Директор Института педагогики и психологии Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского Ирина Тарханова. Фото: из личного архива– Ирина Юрьевна, в чём заключалось исследование по обратной связи?
– Мы спрашивали преподавателей, дают ли они обратную связь студентам, а студентов – получают ли они её от преподавателей. И выявили очень интересный парадокс. Почти все преподаватели уверяли, что дают обратную связь, а из обучающихся только меньше половины сообщали, что её получают. Мы удивились: как так? Почему студент не видит, не слышит, не воспринимает обратную связь преподавателя? Проблема оказалась в том, что мы с ними по-разному понимаем, что такое обратная связь.
– Как обратную связь понимает педагог?
– Преподаватель, поставив отметку, считает, что он дал обратную связь. Когда мы ставим пятёрку, то предполагаем, что ученик реагирует на неё так: «Я молодец, я сделал всё правильно, надо продолжать в том же духе, меня оценили высоко». Когда мы ставим двойку, то ожидаем, что ученик или студент сделает вывод: что-то было не так, нужно перестроить свои образовательные стратегии, действовать по-другому. Мы проводили ряд фокус-групп со старшеклассниками и студентами, спрашивали, какие эмоциональные реакции вызывает та или иная отметка.
– Как они реагировали?
– На «отлично» наиболее часто упоминали в качестве эмоциональной реакции: «Мне повезло». Не «я молодец, я старался, я все правильно делал», будто, если я что-то делал, то, само собой разумеется, на отлично. А радость, к нашему удивлению, вызывала заслуженная пятерка. На неудовлетворительную оценку самой частой реакцией было… Если выражаться культурно, то «преподаватель был неправ». Другими словами, реакция обиды. И, получается, когда мы, преподаватели, ставим отметку и считаем, что это и есть обратная связь, то мы рассчитываем, что ученик изменит образовательную траекторию. А по факту получается, что реакция на отметку не рациональная, а эмоциональная. И ни к каким изменениям учебных стратегий она не приводит. Не то чтобы студенты не слышат преподавателей – а мы с ними по-разному воспринимаем форматы обратной связи. Отсюда можно сделать вывод, что сегодня только отметки для обратной связи точно недостаточно. Студентам важно получить не только отметку, но и развёрнутый комментарий, обсудить результат. Что я сделал не так? Где мне стоит улучшиться?
– В очном формате это делать проще и быстрее?
– В очном обучении мы даём обратную связь не только словами, но и невербально: улыбаемся, хмуримся, поддерживаем. Ученики видят настроение учителя, эти реакции понятны, привычны и – самое главное – фактически мгновенны. Учитель по ситуации может понять, нужна сейчас развёрнутая обратная связь или нет. В дистанте важно думать над формулировками, над двусторонней обратной связью, нужно дать возможность ученику в ответ что-то сказать.
Фото: Авилов Александр / Агентство «Москва»– Скажите, почему так по-разному воспринимают оценки учитель и ученик?
– Вопрос, наверное, в разнице ценностей и смыслов, которые мы вообще вкладываем в образовательный процесс. Наши исследования показывают, что сегодня у современных учеников ценность знания несколько нивелирована. Мы всегда проводили опросы наших первокурсников о том, зачем они пришли в университет, и сейчас мы видим тренд сдвига ценностей обучения с социальных на индивидуальные. Приведу пример. Готовясь к нашему разговору, я открыла данные 2013 года. И там 62% первокурсников, то есть большинство, называли главной целью обучения в университете получение социально значимой профессии. И ведь действительно педагогический университет даёт одну из самых социально значимых профессий. И десять лет назад студенты приоритетной ценностью называли, как правило, получение знаний. Опросы последних лет, в частности опросы 2023 года приведу, говорят о том, что приоритеты существенно сдвинулись. В основном ребята, которые поступили в университет, говорили, что их главная цель – саморазвитие.
– Зачем им для этого высшее образование?
– Высшее образование для них является скорее инструментальной ценностью, чем терминальной (экзистенциальной, или смысловой). Большинство первокурсников последних лет говорят о том, что обучение в университете нужно им для достижения каких-то личных целей: повышения конкурентоспособности, развития талантов. В то же время мы видим, что образование для них не является определяющим условием жизненного успеха. Всё чаще для абитуриентов ценность образования – в удовлетворении ожиданий родителей: мама рада, что я поступила в университет. И мы понимаем, что отношение к образованию разнится у педагогов и у учеников.
– Это вечная проблема отцов и детей?
