Что такое братство в современной церкви

– Братство существует 35 лет. И если в 90-м молодой священник из московской интеллигенции начал собирать людей и к нему потянулись ниточки из разных городов, то можно ли сказать, что сегодня это работает так же? Как вы сейчас оцениваете притягательность православия? Насколько братство умножилось за эти 35 лет?

– Наша общественная ситуация не способствует тому, чтобы создавались такие колоссальные движения, как это иногда бывает на Западе – например, в католической церкви или у протестантов. Всё-таки будем помнить, что ХХ век был в России, в Советском Союзе, веком гонений на церковь. И Русская церковь пострадала так, как не страдала ни одна церковь в мировой истории вообще. Поэтому и возрождение идёт не так быстро. Конечно, за 35 лет многое произошло в общественном сознании в отношении православия, в отношении церкви. В 90-е годы после празднования 1000-летия крещения Руси люди обратились к церкви, был колоссальный аванс доверия к православным христианам, православной вере, священнослужителям. Вообще была какая-то очень большая религиозная духовная жажда у людей. Сейчас такой жажды уже, мне кажется, в народе нет. Она ушла куда-то вглубь. Это, знаете, как если тюльпан не выкапывать каждый год, то луковица уходит вглубь и её там уже не найдёшь. Так же и здесь: это ушло вглубь, в какую-то глубоко личную сферу. Иногда люди даже сами себе в этом не признаются. 

Фото: Наталия Макарова / Коммерсантъ

А с другой стороны, церковная институция значительно выросла, для многих это стало непривычным. Пресса работает, освещая зачастую какие-то неприглядные церковные явления и события, а на добрые и хорошие не обращая большого внимания. Так работают СМИ, в этом, наверное, видя своё главное предназначение. Словом, ситуация сильно изменилась, но то дело научения вере взрослых людей (не только взрослых, но и детей, конечно же, но это всё-таки от взрослых уже зависит) мы продолжаем до сих пор в разных городах. Хотя сейчас, мне кажется, воцерковляться стало сложнее, жизнь стала сложнее, культурный контекст совершенно другой, нежели в 80–90-х годах. Много предубеждений против церкви сложилось уже в 2000-е годы. Где-то церковные люди не оправдали свалившегося на них доверия, где-то его подрывали умышленно, боясь усиления влияния церкви в народе. У людей вообще стало меньше доверия и друг к другу, и к разным институциям. Соответственно, и к церкви тоже. Тем не менее мы своё дело продолжаем, потому что оно живое. А если дело живое, то оно себе всегда пробьёт русло.

– А что можно делать, чтобы доверия было больше?

– Я думаю, в наше время больше всего доверия вызывает пример жизни. Сейчас люди доверяют словам меньше, а делу больше. И вот мы стараемся жить так, чтобы наше слово с делом совпадали, насколько это в наших силах. И я вижу, что это всегда приносит плод – просто не всегда быстрый. Сейчас же такое время, что все хотят быстрых плодов: время стартапов. Сегодня ты только подумал об этом, а завтра уже должен стать миллионером, или миллиардером, или известным по всей стране. Но церковь так никогда не жила, не живёт и, я надеюсь, не будет жить. Корни жизни, основы жизни глубже, чем тот фон, который задаётся нашей нынешней информационной средой, глубже любых самых невероятных новостей. Поэтому тех, кто имеет большую интуицию, более внимателен, более проницателен, убеждает только пример. И это самое главное, на мой взгляд. Собственно, так было и в античной древности, когда христианство только появилось, так было и в Древней Руси, и в XIX веке, так это остаётся и сейчас. 

Мы не организация, у нас неформальное объединение, мы члены Русской православной церкви, ходим в разные приходы. Братство – это люди. Где есть братья, там будет и братство. Поэтому мы всегда с вниманием относимся именно к людям. Мы считаем, что это действительно самое ценное и самое важное, это основа нашей жизни. Бог через человека действует, в конце концов.  

– Занимаясь историей Русской православной церкви, я замечал, что до революции в России было очень много братств – сотни очень разных, целые регионы их распространения. Во многих случаях братство патронировал патриарх или епископы. Является ли патриарх Кирилл сегодня членом Преображенского братства?

