– Кого-нибудь из великих исторических личностей вы здесь видели?
– Довольно часто встречаемся с товарищами по Политбюро – в основном на очных ставках. Несколько раз встречались с Владимиром Ильичом Лениным, но, к сожалению, нам не так часто удаётся побеседовать.
– Слушайте, на словах вы такой ленинец и приверженец дела коммунистической партии... Зачем же вы тогда расстреляли всю ленинскую «старую гвардию»?
– Ложь! У Ленина никогда не было никакой «гвардии». Само понятие «гвардия» предполагает существование внутри партии какой-то фракции, обладающей определёнными привилегиями в силу каких-то старых заслуг. Но Владимир Ильич, который когда-то сам создал фракцию большевиков, прекрасно понимал, чем могут закончиться такие игры. И не терпел никакой групповщины. Ради принципов он готов был отправить на расстрел хоть мать родную. Кроме того, многие их тех, кто себя именовал ленинцами, – Зиновьев, Каменев, Троцкий, Бухарин, – все они при жизни Ленина боролись с ним. И эта борьба неизбежно привела их в лагерь контрреволюции, к работе на иностранные разведки.
– Хорошо, что вы от уничтожения партийцев не отказываетесь!
– Это очередная гнусная ложь, будто бы я сознательно убивал большевиков и старых партийцев!
– То есть вы отрицаете массовые репрессии?
– У вас неправильное представление о репрессиях. Это представление буржуазии, которая думает, что аппарат насилия нужен для удержания личной власти...
– А это разве не так?
– Поверьте, мне не было никакой нужды убивать миллионы человек для сохранения за собой поста генерального секретаря Политбюро. Диалектика марксизма-ленинизма такова, что при укреплении социализма возрастает классовая борьба – со стороны поверженных классов, сопротивляющихся революционным переменам.
– Послушайте, ну какая это диалектика?! Обычная демагогия...
– Почему демагогия?! Это самая естественная вещь на свете – когда представители свергнутого господствующего класса сопротивляются исчезновению господствующих классов. Пусть даже они признали поражение, пусть даже они тщательно замаскировались под своих, пусть даже стали членами партии – всё равно на каком-то этапе гнилое нутро вылезет и они станут врагами: сначала идеологическими, потом начнут собирать единомышленников, таких же замаскировавшихся подонков, а затем будут вредить. Сначала по мелочи, а потом организуют и крупную диверсию.
Вы откройте «процесс Промышленной партии». Это был открытый судебный процесс, все материалы по делу были опубликованы. Многие инженеры начинали свой путь с того, что по заказу бывших хозяев национализированных заводов согласились просто присматривать за заводами и фабриками – дескать, всё равно скоро товарищей большевиков скинут, и нужно будет заводы и фабрики в целости и сохранности вернуть в прежние руки капиталистов. А когда советские люди доказали, что свергнуть советскую власть не так-то просто, как об этом фантазировали господа капиталисты, бывшие хозяева приказали своим наймитам вредить по мелочи: где-то машины портить, где-то давать откровенно вредительские советы.
Обвиняемые по делу "Промпартии". рисунок, сделанный в ходе заседания суда. Газета "Правда" от 30 ноября 1930 года.Или взять Тухачевского – бывшего дворянчика, белую кость. Когда-то мы сами надули этот «пузырь» самомнения – для игры с генералом Кутеповым и его эмигрантской организацией, засылавших сюда боевиков. Дескать, есть у большевиков такой Наполеон, который вот-вот станет Бонапартом, скинет советскую власть и установит обычную военную диктатуру. Но Тухачевский же сам поверил в своё призвание. Стал собирать вокруг себя свиту, установил контакты с германской разведкой, которая все уши пропела про его историческую миссию.
– Разве дело Тухачевского не было сфабриковано – как и дела других советских военачальников?
– Сфабриковано?! Чепуха! Он сам во всём признался.
– Извините, но под пытками и не в таком признавались...
– Безусловно, физические методы воздействия способны сломать человека, когда он оговорит и себя, и кого угодно, лишь бы избежать пыток, но судебные процессы в СССР никогда не строились только на признаниях подсудимых. Были ещё и материалы предварительного следствия, протоколы очных ставок и перекрёстных допросов, какие-то вещественные доказательства. Но я вам хочу напомнить, что вовсе не в СССР родились слова «Признание – царица доказательств». Это основа англосаксонского права: вещественных доказательств для установления вины недостаточно, а наиболее существенным весом обладает только признание подсудимых. И мне непонятно, почему некоторые люди не удовлетворяются признанием подсудимых, требуя каких-то ещё доказательств. Они словно забывают, что Троцкий и его камарилья – опытные конспираторы, прошедшие школу борьбы с царской охранкой. Они в таких делах следов и документов не оставляют.
И насчёт того, что можно любые показания выбить. Это чепуха. Люди это все опытные, они прекрасно понимают, что значит показать на себя, что влечёт за собой признание в таких преступлениях.