– Я бы сказала, это проблема и детей, и отцов. Мы имеем дело с человеком, который вырос в принципиально новых социокультурных условиях. Для него интернет стал привычным культурным орудием, и есть субъективная убеждённость, что знания не надо иметь, а любую информацию можно загуглить. Обесцениваются результаты обучения и проявляются такие негативные явления, как плагиат и списывание. Ученик нацелен не на получение знаний, на которое нацелен педагог, а на отметку и формальные критерии успеха. Если мне от образования нужно получить диплом, а не знания, то естественно, что двойка меня будет обижать. Заслуженная пятёрка – восприниматься как нечто само собой разумеющееся, а незаслуженная – вызывать эмоции: «Ух ты, я всех обманул, победил, я молодец».
– Плагиат и списывание не новые проблемы. Что-то здесь изменилось?
– Различных форматов академического обмана стало значительно больше. Например, использование искусственного интеллекта для ответа на вопрос уже не рассматривается как что-то зазорное. В прошлом году мы с моей магистранткой проводили исследование об отношении студентов к способам академического обмана. И оно показало, что чаще всего студенты не считают списывание обманом, для них это один из способов достижения результата. Ну и, конечно, технических возможностей стало предостаточно. Здесь наша задача как педагогов показать непродуктивность таких практик.
– При этом навык слышать педагога остаётся?
– С 2018-го по 2022 год мы проводили исследование старшеклассников, которым предлагали оценить эффективность разных методов обучения. У нас получилась выборка около полутора тысяч человек. Интересно, что мы попали в допандемийный, пандемийный и постпандемийный период, то есть зафиксировали время, когда цифра ещё не была естественным способом образовательных коммуникаций. Оказалось, молодёжи не нравятся приёмы, связанные с фронтальной (то есть коллективной) работой, которые требуют приложения волевых усилий и дисциплины. Современным ученикам не особо нравится то, что Ян Коменский (чешский педагог-гуманист. – Прим. ред.) называл «учить всех и всему». Причём и в очном, и в дистанционном формате. В одной из фокус-групп мы отметили очень интересную тенденцию: ребята говорили о том, что, когда говорят «сделать всем что-то», они не воспринимают это как посыл «сделать лично мне». А когда идёт индивидуальный посыл: «Маша, прошу тебя сделать; Дима, прошу подключиться», – они на это реагируют гораздо более эффективно, для них это более значимо.
Фото: Кузьмичёнок Василий / Агентство «Москва»– Лекции – тоже фронтальный формат? Они тоже неэффективны?
– И лекции, и даже учебные фильмы являются менее привлекательными, а значит, и менее эффективными и с точки зрения обретения неких личных ценностей и смыслов. А вот персонализированные образовательные практики (например, проектная деятельность, где ученик вкладывает свой потенциал в создание продукта) дают совсем другую реакцию и вовлечённость. Однажды мне написали в комментариях, что дети так изменились из-за массового репетиторства. На мой взгляд, как раз наоборот: репетиторство массово заходит, потому что оно удовлетворяет потребность в индивидуальном общении. Естественно, в массовой школе мы это сделать не можем. И для нас, учёных, встала задача поиска новых дидактических решений. С одной стороны, мы понимаем, что массовое образование не предполагает такой индивидуализации, какая была в XVIII–XIX веках, где был один гувернёр и один ученик. С другой стороны, всё-таки практика репетиторства – не альтернатива всеобщему образованию. И здесь точно нужно что-то искать. Например, с помощью цифровых средств можно выстраивать индивидуальный образовательный маршрут: детальнее разбирать непонятный материал, отработать навык или освоить что-то сверх школьной программы
– Не деградирует ли при этом навык общения в целом?
– Я бы не стала говорить о деградации навыков у конкретного поколения. Давайте быть честными: сегодня все мы широко используем цифровые средства коммуникации и в любом возрасте, и это влияет на всех нас . Цифровое общение успешно выполняет ряд функций: контактную, информационную, терапевтическую. Но при этом, конечно, теряется целый арсенал коммуникативных средств: мимика, пантомимика, эмоциональный окрас. Об этом есть много исследований. Кстати, если молодёжь компенсирует это использованием смайлов, эмодзи и других графических эмоциональных средств – то старшему поколению сложнее.
– Как можно преодолеть обозначенные вами проблемы с обратной связью?
– Для меня это не проблема, а задача современной дидактики. Для нас сейчас важно, с одной стороны, сохранить ценность знания и образования как высшего гуманитарного смысла, а не как услуги. И с другой стороны, вовлечь, заинтересовать наших учеников самим процессом образования.
