Школа советская и постсоветская

В 1990-х с образованием можно было экспериментировать – выбирать специализацию, разные подходы и интерпретации, разные учебники. Школа тогда отказалась от воспитательной функции, сосредоточившись на образовательной.

Сейчас образовательная составляющая опять уступает место воспитательной – как будто советский пример ничему не научил: предельно идеологически индоктринированная советская школа порождала цинизм, принципиальное неверие в любые высокие слова – всё, что так жёстко «выстрелило» в 1990-е, когда мальчики считали престижным пойти в бандиты, а девочки – в проститутки. И тем не менее опять наступаем на те же грабли.

Сначала интерес к Богу и Церкви выжигается «Основами православной культуры», затем начинаются «Разговоры о важном» каждый понедельник. С этого учебного года вводится преподавание «Семьеведения» – учительницы, семейная жизнь которых складывалась по-разному, будут рассказывать подросткам о «духовно-нравственных основах семьи». Идет речь о том, чтобы привлечь к преподаванию семьеведения многодетных родителей, а к «Разговорам о важном» – участников СВО… Понятно, что у подростков от этого взыграет «бес противоречия».

Школы увешаны камерами наблюдения, всюду охрана, проверки – дети с раннего возраста должны воспринимать тюремную атмосферу как норму. «Соблюдение орфографического режима в тетради», новые правила в математике, где страшная ошибка – перемена мест слагаемых и множителей, тотальный запрет на высказывание своего мнения, невероятное количество домашних заданий… Словом, шаг вправо, шаг влево считаются побегом.

Эта попытка возвращения в несуществовавшее прошлое напоминает какой-то карго-культ, магическое мышление – воспроизведение действий, смысл которых утрачен. Сегодня в школе пытаются копировать советские практики без понимания, зачем это делается. Мол, сейчас устроим «праздник у ребят, ликует пионерия, сегодня в гости к нам пришёл Лаврентий Палыч Берия» – и получим такой же всплеск научно-технического прогресса, как в послевоенном СССР, где Берия курировал строительство корпусов МГУ, ядерную и космическую программы.

Но изменилось время, изменились люди, и, к счастью, нет с нами Лаврентия Палыча Берии.

СССР был жёстким индустриальным обществом, шагнувшим в мир заводов и фабрик прямиком из подсечно-огневого земледелия. Вот буквально: дед трудился с деревянной сохой, внук – со станком.

Народ, не успев очухаться от старого крепостного права, принял новое ярмо – заводское и колхозное. Завод ведал жизнями тех, кто оказывался за его стеной, директор был как феодал. 100 000 работающих на каком-нибудь Ярославском дизельном заводе жили не задумывались ни о чем, кроме работы. Предприятия закрывали минимальные жизненные потребности рабочих, лечили в заводской поликлинике, выделяли путевки на юг и детей отправляли в заводской пионерлагерь. Давали по выслуге лет стандартные квартирки в непосредственной близости от завода – своего рода ящички, куда эти человеческие винтики упаковывались на ночь, с одинаковой мебелью. Дачные шесть соток тоже были стандартными.

А школа должна была стандартизировать мысли. Это был такой конвейер по изготовлению будущих рабочих и инженеров. Гуманитарии получались случайно – как своего рода брак. Думать, спорить, ошибаться было не принято.

У меня была хорошая память, выучить дословно параграф из учебника на перемене не составляло труда – тем и спасалась. А мои мысли по поводу этого параграфа приходилось держать при себе.

Не обладая навыками критического анализа, выпускники советской школы оказались беспомощны в мире, где нет всезнающего секретаря обкома или директора завода, а каждый отвечает за себя. Стали жертвами финансовых пирамид, смотрели Кашпировского…

И сейчас они, постаревшие, по-прежнему  верят, что кто-то мудрый всё решит за них. «Самое лучшее образование» оставило поколения людей, агрессивно ненавидящих всё новое и чужое. Ксенофобы во всех проявлениях – это люди с советскими школьными аттестатами. Именно они повторяют эти слова: «самое лучшее образование», «самый вкусный пломбир».

Мир между тем становится всё разнообразнее. Это пугает, хочется вернуться туда, где было так знакомо и уютно, к чёрным фартукам и белым манжетам, к синим мальчиковым курточкам и партам Эрисмана, за которыми надо сидеть, сложив правильно руки.

Политологи удивляются гибридности нашей сегодняшней реальности, способности брать худшее из советских времён и капитализма. Российская школа тоже унаследовала недостатки советской школы, растеряв её достоинства.  Лозунг «Миру – мир» сменился на оруэлловское «Мир – это война».

Нормой, как и в советское время, считается унижение ученика учителем, а учителя – руководством через низкую зарплату и избыточную отчётность (учителя задыхаются от бумаг, как, впрочем, и врачи, и все остальные бюджетники).

Есть ли выход из этой дурной бесконечности? Безусловно. Продолжают работать талантливые, любящие детей педагоги. Практикуется домашнее обучение, развиваются технические возможности для занятий с лучшими учителями в любой точке земного шара. Образовательные стратегии, как и все жизненные стратегии, приобретают большую вариативность. Главное – чтобы дети и их родители понимали, чего они хотят.