные идеи, нравственные ценности, потребности и стремления».
Уж в брежневский период большинство не верило ни в какие социалистические утопии, а жило совершенно буржуазными смыслами, где самой большой радостью было заполучить какую-то вещь из страны «загнивающего капитализма». «Многие были просто охвачены апатией, безразличием, что было своего рода защитной реакцией на тоталитарный режим. Несоответствие идеологических установок и реалий жизни в исследуемый период формировали в сознании и психологии людей конформизм, инертность, отчуждение от политики, разочарование в духовных ценностях социалистического общества», – пишет исследователь.
«Всё бедно, беднота, беднотища, – ничего нет; ничего – шум слов, аплодисментов, звяк орденов, – и ничего: бессодержательное, бессобытийное, бесцветное, обессоленное время», – так описывает советскую действительность в годы застоя советский и российский литературный критик И.А. Дедков. «Реальная жизнь и её официальное выражение, её официальные обозначения, определения, расходятся всё более, и уже давно это началось, и хотя ненадолго замедлилось, теперь с новой силой растёт это катастрофическое для человеческих душ расхождение, и неизвестно, когда здравый смысл постарается взять своё».
Ставшие у власти коммунисты, назвавшие себя демократами, главной идеей решили сделать материальное благополучие. С одной стороны, ход, понятный для страны, народ которой уже много лет влачил полунищенское существование; с другой, при всей приземлённости запросов большинства представителей народной массы опыт показывает, что людям нужна какая-то высокая идея, что не хлебом единым был жив человек.
«Дело в том, что реформаторы Борис Ельцин, Егор Гайдар и Анатолий Чубайс были поглощены идеей западного либерализма. Все они считали, что достаточно дать развиваться рынку, который сделает своё дело. То есть появятся стимулы к труду, личная заинтересованность, наполнятся магазины и установятся нормальные взаимоотношения с Западом. Но они не учли некоторых деталей – интересов личности, права собственности, падения нравственности. И когда без права, без личности, без собственности, без нравственности стали внедрять рыночную экономику, то получилась фактически архаизация социума, которая выразилась в том, что возобладали примитивные способы утилитаризма и достижительности», – писал академик, основатель РГГУ Юрий Афанасьев.
Уже к середине 1990-х в сознании, как это часто бывает, прошлое стало идеализироваться. По всей видимости, в трудные моменты людям нужно хотя бы внутренне на что-то опереться. Здесь такой опорой постепенно становилась мифологизация советского периода с «самым вкусным пломбиром» и «бесплатными квартирами». В 1995 году появляются «Старые песни о главном» – музыкальный фильм, ностальгирующий по советскому времени, который сразу же становится очень популярным. При этом элиты вообще никак вопросами национальной идеи не занимались: они просто разворовывали страну, что как раз очень хорошо показано в фильме Певчих.
Выборы 1996-го
В «Предателях» Мария Певчих (является иноагентом) хорошо рассказывает про выборы 1996 года, когда Ельцин остался у власти только благодаря массированной телеобработке населения. При этом автор описывает победу Ельцина как невероятную трагедию, но совершенно непонятно почему потенциальный приход к власти Зюганова у неё никакого отторжения не вызывает. Да, скорей всего, как и утверждает Мария Певчих (является иноагентом), к плановой экономике страна бы назад не вернулась, но почему автора фильма не смущает приход к власти почитателя Ленина и Сталина, почему она не видит в коммунистах никакой угрозы демократии? «Она не могла быть отстранённой от коммунистической идеологии, потому что основной расчёт, весь пафос программы был направлен на память о Советском Союзе», – вспоминает о программе Зюганова бывший депутат Госдумы Виктор Пешков.
А был ли шанс?
