Вообще в России школьного буллинга становится всё больше. О том, что эту проблему нужно решать на законодательном уровне, заговорили ещё в начале 2024 года, однако закон так и не был принят. Понятие «буллинг» (от англ. bullying – запугивание, травля; bully – хулиган) стали использовать после исследований этого феномена в школьной среде норвежским психологом Даном Олвеусом. Олвеус опубликовал книгу «Мальчики для битья и школьные хулиганы», а затем занялся разработкой программы по борьбе с буллингом и антисоциальным поведением в коллективах. Тогда на проблему обратили внимание уже за пределами Скандинавии.
Психотерапевт Ольга Бочкова. Фото: bochkova.academy– Буллингом принято обозначать такой вид насилия, которое включает в себя целенаправленное и систематическое преследование с использованием силы человеком или группой лиц другого человека или другой группы лиц, причиняющее им боль и вред. И здесь очень важны все составляющие понятия. Целенаправленность – выбор конкретной мишени, на которую направлена агрессия. Повторяемость – регулярность и постоянство в проявлении этой агрессии. Неравность силы – как физической, так и силы авторитета, некоего статуса человека или группы даже среди детей в одном классе. Например, авторитета и власти старосты, которые могут использоваться для того, чтобы причинять вред, – уточняет Ольга Бочкова.
Буллинг стал ассоциироваться с конфликтами в школе: проявлениями агрессии, издевательствами и оскорблениями в адрес какого-либо ученика, которого в коллективе по разным причинам начинают считать изгоем. Однако законодательно в Российской Федерации этот термин не закрепился. А дьявол, как известно, кроется в деталях.
– Буллинг часто путают с другими вещами. Например, говорят: «Это такая игра, шутка». Или просто конфликт. Или некоторая непопулярность ребенка к классе. Но если это игра или шутка, то в здоровом коллективе и здоровых отношениях, если человек говорит: «Стоп, мне это неприятно», то шутить перестают. Если же просьбу прекратить шутку игнорируют и, больше того, продолжают напирать, нащупав уязвимое место, то тут возможно говорить о буллинге. Конфликт тоже имеет отличия: он не систематичен, в нем нет целенаправленности и обе стороны могут нападать друг на друга. Кроме того, у конфликта есть причина, а буллинг происходит без причины. Если жертве вменяют в вину какое-то поведение, даже если она начнет вести себя по-другому, то агрессор переключится на другую черту. Чтобы разрешить конфликт, достаточно устранить причину. Цель буллинга – само преследование, разрешить буллинг нельзя, его можно только прекратить. Причём извне. Поэтому важно отличать все эти вещи, – объясняет Ольга.
В России основоположниками изучения травли считаются психологи и педагоги А. Макаренко и И. Бердышев, И. Кон. Но обращать внимание на проблему стали много позже – в начале 2000-х. Тем не менее, научных исследований, посвящённых буллингу в РФ, до сих пор остаётся немного. Нет и четкой статистики: руководство школ зачастую просто не направляет сведения о случаях буллинга в правоохранительные органы. Тем не менее, специалисты говорят, что проблема продолжает распространяться.
– Сложно сказать, растёт ли число случаев буллинга или на это начинают обращать больше внимания. Раньше считалось, что если на человека нападают, значит, это с ним что-то не так. На большинство же не нападают, а большинство не может ошибаться. Сейчас восприятие изменилось. Ответственность перестали перекладывать на пострадавшую сторону. Но тут тоже бывают перекосы, когда всё подряд начинают называть буллингом. Впрочем, лучше так, чем полное замалчивание проблемы, – считает Ольга.
Как отмечает эксперт, в любом обществе конфликты неизбежны. Но в детском коллективе вероятность того, что конфликт перерастёт в буллинг выше – дети меньше осознают ответственность за свои действия. Кроме того, детские коллективы часто замкнуты, и социальное неравенство в них чувствуется острее. Также дети часто экспериментируют с границами дозволенного и в общении тоже. Иногда эти эксперименты заходят слишком далеко, если ответственного взрослого рядом нет. Типичная ситуация: когда ребёнок из малообеспеченной семьи попадает в класс, где очень обеспеченные дети.
Подростковый возраст, особенно младший подростковый 11-13 лет – тоже фактор риска. Подросткам мнение группы становится важнее, чем собственное. Если в компании, с которой общается подросток, принято агрессивное поведение, он начнёт вести себя так же, даже вопреки личным ценностям.
