Некоторое время назад выпал шанс прослушать небольшой курс лекций одного философа. Философ этот представлял известный российский университет, и, разумеется, слушателям его представили через соответствующие регалии: кандидат наук, доцент, автор множества работ. Никакого чванства, философ был действительно заслуженный, и организаторам хотелось показать слушателям, что к ним приехал важный гость, к чьим словам следует прислушаться.
После одной из лекций я краем уха уловил разговор двух слушателей, ребят старшего школьного возраста:
«Ну, теперь он [лектор] сумел доказать мне, что он доцент», – с одобрением произнес один из них.
Прошло несколько месяцев, а я продолжаю думать над этими словами. Чем руководствовался школьник, когда решил, что доцент крупнейшего российского университета, признанный в своей среде специалист, должен ему что-то доказывать? С какими мыслями он шёл на лекцию? Что именно его смутило, почему лектор ещё с самого начала не вызвал у него доверия?
Думаю, ответы на эти вопросы могут проясниться, если мы разберёмся с одним загадочным, редко ныне встречаемом зверем – словом «авторитет». Очевидно, молодой человек не видел в лекторе авторитета даже несмотря на все регалии. Возможно, он посчитал, что авторитет не есть нечто данное, сохраняемое, он каждый раз формируется сызнова, здесь и сейчас. А значит – лектор ещё должен доказать свой авторитет слушателям, доказать, что его словам следует придать вес.
И интуитивно это вроде бы верно. С чем здесь спорить? Ведь ещё лорд Фрэнсис Бэкон призывал нас отказаться от идолов толпы – иными словами, не полагаться на устоявшиеся авторитеты в своём личном поиске истины. Да ведь и христианская традиция обличения фарисеев есть не что иное, как предостережение от пассивного следования исторически сложившимся авторитетам.
Но что же такое этот злосчастный, всеми оплеванный «авторитет»? Можно ли дать его определение? Александр Марей, посвятивший этому понятию небольшую книгу, определяет авторитет как «социально признанное знание». То есть авторитета от не-авторитета отличает: а) наличие некоего эзотерического знания, недоступного другим, и б) признание со стороны общества, что авторитет этим знанием действительно обладает.
Иными словами, авторитета не бывает вне общества, утверждающего и подтверждающего чью-либо авторитетность. Верно и обратное: скажи мне, кто обладает авторитетом в твоём обществе, и я скажу тебе, что это за общество.
Авторитет, по мысли Марея, ведёт к подчинению без насилия. То есть ни о каком противоборстве речи не идет. Тем паче сегодня: авторитет не обязывает, он лишь предполагает, что мнениям и суждениям говорящего будет придан известный вес, что слова его будут выделены из общего информационного шума.
Но вернёмся к нашей истории. Обладал ли лектор авторитетом как социально признаваемым знанием? Разумеется, иначе профессиональная корпорация философов в лице аттестационной комиссии не выдала бы ему звание кандидата наук, академическое сообщество в лице ученого совета не выдало бы ему степень доцента, журналы не печатали бы его статьи, различные площадки не звали бы читать лекции… Но юноше в его понятном максималистском запале всего это не хватало, лектор ещё должен был доказать конкретно ему, что он – доцент и авторитет, что его слова имеют вес и к ним стоит прислушаться.
Если же мы исходим из установки, что авторитет – это социально признаваемое знание, а наш юноша как раз и сомневался в наличии у лектора такого знания и требовал предъявить ему доказательства, как бы он себе их не представлял, то отсюда следует малоприятный вывод: общественная система «выдачи» авторитетов дала сбой. Усомнившись в авторитете лектора, молодой юноша выказал недоверие всей системе: учебному заведению, от лица которого выступал лектор, академическому сообществу, той площадке, куда он пришёл послушать лекцию.
Но может быть претензии юноши справедливы? И вправду, неужели нам достаточно общественных регалий для того, чтобы признать того или иного человека авторитетом в самом слабом, условном смысле этого слова?
Я задаю этот вопрос себе и не нахожу ответа, который мог бы меня удовлетворить. Положим, философ представлял бы не престижный федеральный университет, а заведение поскромнее, но также с государственной аккредитацией и каким-никаким признанием со стороны профессионального сообщества. Обладал бы авторитетом представитель такого заведения лично для меня? Был бы я готов к нему прислушаться, придать вес его словам еще до того, как он начал говорить?
Попробуем экстраполировать проблему. Разумно предположить, что если молодой человек не доверился суждениям одного из авторитетнейших специалистов в области философии, то едва ли он в принципе щедр на доверие и признание авторитетов. Вполне вероятно, доверием «по умолчанию» с его стороны не пользуются и представители школы – учителя, завучи, директор. Значит, и они в своё время должны были доказать юной горячей голове, что они достойны того, чтобы к ним прислушивались...
Возможно, то же касается и родителей? Другая школьница, с которой мне довелось обсуждать ценность семьи, заметила, что настоящая семья зачастую – это друзья, потому что вы с ними исповедуете общие ценности. А вот семья кровная... Тут как повезет. «Не совпали характерами», – часто можно слышать от бывших супругов, скоропалительно решившихся на развод. Но, оказывается, эта же аргументация работает и в отношениях отцов и детей.