Очень часто возникает ощущение, что хорошее настроение итальянцев – это проявление определённой моральной расслабленности. На самом деле выражение собственных эмоций, которое многим северным народам кажется преувеличенным, не противоречит строгости итальянского воспитания и передаче чувства верности и долга перед семьёй. Принято считать, что до референдумов об отмене развода (1974) и аборта (1981) итальянское общество было патриархальным и консервативным. И хотя даже эта система была не лишена недостатков и излишеств, которые сегодня намеренно абсолютизируются и воспринимаются как существенные аспекты «традиционной морали», воспитание во всех его смыслах остаётся очень важным. Мы все вместе обедаем и ужинаем в определённое время, и «дурными манерами» считается сесть и поесть в другое время. Можно, разумеется, перекусить (“fare uno spuntino”), но, например, прийти домой в 4 часа дня, приготовить себе поесть и сесть за стол, за которым обычно обедает и ужинает семья, воспринимается как неуважение к другим её членам. То же самое касается начала каждого обеда и ужина: даже если блюда уже поданы, нужно подождать, пока все сядут за стол и будут готовы есть. Вообще итальянское воспитание во многом традиционно, так как сохранило стремление к высоким поведенческим моделям, то есть, как принято говорить, аристократическим. Речь идёт о так называемых хороших манерах, начиная с того, как сидеть, сморкаться и кашлять и заканчивая тем, как нужно разговаривать с другими людьми. Нужно быть вежливым, учтивым, слушать собеседника, даже если не хочется, и соглашаться с ним, давая понять о собственном несогласии косвенным и деликатным образом. Ещё один традиционный аспект, который очень часто понимается как лёгкость в обращении, – это хорошо одеваться. Если вы выходите из дома, вы должны быть «красивыми, чистыми и надушенными» (“belli, puliti e profumati”). То, что итальянцы так внимательно относятся к одежде, в действительности объясняется уважением к себе и другим: если, например, друг приглашает вас на обед или ужин в ресторан или домой, а вы по несчастливой случайности приходите одетыми в домашнем виде, особенно в случае присутствия третьих лиц, друг может обидеться и понять этот жест как сознательное отсутствие уважения к нему и его дому. Забота о своём внешнем виде – это совсем не то, что стремление носить фирменную одежду и на этом основании презирать тех, кто не может себе позволить такую же одежду. Напротив, это вдумчивость и забота о других, уважение к ним. Эта ценность очень важна: сейчас, возвращаясь к еде, детей часто спрашивают, что они хотят съесть, но в любом случае, если кто-то что-то делает для вас, хорошо бы всегда похвалить и оценить его жест и, следовательно, приукрасить. Постоянная доброжелательность – основа хороших манер, и горе, если всё будет наоборот. Когда мать, например, принесла блюда, а ребёнок начинает слишком настойчиво рассматривать то, что ему приготовили, чтобы узнать, понравится ли ему это, или из простого любопытства, почти во всех случаях реакция матери, отца или любого другого члена итальянской семьи, присутствующего при этом, если ограничиваться местом моего происхождения, провинцией Милан, такова: «Mangia e tâs» (на чистом итальянском «Mangia e taci», «Ешь и заткнись/молчи»). Также хорошо дождаться, пока все закончат есть, и встать только для того, чтобы, возможно, помочь помыть посуду или прибраться в комнате. Однако даже в Италии в последние десятилетия индивидуализация общества превращает хорошие манеры в нечто фасадное, внешнее, что нужно делать только при удобном случае, но что на самом деле не служит никакой цели: в общем сознании они теряют свой первоначальный смысл – внешнее формирование члена (хорошего) общества. Кризис рыцарской модели связан с кризисом мужской фигуры, которая, однако, в Италии лучше отстаивает свои функции и права, чем в других европейских странах. Данная перемена видна и в одежде: в школах и университетах раньше можно было видеть только рубашки, а сегодня ужасающие футболки и толстовки определяют общий вид учеников-студентов.
Фото: Gabriella Clare Marino / UnsplashСчастливое событие в моей жизни – я надеюсь скоро стать отцом – не только вызвало всю эту волну итальянских реминисценций, но и заставило меня задаться вопросом: что это всё-таки значит – воспитывать ребёнка? В западной традиции и за её пределами роль отца олицетворяет «номос», закон и уважение к нему. Закон бывает семейным, моральным, религиозным (в античном мире – почитание богов, а также предков), общественным, государственным. В греческой культуре ключевым становится понятие «пайдейя», собственно «воспитание», обеспечивающее связь между педагогикой и политикой.