Был ли возможен положительный сценарий и при каких условиях? Неужели кроме Зюганова, семибоярщины и Путина не было вариантов? На мой взгляд, при том духовном и нравственном состоянии народа на излёте СССР не было. Для этого должны были произойти какие-то качественные изменения в людях, чтобы появился народ, который смог бы сформировать подлинные элиты, своей главной задачей ставившие процветание общества, а не личное обогащение.
Здесь мы, конечно, попадаем в некоторый тупик. Чтобы появились адекватные элиты, нужно нормальное состояние народа. Но чтобы народ пришёл в это самое нормальное состояние, необходимы элиты, которые помогут ему восстановиться. Кто это мог бы быть в конце 1980-х – начале 1990-х?
Сообществом, которое способствовало бы нравственному оздоровлению общества, по идее, могла и даже должна была стать церковь. Мы знаем, что в начале 1990-х авторитет церкви был очень велик. Огромное доверие к ней испытывали и простые люди, и отчасти власть. Но, к огромному сожалению, церковь никак не смогла этим доверием воспользоваться. Почему?
В начале 1990-х, да и сейчас Русская православная церковь воспринимается и сама осознает себя прежде всего как священство и епископат. Но что претерпели священнослужители за 70 лет богоборческой власти – это даже страшно представить. Православная церковь пострадала от большевиков ещё больше, чем простой народ: лучшие ее люди были истреблены, академии и семинарии разгромлены, большинство храмов разрушено и закрыто. Значит ли это, что церковь вообще ничего не могла сделать и шансов у неё вообще никаких не было? Я думаю, что шанс всё-таки был.
Конечно, церковь начала 1990-х не была в силах в миг стать мудрым наставником и духовным лидером – она сама была больна, как и всё общество, а в чём-то и больше. Но церкви известно то, что не известно светским людям: это путь покаяния, который и смог бы стать путём исцеления как для церкви, так и для общества. На мой взгляд, что принципиально важно было для русского народа после развала СССР, – это покаяние за всё то, что произошло в годы большевистского правления. Покаяния личного за все те компромиссы с совестью и откровенные грехи, на которые толкала советская власть, покаяния как признания той трагедии, что произошла с народом, покаяния как оплакивания всех пострадавших от советской власти. Церковь могла бы явить пример жалости и милосердия – именно тех качеств, что так усердно выдавливали из русских людей коммунисты.
Но вместо этого в церкви возник какой-то жуткий триумфализм, церковная власть решила монетизировать доверие властей, чтобы строить храмы и вообще развиваться материально. Поделиться верой, опытом противостояния бесчеловечной и безбожной власти, умением жить свободно она не смогла. Духовных наследников новомучеников и исповедников осталось уже слишком мало, и они были далеко не на первых ролях. Поэтому люди так и остались без какого-либо духовного и нравственного ориентира.
Сейчас главным вызовом, на мой взгляд, является мировоззренческий позитивизм, который на данный момент превалирует в обществе. Огромное количество людей всё сводит к экономике, к борьбе с коррупцией, к политике и в решении этих вопросов видит главные задачи страны и общества. Согласно опросу ВЦИОМ за 2018 год, подавляющее большинство россиян считают главной проблемой социальное неравенство. Современная власть в этом отношении смотрит немного глубже, чем несистемная оппозиция, потому что пытается говорить о неких «духовных скрепах». Государству, стране действительно нужна какая-то идея, какое-то нравственное положительное основание. Проблема в том, что эта идея и нравственное основание не могут быть спущены сверху, должны произойти какие-то духовные процессы среди элиты, которые передадутся и остальному народу. Любая «духовная скрепа» должна прежде всего прикладываться к самому себе, а потом только предлагаться кому-то иному. Иначе дискредитируется и опошляется самая лучшая идея или ценность.
