К маю 1995 года война в Чечне, полыхавшая почти полгода, уже была готова закончиться: федеральные силы окружили и разгромили все террористические группировки в Чечне. И тут чеченский президент Джохар Дудаев достал козырь из рукава – террористическую группировку во главе с Шамилем Басаевым.
Хронология теракта
В ночь на 14 июня 1995 года банда из 160 боевиков на трёх грузовиках КамАЗ и одной обклеенной под милицейскую легковушке ВАЗ-2106 выехала в Ставропольский край. До Будённовска Басаев беспрепятственно пересёк 52 блокпоста и КПП, утверждая, что в машинах гробы с убитыми солдатами федеральных войск.
Днём 14 июня отряд задержали на въезде в Будённовск для проверки документов. Бандиты расстреляли милиционеров, захватили здание РОВД и двинулись в сторону 2-й Ставропольской краевой больницы. Надо сказать, что больница состоит из нескольких отдельно стоящих корпусов. Но для осуществления своего плана боевики выбрали самое чувствительное место – корпус, в котором находилось родильное отделение. Захватив 450 человек медперсонала и 650 больных, боевики согнали заложников в заминированный подвал и заложили взрывчатку на кислородную станцию с наполненными кислородными баками.
В 15.00 боевики вступили в активные переговоры с российским руководством, предъявив ультиматум: «Прекратить боевые действия в Чечне и вывести федеральные войска. В противном случае заложники, находящиеся в больнице, будут уничтожены».
Также бандиты потребовали созвать пресс-конференцию в прямом эфире российских телеканалов.
Для устрашения бандиты расстреляли шестерых заложников прямо перед главным корпусом.
Уже 15 июня, на следующий день после захвата заложников, в Будённовск были переброшены лучшие силовые спецподразделения. Но у бойцов «Альфы», самого элитного в стране подразделения, практически не было возможности изучить обстановку на местности, подойти к осаждённой больнице, чтобы иметь возможность провести хоть какую-то рекогносцировку. Вместо этого их выставили охранять посты на подъездах к городу.
15 июня в 17.00, не дождавшись представителей прессы, бандиты расстреляли пять заложников.
К 20.00 прибыли журналисты, и их завели в здание больницы. После пресс-конференции Басаев отпустил представителей прессы.
16 июня около 16 часов московское радио передало заявление премьер-министра РФ Виктора Черномырдина: «Правительство гарантирует немедленное прекращение огня в Чечне. В Грозный вылетела правительственная делегация для переговоров во главе с генпрокурором Чечни Исманом Имомаевым, как того требовал Басаев. После освобождения Басаеву и его людям будет непременно предоставлен транспорт и сопровождение, которое гарантирует безопасность для боевиков».
В 4 часа утра 17 июня начался штурм больницы, где басаевцы уже несколько дней удерживали несколько сотен заложников. Но эффект внезапности был утрачен. За несколько часов до штурма руководство штаба по рации просило «скорую помощь» быть наготове. Естественно, засевшие в здании больницы террористы перехватывали все эти переговоры и прекрасно понимали, что силовики готовятся к активным действиям. В результате штурма больницы погибло много заложников и трое бойцов группы «А»: Дмитрий Рябинкин (погиб на подходе к больнице, сняв чеченского пулемётчика), Дмитрий Бурдяев (погиб на территории детского садика в двухстах метрах от больницы) и Владимир Соловов (погиб, прикрывая подход основной группы).
Стрельба продолжалась до позднего вечера. Заложников, содержавшихся в плохо охраняемых боевиками неврологическом и травматологическом отделениях, освободили.
Утром 18 июня Виктор Черномырдин в прямом эфире телеканалов начал телефонные переговоры с Шамилем Басаевым. Премьер пошёл на уступки и начал принимать условия террористов.
К 12.00 была освобождена первая группа заложников.
В 19.00 Басаев затребовал шесть пассажирских автобусов, чтобы вернуться в Чечню под прикрытием заложников.
