СВО привела к радикализации различных взглядов и представлений о России со стороны европейцев, и поэтому, прежде чем перейти к их анализу, будет полезно представить итальянский политический и культурный контекст. Разумеется, как и любая схематизация, наша тоже не может обойтись без упрощений, не передающих всей сложности позиций, которые мы собираемся представить.
В целом итальянская и европейская политика представляет собой большую агломерацию центристских сил: правоцентристских, левоцентристских и «исключительно» центристских (то есть без отличительных идеологических характеристик, как в первых двух случаях). По сути, это очень похожие либеральные силы: все правоцентристские партии и формирования в большей степени вдохновлены классическим либерализмом, левоцентристские по сути прогрессисты, а просто центристские – более «умеренно реформистские» (опять же, в них отсутствуют чётко определённые идеологические характеристики).
В целом, если ограничиться Италией, после разрушения берлинской стены многие правые формирования, возникшие после Второй мировой войны, попали в первую группу. В 1990-е годы конец всех идеологий соответствовал полной американизации общества, поэтому все правые партии стали определять себя исключительно как либеральные, тем самым выявляя свою отличительную черту по отношению к левым, которые вместо этого стали называть себя прогрессивными, на самом деле просто более либеральными, чем первые. Социалисты, коммунисты и левые христианские демократы1, а также многие радикалы2 объединились в «новорожденные левые» партии в Италии. С точки зрения экономической политики, левые и правые, как мы уже заметили, абсолютно схожи. И те и другие – капиталисты, причём первые настаивают на почти полностью нерегулируемой экономике и демонтаже социального государства, а вторые, напротив, выступают за welfare state и более регулируемый капитализм: первые, соответственно, за промышленность, вторые – за финансы. Хотя это кажется парадоксом (но на самом деле это не так), прогрессисты меньше всего критикуют последствия глобализации и, следовательно, отсутствие «сверху» любых правил, касающихся финансово-экономической сферы: другими словами, они выступают за транснациональные корпорации и против национальной промышленности. Все это действительно имеет отношение к России (потерпите ещё немного, дорогие читатели).
Описанные процессы не случайны. Во-первых, тот факт, что правые и левые в конце XX века сходились в схожих фракциях, не должен удивлять: либерализм и социализм – две стороны одной медали, то есть два проявления модерна, исторически возникших в оппозиции к естественному праву. Поэтому отношения между либерализмом, прогрессивизмом и социализмом носят преемственный характер. Во-вторых, как утверждает писатель, драматург и режиссёр Пьер Паоло Пазолини, после Второй мировой войны в Европе сформировалась новая цивилизация – расчётливая и технологичная, предполагающая полное нивелирование потребностей и способностей человека, который превращается в простого потребителя, ищущего удовольствий. Сегодня это описание может показаться банальным, но на самом деле, если довести его до крайних последствий, оно очень актуально. Правые и левые не могут быть разными, потому что не существует соответствующих антропологических различий: оппозиция между правыми и левыми сегодня основана на вторичных и случайных характеристиках, и в действительности никакой конфликт или противоречие изначально невозможны. Пазолини в 1968 году защищал полицейских, отождествляя с ними истинный эксплуатируемый пролетариат (ненавидимый на самом деле как правой, так и левой молодёжью), а в борьбе коммунистов и социалистов против фашизма и «ретроградного буржуазного» общества находил предлог для того, чтобы не выступить против настоящего (для левых) врага – послевоенного капитализма и прежде всего антропологической мутации итальянского общества. Эту идею писатель выразил в статье «Против длинных волос» (1973), опубликованной сначала в Il Corriere della Sera, а дальше вошедшей в сборник Gli Scritti Corsari. В ней писатель выступает против длинноволосой молодёжи, так как, в отличие от других левых интеллектуалов, в отращивании волос он никакого признака революционности или борьбы против буржуазии не видит. Не случайно и у правых были длинные волосы. На самом деле левые и правые антропологически ничем не отличаются: они вместе индивидуумы новой цивилизации потребительства. Отращивание волос – это новая общая мода, кредо, обязательство. По этим же причинам поэт и предлагал вернуться к религии (понятой, правда, в особенном смысле) и к «сердцу»: он понял, что новая власть – светская, рациональная, материалистическая. Отталкиваясь от неё, пусть и будучи коммунистом, драматург выступал против абортов.
Пьер Паоло Пазолини. Фото: Italian magazine Epoca / WikipediaПрежде чем перейти к анализу образов России, стоит добавить, что глобализация и её кризис вызвали реакции на этот центристский универсум как справа, так и слева. В первом случае консерваторы, традиционалисты и т.п. критикуют отрицание новыми правыми партиями собственных фундаментальных ценностей, а во втором левые критикуют либерализм и прогрессивизм с более социалистической точки зрения, утверждая, что это принципиально разные явления.
После распада Советского Союза Россия сама представила миру множество образов себя и своей миссии. В любом случае стоит подчеркнуть, что описанные для Европы явления уплощения личности и общества характерны и для Российской Федерации: если социализм и либерализм, за исключением экономических и ассоциативных аспектов, не различаются, то, следовательно, социализм, либеральная революция 1990-х годов и в целом либерализм новообразованной Федерации должны интерпретироваться как фазы единого процесса. Более того, мы уже отмечали здесь, что сегодня секуляризация в Европе соответствует процессу медленной и долгой дехристианизации (лаицизм), а в России – советскому государственному атеизму. Эти соображения об объекте размышлений многих итальянских (и европейских) интеллектуалов полезны для понимания того, какую идею России они поддерживают.