Сейчас, в 20-е годы XXI столетия, в российском обществе снова вспыхнула ностальгия по советскому периоду. По данным опроса в 2022 году, 80% населения сожалеют о распаде СССР. Но, в отличие от 1990-х, эта тенденция активно поддерживается властями. И это, на мой взгляд, главная проблема современного режима, а не коррупция и неумелое управление страной. Остальное – лишь следствие. СССР развалился не в силу действия извне и не просто по глупости Горбачёва, Ельцина или кого-то ещё. Этот проект нежизнеспособен, потому что шёл против жизни: за ним стоит кровь и страдания миллионов людей. «Родовые черты советской системы – противоестественность, неэффективность и, соответственно, неконкурентоспособность – не оставляли ей шанса на сколько-нибудь длительное (по историческим меркам) существование (благодаря некоторым благоприятным для себя ситуативным обстоятельствам она даже несколько превысила ожидаемый срок своего существования лет на 10–15)», – пишет доктор исторических наук Сергей Волков в своей книге «Почему РФ не Россия».
«Запад беспечно – и горько для нас – путает в употреблении слова “русский” и “советский”, “Россия” и “СССР”, а применять первое ко второму – подобно тому как признать за убийцей одежду и паспорт убитого», – писал Александр Солженицын. Строить новую Россию, беря себе в духовные исторические отцы СССР, – значит готовить стране судьбу СССР. Отделение советского от русского и попытка исцеления советского как нездорового наследия – вот в чём задача современной и будущей элиты. Это процесс должен заключаться не просто в отмене советских символов. На Украине и в Прибалтике снос советских памятников (нужное и нормальное явление) не исцелил советские болезни общества, прежде всего идеологию вражды, особенно против веры церкви. И истоки нынешнего российско-украинского кризиса мне видятся более всего в этом.
Да, политическое поле в РФ сейчас зачищено, но ещё есть возможность проявлять инициативы в общественном, культурном, гуманитарном, церковном и прочих пространствах. Да, очень часто это непросто, и многие здоровые начинания встречают мощное сопротивление посттоталитарного инерционного сознания, которое боится всякой инициативы снизу. Но пока это возможно, чему пример НКО, которые занимаются благотворительной помощью и часто закрывают те или иные бреши, до которых не может или не хочет дотянуться государство. Да, им порою очень трудно, но кто сказал, что преодоление наследия тоталитаризма будет легко?
Поэтому мне путь видится только один – попытка сотрудничества, общения тех людей, которым сейчас небезразлична их страна, народ, город, район. Даже появление чатов подъезда, которые часто становятся местом для выяснения отношений, я считаю положительным явлением желания взаимодействовать внутри общества и что-то делать вместе. Людям важно выходить за пределы мира своей семьи, куда их загнала советская власть, заявив, что заботу обо всём остальном берёт на себя государство. Это постепенно будет оказывать своё влияние на всё общество (и на политиков тоже, потому что они тоже из этого же общества, из этой страны).
Ну и, конечно, большое желание, чтобы внутри церкви также произошла десоветизация, которая, как порою кажется, церковное сообщество затронуло меньше всего. Прежде всего это должно выражаться в ослабление жёсткой вертикали власти, превращающей церковь, по крайней мере её клерикальную часть, в тоталитарную систему. Преодоление вражды и отчуждения в церкви нужно не меньше, чем в обществе, а порою и больше. В ней должно появляться больше мирянских движений, ратующих за возрождение церковной жизни, за созидание вертикальных связей внутри, для этого большей активности и чувства ответственность за церковь нужно проявлять мирянам. Нужно, чтобы священноначалие такие движения не громило, обвиняя в «самочинии» или «сектантстве», а – наоборот – им помогало. Ну и церковное начальство должно стремиться занимать как можно более автономную позицию по отношению к государству, отстаивая свою свободы. Такое возможно, конечно, если в церкви будет деятельный верующий народ, на который можно опереться. Если РПЦ МП сможет преобразиться и действительно стать тем, чего от неё ждут многие люди, то, возможно, она сделает то, что не смогла сделать в начале 1990-х: стать духовным и нравственным ориентиром для всего общества.