Преображенская революция – так можно было бы назвать события 33-летней давности 19 августа 1991 года. В этот день Россия действительно стала иной. Но многие этого не поняли. А те, кто понял, протестуют против положительной коннотации слова «Преображение»: говорят, мол, слишком неоднозначен был пройденный страной путь.
Друг-историк, который 19–21 августа 1991 года провёл в Белом доме, написал несколько лет назад, что теперь бы на баррикады не пошёл. «Почему? – спросила я. – Ведь благодаря этим трём дням на баррикадах у тебя была целая жизнь, насыщенная, интересная, творческая, какой бы точно не было в Советском Союзе, с научными конференциями в Европе по интересующим тебя темам, с возможностью работы в открывшихся архивах, возможностью писать книги и статьи о том, о чём хотелось, не поминая к месту и не к месту классиков марксизма-ленинизма». Нельзя сказать, что он не согласился. Но и свои слова назад не взял – ощущение некоего обмана, того, что чуда не произошло, присутствовало у него все эти годы.
А что есть чудо в социально-историческом контексте? И достойны ли мы его, даже если увидим своими глазами? «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет, и знамения не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф.16: 4). Эти слова фарисеи и саддукеи, эксперты своего времени, услышали от самого Христа. И не поняли, Кто с ними говорит. Только позже, когда христианство распространилось по античной ойкумене и были написаны евангелия – был осознан масштаб 33 лет земной жизни Богочеловека.
Ни в коей мере не сравнивая исторический период в одной лишь стране с земным путём Творца Вселенной, тоже предположу, что лет через 100 люди будут оценивать прошедшие 33 года российской истории совсем иначе, чем оцениваем мы – изнутри, мерками нашей человеческой биографии.
Кому-то повезло, как мне, и он встретил ту Преображенскую революцию в начале жизненного своего пути – когда уже было возможно осознать открывающиеся возможности, но за плечами не было никакого багажа, социального и материального, и вместе со всей страной можно было стартовать в новую жизнь с нуля.
Люди более взрослые не заметили происходящее – они были слишком заняты выживанием. А те, кто были детьми, воспринимают те августовские дни со слов старших, в основном матерей и бабушек. Так повелось у нас, что картину мира у ребенка формируют именно женщины, мужчины мало участвуют в этом процессе.
Женщины, встретившие 1991 год в расцвете своих женских сил, молодыми матерями, сегодня составляют большинство населения России. Это воистину могучее женское поколение, продемонстрировавшее невероятную приспосабливаемость к жизни. Сейчас им лет 55–65. Социологи шутят, что это «средняя российская избирательница Елена Смирнова» (в моём классе в 1980-х было пять девочек по имени Лена и две девочки по фамилии Смирнова – так сказать, стандарт).
По социальной норме позднего СССР девушке было положено закончить учёбу, сразу же выйти замуж и родить ребёнка. В 25 лет в роддомах её уже записывали как старородящую, важно было не допустить такой обидной записи.
Браки, которые заключались под давлением этой социальной нормы, были скоротечными, их называли «осеменительными» – чаще всего они заканчивались разводом года через 3–4. Жилось очень трудно даже без личностного фактора, что сходились очень молодые и не подготовленные к семейной жизни люди. В конце 1980-х был тотальный дефицит всего – от пелёнок (памперсы ещё не появились) до продуктов питания. Элементарные товары надо было добывать с боем, отстояв гигантскую очередь.
Мужчины уходил в пьянство, а женщинам приходилось жить и кормить себя и ребёнка. Родители тогда мало чем могли помочь, их сбережения пропали, пенсии обесценивались.
Стремительно девальвировали дипломы: врачи, учительницы, воспитательницы детских садов меняли профессию, перекраивали жизненную стратегию в условиях, приближённых к боевым. Кто-то взял огромные клетчатые баулы, накупил в хозяйственных магазинах советских электродрелей и отправился в Польшу – менять эти дрели на сапоги и лифчики, которые потом влёт уходили на рынках средней полосы России. Кто-то переучился на косметологов, массажистов, биржевых брокеров, устроился офис-менеджером в фирмочку, у которой оказалось большое будущее (хозяин, молодой комсомолец, начал ввозить в СССР компьютеры в обход существовавших тогда санкций на ввоз в СССР высокотехнологичного оборудования)….
Вся жизнь этих женщин прошла под лозунгом «никогда больше». Детей, которых растили с таким надрывом, они по максимуму ограждали от любых проблем, старались дать им образование, которое позволило бы не плавать в мутных водах рынка, а получать гарантированную зарплату, желательно чиновничью. Кстати, дети потом спасибо не сказали. Оказалось, что работать по полученному диплому скучно, многие так и оставались дома на диване, играли в телефон.
За эти 33 года такие женщины смогли добиться многого, у них – коттеджи, хорошие машины, за плечами бурная личная жизнь. Но они продолжают с тоской вспоминать, как спокойно им жилось до 19 августа 1991 года, до момента, когда бывших советских людей окончательно отпустили в свободное плавание.
«Я знала, что 5-го – получка, 25-го – аванс, откладывала с каждой зарплаты по пять рублей. По субботам ходила в баню с подругами. Трамвай, на котором я ехала на работу, подходил каждое утро к моей остановке в 7.55. Завтрашний день был понятен», – так рассказывала мне массажистка Лидия Арсеньевна, высокопрофессиональный специалист с золотыми руками, очередь к которой сегодня расписана на три месяца вперёд. После мединститута в 1980-х она работала врачом в заводской поликлинике и вспоминала о тех временах. «Но вы же были молодой девушкой, неужели вам не было скучно?» – спрашивала я эту женщину, вполне состоявшуюся в мире рыночной экономики. «Нет, я была счастлива как больше никогда в жизни», – отвечала она.
Вот ради этого смутного воспоминания, мечты о стабильности, которой, по большом счёту, не бывает, главный «политический класс» России, женщины среднего и старше среднего возраста, избегали любого намёка на политические перемены, подобные тем, что свершились 19 августа 1991 года.
Сегодня стало ясно, что от потрясений это не уберегло. Те самые родные «кровиночки», которых не выпускали одних из дома до 20 лет, оказались мобилизованными и сидят в окнах где-то под Часовым Яром.
Нельзя сказать, что шанс на Преображение России был совсем упущен. И нельзя винить людей в том, что они всегда и во все времена предпочитали тихую и спокойную жизнь яркой и неспокойной. Посмотрим, куда всё это вырулит в итоге. Кажется, что Преображение – это не точка в истории, а путь. И мы его идём.