В пять часов утра 19 июня к больнице подошли три автобуса «Икарус» и рефрижератор с продовольствием.
В 10 утра генерал Андрей Черненко по списку, составленному чеченской стороной, отобрал группу журналистов на очередную пресс-конференцию Басаева. В группу вошли корреспонденты телекомпаний CNN, BBC, ОРТ, НТВ и ряд печатных СМИ. Всем отобранным журналистам басаевцы предложили на добровольных началах сопровождать террористов в Чечню.
К 17 часам 19 июня колонна с заложниками и террористами выехала с территории больницы. Оставшиеся в живых заложники были спасены. По официальным данным, в ходе теракта погибло 129 человек, пострадали 317 человек.
Первая чеченская война, однако, на этом не закончилась. Всё лето в Грозном шли переговоры о разведении сторон, а осенью боевые действия возобновились с прежней силой и продолжались больше года.
Будённовск как пример того, что террором можно безнаказанно добиться от власти уступок, пускай даже временных, стал настоящим проклятьем для страны. Потом был «Норд-Ост», захват и уничтожение двух пассажирских самолётов Ту-134, Беслан.
Впечатления очевидцев
Андрей Амелин, начальник полиции УМВД России по Будённовскому району: «Было 2 КамАЗа и одна белая милицейская машина. Машины были заполнены гробами, я видел. Они проходили как „груз 200”. Их остановили на выезде из Будённовска – не было документов. Предложили проехать к отделу. Первыми погибли гаишники. Мы приехали часа через 2–2,5, были на территории соседнего района. Первые убитые уже лежали – трое участковых, начальник ИВС и адвокат. Машина стояла, но боевиков уже не было. „Дежурку” они не захватили, но по отделу прошлись. Всё это началось в 12.20, во время обеденного перерыва. Это спасло многих людей. Спустя 4 часа они (террористы) уже были в больнице. Туда привезли раненого вертолётчика, его сняли с операционного стола и расстреляли. В то время я был ещё капитаном, мы работали и здесь, и в районе больницы, особого героизма не было. Первые дни было тяжело, все магазины были закрыты. Местное население помогало водой, кормили нас».
Оксана Алейникова, местная жительница: «Я родила дочку 8 июня. 14-го нас уже готовили к выписке. Ждали вакцину, чтобы сделать прививку ребёнку. Часов в 12 началась стрельба. Над больницей стали летать вертолёты. В обед нам принесли детей и сказали: „Вы в заложниках!”. Кровати мы поставили к окнам. Сами с детьми лежали на полу и передвигались на четвереньках. Дети почти не плакали. Моя Лера была очень спокойной. Словно всё понимала. Во время штурма мы писали имена на руках и ногах, чтобы смогли опознать потом.
После штурма зашли врачи и сказали, что нас выпускают. Сначала хотели освободить только детей, но мы сказали, что детей не отдадим. Опять начались переговоры, и потом отпустили беременных, рожениц и самых маленьких детей. Я Леру закутала, а сама босиком в ночнушке пошла».
Светлана Локтионова, местная жительница: «Я с двумя дочками попала в кабинет начальника больницы. Там людей полно было. Нам дали телефон и сказали звонить всем и говорить, чтобы из Чечни войска вывели, и тогда нам ничего не будет. Так мы сутки просидели на полу. Младшая плакала при каждом выстреле... На следующий день у десятимесячной Юли поднялась температура. Мне разрешили перейти в детское отделение, где врачи помогли ребёнку, а потом, по счастливой случайности, мне удалось найти мужа. Мы все плакали. Дочка обняла папу за шею и не отпускала. Ему разрешили пойти с нами. Сказали только, что, если надумает бежать, расстреляют... Оставшиеся дни до освобождения мы провела в помещении для стерилизации. Еды не было. Но они разбомбили склад с медикаментами, там была глюкоза. Мы этот порошок разводили и пили.
Потом старшей стало плохо. Мы ей руку поднимаем – она падает. И горит вся. Опять к врачам побежали. Спасли её...»