Ещё один фактор риска – агрессия в семье и агрессия, в целом, в обществе.
Фото: Zhivko Minkov / Unsplash– Мы не можем не учитывать, как агрессия преподносится в обществе. В СМИ, в кино агрессивные персонажи – крутые, а насилие – это способ решения проблемы, способ завоевать своё место под солнцем. Агрессию проявляют, чтобы продемонстрировать силу, авторитет. Дети усваивают это с младенчества. Есть исследования, которые достоверно показывают, что нахождение ребенка в агрессивной среде влияет на его поведение. Агрессивная среда может быть не только дома, но и в детском саду, в секциях, кружках, которые посещают дети. В моей практике была история с девочкой, которая занималась в музыкальной школе. Система обучения была выстроена на жесткой конкуренции внутри учеников, унижении со стороны преподавателей. Девочка сама страдала от такого обучения, но уже начала оправдывать поведение преподавателей, которые оскорбляли детей за ошибки – приводит пример Ольга.
Агрессия – это способ выражения. Но важно уметь выражать её конструктивным способом. Часто агрессорами становятся дети, которые не умеют общаться, дети с задатками лидера, которые не знают, как себя проявить. Поэтому детей надо обучать навыкам безопасного общения и обозначения границ. Жертвами становятся дети, которые чем-то отличаются от группы: малоимущие среди обеспеченных, отличники в классе середнячков, любимчики учителей или, наоборот, изгои, дети с отличной внешностью, национальностью. Однако здесь нет четких правил, при определенных обстоятельствах жертвой может стать любой.
– Например, ребенок как-то слишком эмоционально реагирует на то, что его задевают: начинает сильно злиться или кричать, плакать. Или же он может быть очень дружелюбным и не чувствовать границы других. Такое поведение может стать предпосылкой начала буллинга, – говорит Ольга.
У ребёнка, который подвергается буллингу, меняются поведение, успеваемость и даже состояние здоровье. Ребёнок может начать жаловаться на отсутствие аппетита, плохой сон, головные боли, температуру. Теряет интерес к любым увлечениям, перестает общаться с друзьями. Становится апатичным и вялым. Либо наоборот – агрессивным, потому что не может выплеснуть эмоции в школе. Практически всегда падает успеваемость. Пропадает мотивация ходить в школу. Изменения могут быть постепенными, но заметными и привести к клиническим расстройствам психики, депрессиям, самоповреждающему поведению, появлению суицидальных мыслей.
– Для пострадавшего ребенка мир сужается до его ситуации. Ему кажется, что все знают о том, что его травят, но всем всё равно. А если все всё видят, и для всех эта ситуация нормальная, значит, по его логике, что-то не так именно с ним. Ребенок начинает искать причины в себе. И в этот момент взрослые говорят: «Ну что ты опять жалуешься! Просто не обращай на это внимания!» или «Подумай сам, почему тебя, а не других, может дело в тебе». В этот момент ребенок уверен, что все против него, – объясняет Ольга.
С распространением соцсетей ситуация начала ухудшаться. Теперь травля мгновенно переходит в виртуальный формат, где скрыться от преследователей невозможно.
– Когда какие-то гадости пишет условный хейтер, отстраниться в какой-то степени легче. Незнакомого человека запросто можно заблокировать, забыть и жить себе дальше. Но если это знакомые люди, отстраниться не так просто даже взрослому. А представьте подростка с формирующейся психикой или в уязвимом состоянии. Самооценка подростков часто является отражением того, что о них говорят люди. И говорят не просто незнакомые хейтеры, говорят люди, с которыми есть или, возможно, с которыми хотелось бы иметь какие-то отношения. От этого нельзя абстрагироваться. Детям и подросткам в целом важно, что о них говорят друзья и одноклассники, им кажется, что если кто-то сказал о них что-то плохое прилюдно или в соцсетях в открытом доступе, все вокруг этому поверят, и тогда они останутся изгоями. Такие негативные комментарии надолго застревают в голове. Избавиться от них, просто выйдя из чата или выключив телефон, невозможно, – объясняет Ольга.