– Нет. Я думаю, что патриарх и не может входить в такое братство. Просто в силу своего положения он не может себе позволить сделать такой выбор, о котором вы говорите. Среди членов нашего братства были известные люди, но они приходили не для того, чтобы придать значение, повысить статус нашего братства, а просто по своему убеждению. Дело в том, что в дореволюционное время, о котором вы говорите, были разные братские союзы. Они собирались на разных основаниях, в том числе это были объединения, которые учреждались на уровне епархии или губернии административным образом. В них входили значимые люди города, вносили членские взносы, пожертвования. Братства осуществляли разные проекты, это была форма общественной жизни в России – в православной стране, православной империи. Были трезвеннические братства, благотворительные братства, просветительские братства. Причём эти братства создавались не только внутри Российской империи, но и, например, в США, где Русская православная церковь была очень мощно представлена. Наш святой патриарх Тихон, будучи епископом в Соединённых Штатах, учреждал там православные братства. Так что это наша традиция. Конечно, в советское время всё это было невозможно. И выжили только небольшие неформальные объединения, общины. А всё, что было создано на уровне городских или губернских администраций или на уровне церкви, естественно, стали ликвидировать уже в 1917 году. 

– Вы сказали, что самое главное для вашего братства – это люди. Что это означает на практике? Что конкретно делается для людей?

– Дело в том, что та культурная ситуация, в которой мы сейчас пребываем, предполагает, что человек для общества (при всех красивых словах и возможностях комфортной жизни) представляет собой лишь некую функцию. Это видно и в сфере образования – и высшего, и школьного, – и в том, исходя из чего люди выбирают профессию, чему готовы посвятить свою жизнь – айтишников нам не хватает или ещё кого-то. Но всё-таки человек рождён на белый свет не только для того, чтобы быть профессионалом в той или иной сфере. Тем более что профессионалов, которые добиваются больших успехов и имеют большое значение в разных сферах, немного. Человек всё-таки больше, чем его профессия. В церковь люди собираются не по профессиональному признаку. 

Мы стараемся давать людям возможность духовного просвещения. Собственно, поэтому наш основатель отец Георгий создал высшее учебное заведение – Свято-Филаретовский институт, где есть и строго профессиональные программы – по социальной работе или истории, но есть и богословское образование, которое люди получают, уже будучи профессионалами в разных сферах. И, как правило, у нас учатся взрослые люди, которые получают второе или третье высшее образование. Это то, что нужно для жизни, для личности, для самосознания, для того, чтобы человек жил более полноценно, всерьёз. Мы стараемся эти интенции в человеке поддерживать, насколько это возможно. 

Это, пожалуй, главное. Отсюда и другие наши проекты. Например, газета «Кифа» – одна из старейших газет Русской православной церкви, имеющая гриф Синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ. Или, к примеру, лет 10–12 назад братство занялось медицинской деятельностью. Братские врачи собрались и решили организовать в Москве клинику «Доктор Ермолаев» с соответствующим христианским отношением к человеку. Не секрет, что в медицине равновесие между коммерческой составляющей и заботой о человеке часто склоняется в сторону коммерции. Пациент может этого даже не заметить, но это знают врачи. Поэтому совестливое отношение к людям – это один из важнейших принципов. И мне кажется, что нам его удаётся соблюдать. 

Конечно, те принципы, о которых я сейчас говорю, – самосознание, свобода, личностность – не растут в человеке стремительно. Но, я думаю, то, что в жизни имеет серьёзное основание, быстро не растёт. Замечательный русский мыслитель Алексей Степанович Хомяков тоже переживал, что дело просвещения в России не очень быстро развивается. Но потом говорил, что есть одно утешение – смотреть, как дубы тихо растут. Мне кажется, что этот принцип святого терпения тоже должен присутствовать в нашей жизни. Потому что без него что-то серьёзное построить невозможно.

*** 

Этот текст – литературная расшифровка передачи «Хранители маяка», совместного проекта радио «Культура» и премии «Жить вместе». Послушать выпуск можно тут.