Галина Мазяркина, местная жительница: «Саша родился 10 июня. Был солнечный прекрасный день. Мне должны были принести ребенка – кормить. В это время кто-то прибежал с криками: „Прячьтесь! Война началась!”.
Услышали стрельбу.
Нас всех собрали в одной комнате. Потом приходил Басаев. Он сказал своим людям: „Расстреляю, если кто-то тронет рожениц!”.
Перед штурмом нас заставили стоять у окон и махать простынями. А потом боевик сказал: „Там ваши стреляют, а мы вас не трогаем”.
После штурма стали потихоньку выводить. Предупредили, что идти надо колонной, тихо, спокойно. Нас разместили в поликлинике. Там работали психологи, пытались поговорить, а хотелось домой. Ощущение тревоги потом долго оставалось. Очень долго боялась нерусских».
Вера Чепурина, заведующая хирургическим отделением больницы: «Вначале к нам стали поступать раненые, много. Все операционные были заняты. У нас на столе был наш лётчик, мы его оперировали и тогда увидели, как по подъездной дороге к больнице идёт толпа. Как в хронике Отечественной войны, когда пленных вели – вот так же и тут шли...
Боевики быстро заняли всю больницу. Мы продолжали оперировать.
Я лично оперировала чеченца, родственника Басаева. У него было тяжёлое торакоабдоминальное ранение. Когда операция закончилась, он ещё дышал. Я вышла из операционной, чеченцы там сидели на корточках с автоматами. Я им сказала, что он вряд ли выживет. В итоге он умер. Думала, нас по стенке размажут, но нас не тронули, потому что нуждались в нашей помощи...»
Анатолий Скворцов, в 1995 году – заведующий хирургическим отделением: «Я долго не мог заснуть – ждал штурма. Вспоминал, как ещё позавчера вечером, отпуская меня в штаб, Басаев сказал: „Не возвращайтесь назад. Клянусь, ни одного человека за то, что вы не вернетесь, я не расстреляю”.
Как я мог не вернуться? Убьют – значит, убьют, но со своими. Я хотя бы перед родителями моих девчонок не буду виноват. Сказать им о штурме я тоже не мог: истерика начнётся, паника.
Я думал: сегодня скорее всего будет очень тяжёлый бой. Во-первых, чеченцы очень мотивированы: хотят положить конец войне и перейти к переговорам о своей независимости. Во-вторых, в их составе только добровольцы с боевым опытом. Я оценил их грамотную организацию обороны: на основных точках стояли тройки – пулемётчик, гранатомётчик и стрелок. В-третьих, запасы оружия и боеприпасов у них внушительные.
А что мы, врачи, сможем сделать? Взвесив свои возможности, я понял: практически ничего. Все операционные разбиты, стерильного перевязочного материала нет, и приготовить его не из чего. Стерильная операционная укладка осталась для одной полостной операции. Инструментарий стерилизовать негде, медикаментов практически нет, растворов – несколько банок. Вчера наскребли медикаментов в других отделениях, но этого слишком мало. Возможно, как обещала чеченский врач Белла, они нам немного помогут с перевязочным материалом и противоболевыми средствами. С такими неутешительными мыслями я задремал.
Я вздрогнул, когда где-то вдалеке как будто раздались разрозненные крики „ура” и сразу за ними прозвучали выстрелы. На часах было около пяти утра. За окном серело. Вот и наступил день „икс”, который определит, кому жить, а кому умереть. В первую же минуту всё слилось в сплошной грохот, в котором выделялись частые пулемётные очереди и взрывы. По приоткрытым ставням большого окна кабинета, где мы находились, ударила пулемётная очередь и выбила середину оконных стекол. Оставшиеся в рамах большие осколки раскачивались при каждом взрыве, а под ними сидели молодые девчонки – медсёстры из других отделений.