– Как?
– Это ещё предстоит решить. Ну, например, современные ученики привыкли за быстрыми ответами обращаться к поисковым системам. Механическое запоминание фактов, уравнений, правил рассматривается ими как неважное. При этом мы фиксируем, что у них слабо развита компетентность к продуктивному поиску и критической оценке информации. Значит, обучение данным навыкам представляет сейчас одну из первоочередных задач сферы образования.
– Нужно учить гуглить?
– Нужно ставить новые задачи – например, учить работать с примерами ложной или вводящей в заблуждение информации, найденной в интернете. Разбирать задания на определение качества источника или признаков потенциальной предвзятости автора. Важно формировать привычку пользоваться легитимными источниками информации, такими как электронные библиотеки. Эта привычка не сформирована, потому что она трудоёмкая: загуглить или спросить у чат-бота на основе искусственного интеллекта проще и быстрее. Мы не изменим ситуацию, потому что обращение к быстрым и простым способам получения информации уже закрепилось, но важно хотя бы сформировать альтернативные способы добычи информации. Например, я заметила, что мои студенты очень хорошо отзываются на задачи найти не просто факты, а именно фейки или ошибочное изложение той или иной теории.
– Возможно, им нравится игровая форма обучения.
– Они азартно подключаются, а в результате обсуждений у них формируется понимание, что не всё, что написано в интернете, достоверно и ко всему, что мы читаем, нужно относиться критически. А для этого нужны базовые знания. И вот здесь появляется ценность того, что всё-таки знание, эрудированность – важное обретение для современного человека. Мне кажется, цифровизация вредит ценности знаний. Чем больше мы переводим информацию в цифровые системы, тем больше возникает у человека ощущение, что она всегда есть рядом. Я в любой момент могу найти её, так зачем что-то заучивать? Думаю, сейчас нужно акцентировать ценность знаний через экзистенциальные смыслы. Смотрите, всеобщее образование – сравнительно недавнее приобретение человечества, оно стало реальностью примерно в середине XX века, и, на мой взгляд, это величайшее гуманитарное достижение. Но за полвека с лишним, когда мы живём с обязанностью получать образование, в сознании молодёжи оно из блага превратилось в долженствование и в обязанность. Мы постоянно им говорим: «вы должны», «вы обязаны». Это вызывает тревожность и защитные психологические реакции: если я должен – я не хочу.
– Что с этим можно сделать?
– Любому ученику нужно показывать, что он выигрывает, обретая знания. Талантливым детям, одарённым показывать преимущества на ситуациях достижения успеха: удовольствие от выигрыша в олимпиаде, возможности где-то блеснуть эрудицией. Детям, у которых образовательный ценз ниже, давать примеры жизненных ситуаций, когда знание помогает принять правильное решение: как не поддаться на провокацию, не стать жертвой манипуляторов. И так мы у каждого человека можем формировать образ того, что знание – это ценность, которая позволяет жить лучше.
– Всем?
– В XX веке психолог Абрахам Маслоу говорил: «Детей не нужно учить любопытству, детей можно отучить от любопытства». Проблема современной школы в том, что мы эту любознательность не культивируем, а убиваем. Посмотрите на маленьких детей, на дошкольников, как они любознательны, как им интересно открывать что-то новое. Куда девается эта потребность к новому знанию потом? Убивается формальными практиками. Нужно менять контекст мотивации и стимулирования ученика: не «должен», «обязан» под страхом двойки, а «посмотри, как это интересно и увлекательно», «я готов тебе помочь эту возможность реализовать».
– С чего начать? С новых исследований и воспитания педагогов?
– Исследований много. Может быть, начать надо с повышения благополучия учителя. В государственной образовательной политике я бы за основу взяла формулу: «Счастливый учитель – счастливые ученики». Когда мы видим в школе усталого, несчастного, задёрганного, тревожного, агрессивного учителя, то как такой учитель будет передавать любовь к обучению?
– Вы считаете, что в основе полноценного обучения и передачи знания лежит любовь?
– Педагогика – это вообще про любовь. Любовь к детям, к профессии, к себе в профессии, к результатам своей работы, к познанию мира, наконец. И эту любовь можно и нужно передавать своим ученикам. Ведь именно способность любить, увлекаться, вдохновляться отличает человека от любых проявлений искусственного интеллекта. А сейчас, в эпоху цифровизации, нам так важно сохранить человеческое в человеке.