В целом я поддерживаю теорию, которую Антонио Табукки (1943–2012), профессор португальского языка и литературы и писатель, в своём шедевре «Sostiene Pereira» («Утверждает Перейра») называет «конфедерацией душ», согласно которой личностное развитие никогда не останавливается и основано на различных компонентах характера («душах»), которые в зависимости от внутренних и внешних стимулов определяют преобладание одной из них над другими, не отрицая, однако, что очень важно, единства личностной структуры. Поэтому задача воспитания состоит в том, чтобы те компоненты характера, которые мы обычно приписываем взрослым, стали доминирующими в нашем ребёнке именно тогда, когда этого ожидают семья, общество и государство.
Антонио Табукки. Фото: Rebeca Yanke / FlickrОдин из основополагающих аспектов формирования личности связан с признанием со стороны указанной триады: семьи, общества и государства. Категория признания широко обсуждалась в философии второй половины XX века (Поль Рикёр, Аксель Хоннет) и связана с критикой модернистской концепции личности как полной абстракции, ни от чего не зависящей. Несмотря на свой антирелигиозный, антиспиритуалистический и (только на первый взгляд) антиметафизический характер, модерн в целом гораздо более абстрактен, чем средневековье – и на психологическом, и на политическом уровне. Современная психология, вплоть до Пиаже, рассматривает индивидуума как абсолютную первичную сущность, тогда как в более ранней традиции первичным было общество. С модерном индивидуум предстаёт как отдельная сущность: всё, что характеризует его развитие, имеет исключительно внутреннее происхождение (вспомните Фрейда). На политическом уровне мы видим то же самое: Макиавелли опрокидывает средневековую концепцию правителя, придерживаясь абстрактного представления о политическом человеке и гражданине. Согласно теории признания, напротив, семья, общество и государство рассматриваются как данности: с признанием, которое человек получает на этих уровнях, связан его личностный рост, осознание себя сыном, другом, профессионалом, гражданином. Это не следует понимать в тоталитарном смысле, как многие любят делать: то, что семья, общество и государство стоят «перед» индивидуумом, – это просто факт, который необходимо учитывать, и он вовсе не означает, что субъект лишён свободы. Напротив, цель родителя – воспитать человека так, чтобы он знал, что он свободен и независим, но к этому мы вернёмся чуть позже. «Признание» не значит одобрение или осуждение совершённых действий, но принятие человека как ответственного за собственное поведение лицо: речь идёт не об осуждении того, что он делает, а о признании права и способности действовать самостоятельно. Эта перспектива очень конкретна и сосредоточена на самосознании человека. Возвращаясь к педагогической теме, можно сказать, что если отец представляет номос, то есть если он даёт правила, то они должны быть сначала более содержательными, в виде чётких разрешений или запретов, а затем более формальными, позволяющими подростку принимать самостоятельные правильные решения. Правила – это общие принципы, а не набор бесполезных асептических запретов, смысл которых никто не понимает – вместе с тем, почему им нужно подчиняться.
Портрет Никколо Макиавелли кисти Санти ди Тито. Фото: Palazzo VecchioВ этой связи позвольте мне ещё один экскурс. Необходимо прояснить, что подразумевается под свободой. Свобода – это не отсутствие правил, такую свободу средневековье называло негативной – и, как показывает наше время, весьма справедливо. Позитивная, или содержательная, свобода возможна только изнутри знания правил, существующих самих по себе: свобода даётся в их применении. Есть ещё слабая формулировка той же точки зрения на свободу, исходя из которой свобода – это самостоятельный выбор между различными принципами, на основе которых следует действовать. Однако, заметим, для подростка злоупотребление слабой формулировкой может стать губительным, превратившись в анархию или постоянное бездумное бунтарство. Поэтому я считаю, что в целом правила, устанавливаемые отцом, должны находиться где-то между этими двумя вариантами выраженного нами тезиса. С одной стороны, должны быть даны не подвергающиеся сомнению положения, в отношении которых свобода даётся только в их признании и применении, а с другой – группа правил, которые могут быть изменены ребёнком, подростком или взрослым, который, соблюдая их в течение определённого времени, понял, что они противоречивы или проблематичны. Родитель должен дать способы, правила, принципы, на основе которых человек сможет научиться управлять собой и своей свободой – другими словами, стать самостоятельным, таким образом признавая себя в семье, обществе и государстве, к которым он принадлежит. С определённой точки зрения положение родителя парадоксально, потому что, хотя верно, что без родителя ребёнок не выживет сначала в физическом, а затем и в моральном смысле, с другой стороны, он должен всегда осознавать, что его воспитательная работа направлена на создание самостоятельной личности, которая также увидит в чрезмерной родительской зависимости дефект.
Резюмируя сказанное (а это ещё отнюдь не всё, что следовало бы сказать), воспитывать ребёнка сложно, но всё же возможно, если родители (особенно отец) сами признают ценность традиции, порядка и закона и готовы бороться за их поддержание. Многим кажется, что достаточно снять все запреты – и тогда-то и настанет настоящая свобода. А когда вырастает только невоспитанность и хамство, удивлению их несть меры…