Я пробрался к окну, переступая через сидящих и лежащих. Укрываясь за стеной, я вытаскивал раскачивающиеся осколки и бросал их на улицу. С другого края окна это же делал наш уролог. Вдруг по старой акации, растущей против окна, прошла пулемётная очередь. Она срезала много ветвей, даже крупных, они надламывались и падали на землю. Я подумал: „Господи, такое дерево слетело, что от меня останется, если в меня попадут! Как же беззащитен перед этой силищей человек!”.
Пули вовсю стучали по стенам, летели осколки кирпичей. Я выбрасывал последний осколок, когда он уже снаружи разлетелся у меня в руке. Боковым зрением увидел мелькнувшую туманную полосу справа от виска. Я резко отпрянул от проёма. Посмотрел вниз: на полу лужа крови. Я закричал в этом грохоте:
– Все целые?
Мне в ответ:
– Вроде, все.
Я смотрю: а это у меня с руки кровь бежит. Только тогда почувствовал неприятное жжение в правой кисти. Были видны кости – разрезало костную фалангу. Из дальнего угла комнаты главный бухгалтер кинула мне бинт, коллега врач – вату, я сам наложил тугую повязку, присел в углу и кожей спины почувствовал холодный пот. Я понял, что мне страшно...»
Алексей Филатов, бывший боец группы «А», автор книги «Будённовский рубеж», вице-президент ассоциации ветеранов «Альфы»: «Чеченец, с которым меня свел Попов, рассказывал, какая у Басаева была идея: он выставляет условия российским властям о выводе войск из Чечни, а сам сидит в больнице с заложниками и ждёт их реализации. Ждёт, чтобы федералы закончили боевые действия. Потом ждёт, чтобы вывели войска. Потом требует подписания Россией договора о капитуляции и признании Ичкерии независимым государством.
Если бы не вот этот наш неудачный штурм, он сидел бы в больнице хоть два месяца.
Но штурм продолжался четыре часа. Были убитые и раненые. Их необходимо было эвакуировать с поля боя. Для того чтобы их эвакуировать, мы устроили массированный обстрел стен больницы. Мы хотели забрать своих и отойти. А террористы поняли этот массированный обстрел как новый натиск. И его они уже отразить не смогли бы, потому что у них заканчивались боеприпасы. Поэтому они объявили, что временно прекращают огонь, чтобы отпустить рожениц и тяжелораненых.
Если бы штурм после этого возобновился, они бы уже не отстреливались, а взорвали больницу. Подвал был полностью заминирован.
Но и вынуждать нас исполнять их условия по сценарию Басаева они уже тоже не могли: запас боеприпасов был почти исчерпан.
Таким образом мы избавились от полного позора, который был бы неминуем, если бы затея Басаева исполнилась. И я не могу поэтому однозначно сказать, что руководители операции принимали неправильные решения».
Сергей Милицкий, полковник Управления «А» Центра специального назначения ФСБ России: «В государстве всегда должны быть люди, готовые брать на себя ответственность за принятие решений. Наверное, надо учитывать опыт проведения подобных спецопераций. В решении этой проблемы все правила хороши. Я считаю, что можно играть и без правил, не обязательно договариваться с террористами. То, что произошло в 1995 году, когда с террористами договорились и заключили мир, привело к тысячам жертв. Нельзя таким образом соблюдать договорённости. В борьбе с этим злом нет никаких правил. Нельзя было этих террористов ни в коем случае отпускать на родину, как победителей. Нельзя было заключать с ними тот позорный мир, который мы заключили с ними в 95-м году».
Валерий Борщев, правозащитник: «Мы сели в автобусы. У окна сидел заложник – если будут стрелять, то убьют его, а рядом – боевик. По такому порядку. Там было очень много молодых ребят. Матери плакали, когда их увозили. Молодые люди, конечно, были очень встревожены, они не уверены были, что выживут. Когда барражировали вертолёты над автобусами, они с тревогой говорили:
– Товарищ депутат, нас не убьют?
– Нет-нет, – говорил я, – не убьют.
Хотя я не был в этом уверен».