Центристы (правые, левые и «исключительно центристы), то есть так называемые системные силы, являющиеся в собственном представлении врагами всякого экстремизма и популизма, считают Россию враждебной, агрессорской, тоталитарной и империалистической страной, наследницей в этом уничижительном смысле Российской империи и Советского Союза: разделяя характерный для 1990-х годов тезис о конце истории, эти интеллектуалы рассматривают любую политическую систему, отличную от либеральной демократии, как деспотическое, тоталитарное и диктаторское государство, не принимая во внимание их существенные различия. Для центристов самоубийство Советского Союза является позитивным событием, поскольку оно положило начало насильственной ельцинской либерализации. Этих тезисов придерживается большинство «системных» интеллектуалов и писателей – слишком много, чтобы их перечислять.
Таким образом, эксцентричные, то есть антисистемные позиции исходят от представителей как правой, так и левой реакции, о которых мы уже упоминали. Первые видят в России прямую наследницу Российской империи, вторые – Советского Союза. Правые антисистемщики понимают Россию как традиционалистскую страну, оплот и наследницу европейской классическо-христианской традиции. Подхватив правый антиамериканизм (который исчез вскоре после Второй мировой войны под предлогом борьбы с коммунизмом), они настроены резко антиамерикански и понимают Соединённые Штаты как эмблему модерна. Их ошибка заключается в том, что Россия понимается как абсолютно традиционалистская страна, о чём мы уже подробно говорили. Среди представителей этого течения можно назвать Джанфранко де Турриса, Марчелло Венециани и многих других. Следует отметить, что в случае с антисистемными правыми позиции их представителей очень разнообразны и во многом подвержены явлениям перелиберализации, поэтому трудно найти интеллектуала, который разделял бы все основные характеристики, описанные выше. Например, Джанфранко де Туррис понимает традицию в более широком смысле: как понятие, включающее в себя классическо-христианскую традицию, но не сводящееся к ней. Марчелло Венециани критикует не только Запад, но и Россию, часто ссылаясь на отдельные примеры либерализма, преданного, по его мнению, обоими.
Марчелло Венециани. Фото: marcelloveneziani.itАнтиамериканизм, очевидно, характеризует и антисистемных левых, которые представляют себе Россию как наследницу Советского Союза и, следовательно, как того, кто противостоит американскому колониализму и империализму НАТО во всем мире (см. в этой связи защиту стран третьего мира, сотрудничество с Африкой). Основная ошибка здесь заключается в отрицании всего того, что составляет дореволюционную несоветскую русскую традицию. Они ошибочно понимают Советский Союз как русское национальное государство (это мнение ещё разделяет и значительная часть самого русского и российского населения). Впрочем, часть новых левых пытается совместить левые идеи и правые ценности и поэтому не отвергает апелляцию к традиционным ценностям полностью: таков rossobrunismo3 в Италии, представленный философом Диего Фузаро и вдохновленной его идеями партией «Ancora Italia». Эта формация, опираясь на Грамши и других левых (и не только) авторов, стремится объединить все антисистемные силы (независимо от того, что они собой представляют). Скромная критика автора этой статьи направлена на негативный характер их рассуждений: если бы, к примеру, Соединённые Штаты и всё, что они воплощают, были действительно побеждены, вокруг чего стали бы договариваться крайние правые и крайние левые, какими бы антикапиталистическими и антиамериканскими они ни были? Другие левые интеллектуалы также в той или иной степени склоняются к позициям rossobrunismo: тут можно вспомнить таких философов, как Джорджио Агамбен или Андреа Дзок. Было бы неправильно относить их к группе, которую мы определили как антисистемные левые. Заслуга антисистемных правых, левых и rossobruni состоит в том, что они рассматривают Россию как необходимого геополитического и культурного собеседника, от которого нельзя отказаться.
Кроме того, следует добавить, что существуют либертарианские интеллектуалы, которые, несмотря на то что называют себя центристскими, весьма критически относятся к большинству описанных нами сил: вспомним таких как Джулио Тремонти (профессор налогового права, министр экономики в четырёх правительствах Берлускони) и Джеминелло Альви (либертарианский интеллектуал правого толка). Они критикуют претензии Запада и России и предлагают Европейскому союзу и национальным государствам умеренный реформизм.
Сильвио Берлускони и Джулио Тремонти. Фото: London Summit / FlickrВ заключение следует добавить, что, в отличие от Российской Федерации, в Италии (да и в Европе) нет формирований, которые, очевидно, ссылаясь на другие доктрины, в итоге синкретически и релятивистски объединяют все описанные идеи, несмотря на их глубокую непримиримость. Мы имеем в виду евразийцев (в отличие от них rossobruni гораздо внимательнее относятся к проблеме совместимости очень разных идей и ценностей).
_______
1 Христианско-демократическая партия – итальянская политическая партия христианско-демократического, центристского и антикоммунистического толка, существовавшая с 1943-го по 1994 год. Это была главная системная партия, на которой зиждилась политическая стабильность Первой республики.
2 Радикальная партия – политическая партия либеральной, либералистской и либертарианской ориентации, основанная в 1955 году после раскола Итальянской либеральной партии. Как отмечал Пьер Паоло Пазолини, настоящими инициаторами аброгативных референдумов о разводе (1974) и аборте (1981) были именно радикалы, а не коммунисты.
3 В российском контексте таким тенденциям, несомненно, предшествовали национал-большевики, то есть члены Национал-большевистской партии (признанной экстремистской организацией и запрещённой на территории РФ), основанной в 1993 году известным российским писателем и политическим активистом Эдуардом Лимоновым, философом Александром Дугиным и певцом Егором Летовым. Собственно, подобные тенденции в России остаются весьма актуальными и сегодня (вспомните политическую притчу писателя Захара Прилепина или самого Дугина).
