«Гуманное» законодательство ответило на эту аморальную практику быстро: в 1944 году был принят указ, согласно которому в свидетельстве о рождении детей вне зарегистрированного брака вместо сведений об отце в обязательном порядке должен был ставиться прочерк. Это правило действовало до… 1968 года! Так на свет появилось 15 млн советских детей, имевших вместо имени отца официальный прочерк. Не будем лишний раз говорить о тех, кто вынужден был скрывать имена отцов, отрекаться от них и уходить в забытьё. Мать оставалась как биологическая необходимость, но родители как целостность, как сила, воспитывающая и наставляющая ребёнка, всё больше замещались государством. Мы и сегодня привыкли к этому «аутсорсингу»: ты рожаешь и запускаешь ребёнка в максимально высокие «слои атмосферы» (насколько хватит денег и связей) в надежде, что его там научат. Чему?..
Размышляя о родительстве в его подлинном значении – как передаче опыта, содержания жизни и веры, «Стол» вспомнил несколько (очень разных!) образов родителей ХХ века, которые смогли оставить детям «нематериальное наследство».
Архимандрит Сергий и монахиня Серафима (в миру Василий и Лидия Савельевы)
Архимандрит Сергий и монахиня СерафимаЭта замечательная верующая пара в ХХ веке вопреки всем гонениям созидала вокруг себя христианскую общину. Жизнь братьев и сестёр, жизнь в Духе стала их «родной жизнью», завершившись тайным принятием монашества обоими. Дочь Катюня оказалась внутри «родной семьи» верующих и таким образом получила от родителей самое главное наследство – опыт христианской общины, проникнутой любовью к Богу и ближнему. Отец Сергий в начале 30-х годов находился в Пинюгском лагере и виделся с женой и дочкой на редких свиданиях, но с радостью писал о том, как совершается воспитание Катюни: «Катюня, уехав от меня летом, поспешила меня утешить таким письмом: “Ты, папка, не огорчайся, что мы от тебя уехали, мы сегодня приедем к Душеньке (“родное имя” сестры о. Сергия, члена их общины, монахини Евфросинии – “Стол”)”. В её детском чистом сердце и Душенька, и я – одно неразрывное целое.
Екатерина (Катюня) СавельеваОна знает, и не понаслышке, а сердцем, что моя печаль растворяется радостью жизни родных и поэтому так хорошо утешает» (1931 год). А спустя год отец Сергий уже подивится мудрости своего ребёнка, принявшего общину в сердце: «Её послушание, доброта и нежность примерны. На днях я спросил её, кого из родных она больше любит. Она ответила: “Всех люблю больше всех”. Я подивился такому мудрому ответу на неразумный вопрос. Господь с нами».
Священник Михаил Шик и Наталья Дмитриевна Шаховская
Отец Михаил прошёл трагический путь свидетеля веры в ХХ веке – ссылки, аресты – и был расстрелян в 1937 году на Бутовском полигоне. Рука об руку с ним шла семья. С женой их связывали самые трепетные отношения, они поддерживали переписку даже тогда, когда это казалось невозможным. В 1942 году, за два месяца до своей смерти от туберкулёза, Наталья Дмитриевна (ещё не зная о расстреле мужа из-за лживых фраз «без права переписки») обратилась к нему с прощальным письмом: «Всё ещё загадочна Твоя судьба, все ещё маячит надежда, что Ты вернёшься. Но мы уже не увидимся, а так хотелось Тебя дождаться… Миша, какие у нас хорошие дети!
Священник Михаил Шик и Наталья Дмитриевна Шаховская с сыном СерёжейЭтот ужасный год войны раскрыл в них много, доразвил, заставил возмужать, но, кажется, ничего не испортил. Дима вырос в сознательного христианина. Никогда он, верно, не забудет, когда мы сидели в убежище, а сверху с воем и визгом летела бомба. Он помертвел: „Мама, к нам, к нам”. Я сказала: „Молись”. Дима снял шапку и долго истово крестился. Живы… Бедный мальчик, сколько ему пришлось пережить. А Ты знаешь, в Твоём уголке дома благодать никогда не переставала…». Наталья Дмитриевна оказалась права: дети получили в наследство от родителей веру в Христа как Спасителя и Бога. Потому что о. Михаил учил: чтобы семья жила, руки родителей должны быть соединены выше колыбели детей и протянуты к Богу.
Владимир Иванович Жестков и Марьяна Всеволодовна Брянская
Это семья русских эмигрантов, которые были вынуждены покинуть свою страну после катастрофы 1917 года, но оставили детям в наследство чувство ответственности за русскую землю. Дочь Владимира Ивановича и Марьяны Всеволодовны – Мария Владимировна Жесткова – в 2003 году переехала жить в Москву, оставив свой дом в Ницце. Она вспоминает о своих родителях: «Дома мы говорили только по-русски. Родители учили нас читать и писать по советским азбукам и книгам.
Члены ОРЮР (звено «Черепаха»), 1957 г. Мария Жесткова, дочь Владимира и Марьяны Брянских – третья слева. Фото из архива М. В. ЖестковойОтец регулярно ходил в Globe, знаменитый советский книжный магазин, и приобретал там книги. К примеру, в 1946 году, когда мне было пять лет, отец, вырезав портреты Ленина и Сталина из купленной азбуки, научил меня читать по этой книге». В доме жили лучшие традиции рода. Владимир Иванович происходил из купеческой семьи, у его отца была иконостасная фабрика. «С этой фабрикой связана очень важная семейная традиция, – вспоминает Мария Владимировна. – В Прощёное воскресенье вся артель собиралась на блины в двух разных помещениях. Не для того, чтобы работники чувствовали с себя униженными по отношению к семье хозяина, а чтобы они себя чувствовали свободнее. И под конец вечера дед моего отца выходил перед всеми, собирал всю семью во втором помещении вместе с рабочими, становился на колени просил прощения у всех. Отец нам об этом рассказал. И рассказал, когда он первый раз был на этих блинах, ему было лет восемь… Настолько сильное впечатление у него было от этого, что после этого он всю жизнь, когда сам стал отцом семейства, он всю жизнь становился на колени перед всеми нами в Прощёное воскресенье. В последний раз это было в год его смерти, то есть в 2000 году».