Недавно травлю в сети стали называть кибербуллингом. У этого явления много форм: оскорбительные сообщения, угрозы в соцсетях и мессенджерах, создание и распространение компрометирующего контента, рассылка унизительных видео. Согласно данным, приведенным Mail.ru Group, 58% россиян когда-либо становились жертвой кибербуллинга. В онлайн-пространстве личность агрессора часто остается скрытой, и из-за этого его действия становятся еще более безнаказанными. Объектом агрессии при этом может стать каждый вне зависимости от пола и возраста.
Принято считать, что физическое воздействие при травле – побои, нанесение увечий – более серьезно, чем психологическое. Но переживается психологический прессинг гораздо дольше и тяжелее, чем физический, и последствия от него могут быть гораздо серьезнее.
Фото: Obie Fernandez / Unsplash– Когда тебя бьют, твоя психика понимает, что в отношении тебя совершается несправедливость, что ты в этой ситуации точно пострадавший. Когда физического воздействия нет, психике как будто не за что зацепиться. Особенно в случае намеренного игнорирования, бойкота. Тебя не бьют, но почему же тогда так плохо? Человек не понимает, что с ним происходит. Эти ощущения фиксируются и затем гораздо дольше остаются. Это влияет и на самооценку, и на то, как будет строить человек отношения во взрослом возрасте с другими людьми в коллективе. Человек может начать стесняться проявлять себя, бояться публичности, ответственности. Может развиться синдром самозванца – ощущение, что ты ничтожество, ничего не знаешь, не умеешь и вообще находишься не на своем месте. Возрастает риск суицида, – перечисляет возможные последствия Ольга. – Человек всегда живет в обществе. Институт, хобби, работа – это модели коллектива. И если человек пережил травмирующий опыт в школьном коллективе, то социальная адаптация у него в целом будет проходить хуже.
Устранить такую ситуацию, вовремя остановив или скорректировав поведение детей, могут взрослые. Но дети предпочитают не привлекать их к решению проблемы. И взрослые виноваты в этом сами.
– Насилие и насильственные способы решения конфликтов нормализованы в обществе. Если ребенок пошёл и, условно, дал в лоб обидчику, мы говорим: «Молодец, постоял за себя». А если он очень расстроился или расплакался, говорим: «Слабак». Когда дети приходят к взрослым с просьбой о помощи, чаще всего они слышат: «Если я сейчас буду помогать, какой же ты будешь самостоятельной, как ты вырастешь?». Взрослые отгораживаются: «Я не знаю, что сделать», «Это не моя ответственность», «Это же дети, как-нибудь сами решат», «Мне некогда». Вариантов много. Общее в них то, что чаще всего взрослые просто не берут на себя роль ответственного взрослого, – говорит Ольга.
Чаще от ситуации пытаются отстраниться родители детей-агрессоров. В неблагополучных семьях, где есть проблемы с алкоголем или наркотиками, родители не слишком следят за жизнью своих детей. Но в благополучных семьях мамы и папы просто не могут поверить, что их «такой хороший мальчик» или «такая добрая девочка» могут сознательно и изощренно причинять страдания другому ребенку.
– Любому родителю тяжело услышать, что его ребенок плохо себя ведет, не дай бог травит. Включается психологическая защита в виде отрицания «мой на такое не способен». Это в целом нормально, помогает родителям оставаться на стороне своих детей. В таких ситуациях мы рекомендуем помнить, что все дети не идеальны, но это не значит, что они плохие, они заигрываются с властью. И обозначить им границы допустимого должны именно взрослые. Взрослые тоже должны уметь вести конструктивный диалог и показывать пример того, как решать ситуацию без взаимных оскорблений даже в сложных случаях. Нужно прийти к родителю агрессора и начать с описания ситуации, как бы привлекая этого родителя в качестве союзника. Например: «Вы знаете, что у наших детей есть проблема? Я уверен, что ваш ребенок хороший, и вам неприятно слышать такие вещи, но есть такие-то факты и такие-то эпизоды, где он себя нелицеприятно повел. У нас есть такие-то подтверждения. Давайте вместе подумаем, как на это повлиять и как помочь нашим детям справиться с этой ситуацией». Лучше обсуждать это на нейтральной территории, в стенах школы и оставаться спокойным. А если родитель ребенка, который создает проблему, будет упорствовать в своём отрицании или вести себя на самом деле неадекватно, привлекать соответствующие органы, – советует Ольга.
Обращаться в образовательное учреждение или в полицию в случае нарушения закона нужно официально – с письменными заявлениями. Это стоит делать не только, если дело дошло до побоев, но даже после угроз. Если есть заявление, ситуация разрешается быстрее. Все участники процесса начинают осознавать, что у их действий есть последствия и, взрослые и дети начинают искать решение, а не спускать проблему на тормозах.
В школе вмешиваться и предотвращать буллинг могут и должны учителя. Тем более что в учебном заведении, как считает Ольга, не заметить буллинг крайне сложно.
Фото: Never Dull Studio / Unsplash– Травля часто происходит вне глаз учителя: в туалете, в коридоре, за школой, и всё же, я скажу: часто тревожные звоночки, которые указывают на проблемы в классе, всегда видны. Меня часто зовут для проведения тренингов в классы школ. Я провожу среди детей 40 минут, но за это время видна расстановка сил – кто в лидерах, кто молчун, а иногда видно и козла отпущения. Это нельзя пропускать. Мы учим придерживаться политики нулевой терпимости. Если кто-то кого-то обозвал дураком, нельзя сделать вид, что ничего не произошло – мол, это дети, они так общаются. Важно сразу отреагировать. Учитель должен обозначить свою позицию и правила в коллективе. Важно организовывать коллектив так, чтобы дети все друг с другому могли общаться в разных ролях, – считает Ольга.
Во многих случаях корень проблемы кроется в том, что между учителями и родителями нет единства.
– К сожалению, многие родители сейчас думают так: не важно, что происходит в классе, если моего ребенка не трогают. Но это неправильная позиция. Школа и класс – это коллективы, в которые люди объединились на достаточно долгий срок. А в коллективе нужно думать не только о себе и своем комфорте. Важно умение слышать других. Если знаешь, что есть второе мнение, вторая сторона, у которой тоже есть мысли и чувства, то конфликтовать становится сложнее, – говорит Ольга.
Чтобы повысить психологическую устойчивость и прокачать коммуникативные навыки, нужно объяснить ребенку, как ему быть, когда над ним неприятно шутят, что отвечать и как себя вести, если его провоцируют и откровенно издеваются. Для этого в открытом доступе есть множество специальных упражнений и техник, либо можно обратиться к психологу.
Бороться с буллингом более глобально нужно, работая сразу и с семьями, и со школами.
– Здесь работа должна проходить на нескольких уровнях сразу. Нужно работать с семьями, прививать правильные модели поведения и воспитания. И нужно работать со школами. Так называемые «школы без буллинга» не совсем отражают задачу – тогда в погоне за статусом такие школы будут замалчивать случаи травли, если они произойдут. Лучше обозначить это как школы, умеющие работать с буллингом. Обучать специалистов, которые потом будут работать в учебных заведениях, и, в свою очередь, просвещать родителей. Школьным учителям преподают педагогику, но, на мой взгляд, им не хватает знаний психологии детей, конфликтологии и отдельно буллинге, – отмечает Ольга.
Определить «буллинг» на уровне законов, призывала уполномоченный при Президенте РФ по правам ребенка Мария Львова-Белова. Омбудсмен обратила внимание, что в России не хватает правовых механизмов профилактики таких действий и наблюдается дефицит специалистов по работе с детьми, которые подвержены травле. О необходимости принятия мер по борьбе с буллингом говорилось на правительственном часе в Госдуме в сентябре 2023 года. Законопроект, призванный определить школьную травлю в качестве отдельного правонарушения, а также закрепить ответственность за буллинг и меры его профилактики, разработали в начале 2024 года. Тогда разногласия возникли насчет того, кого и как наказывать за буллинг. Предлагалось ввести штрафы для родителей детей-агрессоров или исключать последних из школы. Но политики так и не пришли к единому мнению, и закон так и не был принят.
– Важно еще и то, что сейчас у школы фактически нет никаких рычагов воздействия на агрессоров. Например, за рубежом, если ребенок был замечен в нарушении общественных правил в школе, его могут отстранить от учебы. Это серьёзное наказание, и оно действительно эффективно. Возможно, это практику можно было бы попробовать адаптировать для наших школ. Как минимум, это могло бы быть действенно в отношении детей работающих родителей. Пока этого нет, педагоги сталкиваются с тем, что не могут воздействовать на учеников, пока не произойдет действительно что-то страшное, – добавляет Ольга.