– Я не знаю насчет Троцкого, но в архивах я видел многие расстрельные дела. Это даже не дела, а папочка с двумя-тремя листочками. Анонимный донос, ордер на арест, протокол допроса, в котором арестованный отказывается признать свою вину. И листочек с приговором «тройки»: расстрел...
– Перегибы были, я не спорю. Особенно этим грешили чекисты-«ежовцы», которые в массе своей были беспринципными карьеристами и перевёртышами. Желая выслужиться перед начальством, они фабриковали расстрельные дела о вредителях, диверсантах, шпионах и т. д., сами превратившись в банду профессиональных вредителей, диверсантов, шпионов, убийц. И эту банду «ежовцев» мы выкорчевали беспощадно – как врагов рабочего класса, как изменников нашей Родины.
– Но Ежов попал в НКВД только после убийства Кирова, а террор и политические репрессии начались гораздо раньше.
– Его предшественник Ягода тоже был врагом народа... Послушайте, я понимаю, к чему вы клоните. Дескать, на происки вражеских разведок можно списать что угодно, и такой упрёк будет справедлив. Но вы о многих событиях XX века судите с позиций дня сегодняшнего. И забываете, в каком виде нам, большевикам, досталась эта страна. Классовое общество, в большинстве своём неграмотное, с преобладанием сельского населения. Экономический уклад – сельский, с полной зависимостью от импорта зарубежных товаров, в том числе и товаров жизненно важной необходимости. Мы даже спички и электрические лампочки привозили из-за границы.
И уже во времена нэпа пришло понимание, что если мы не совершим технического рывка, если мы не завершим индустриализацию в кратчайшие сроки, то наше первое государство рабочих и крестьян просто будет снесено в новой мировой войне. Но любой человек, оценивающий ударные темпы модернизации и индустриализации советской державы должен первым делом задуматься: откуда у советской власти взялись деньги на новые заводы и фабрики, на новые дороги и электростанции, на новые машины и станки? В те годы, напомню, главным экспортным товаром России было зерно, но в годы нэпа крестьяне-единоличники не спешили отдавать хлеб по государственным закупочным ценам, каждый год срывая сроки хлебозакупок в ожидании повышения цен. Поэтому мы решили переломить ситуацию и уничтожить единоличников как класс. Ускоренными темпами мы провели коллективизацию – да, с перегибами, да, с кровью, но у нас не было времени миндальничать, мы были обязаны в кратчайшие сроки создать советскую оборонную промышленность и защитить советскую власть.
Плакат СССР "Ударники полей, в бой за социалистическую реконструкцию сельского хозяйства!". Густавс Клуцис, 1932 год.Но хлебный вопрос был не единственным препятствием на пути индустриализации. Были и другие проблемы. Например, где взять столько строителей? Напомню, большинство строителей тогда были обычными деревенскими мужикам, подавшимися в город на заработки. То есть мужики могли запросто развернуться и уйти со стройки домой, в деревню. Ещё непростые вопросы: где взять рабочих на новые заводы, где взять денег на оплату труда рабочих новых заводов и фабрик – ведь квалифицированные рабочие после Гражданской войны в стране были наперечёт и все они хотели достойную оплату труда и комфортные условия для жизни.
Ещё в период Гражданской войны тот же Троцкий, обсуждая планы будущей индустриализации, предлагал использовать методы военного коммунизма и создать трудовые армии, куда будут мобилизовать граждан – как на военную службу в Красную армию. Но партия отвергла этот подход. Методы военного коммунизма хороши либо на краткосрочный период в условиях войны, либо для уже сформировавшегося коммунистического общества. Но неграмотными массами в отсталой России такие коммунистические трудармии будут восприняты только в негативном ключе. И первейшей задачей партии большевиков была не только индустриализация, но и перевоспитание масс, создание, как я уже говорил, новой исторической общности – советского человека, наделённого подлинно классовым коммунистическим сознанием. Поэтому участие в трудовых армиях не должно было рассматриваться как общая повинность, но как возможность для перевоспитания и исправления человека через общественно полезный труд. Вернее, для перековки – как тогда говорили. И первое движение перековки возникло в лагерях ОГПУ на строительстве Беломор-Балтийского канала.
– То есть лагеря ГУЛАГа были вам нужны как источник бесплатной рабочей силы?
– Неправильно. Система исправительно-трудовых лагерей стала для нас школой социального педагогизма, инструментом перековки сознания масс, мощным рычагом для индустриализации страны накануне войны...
– Подождите, не могу взять в толк, о какой войне мы говорим. Коллективизацию вы начали в 1929 году, а в те годы никакого Третьего рейха ещё не было.
– Против власти пролетариата и крестьян выступал мировой капитал – все эти корпорации Ротшильдов, Морганов, Рокфеллеров, которые были готовы использовать труд любых наёмников: британских империалистов, польских милитаристов, румынских шовинистов, финских фашистов... И именно в конце 20-х годов неизбежность новой войны стала очевидной. Экономический подъём, вызванный окончанием Первой мировой войны, сменился спадом, мир погрузился в глубокий эконмический кризис, и стало ясно, что война не только не сняла противоречий между империалистическими державами, но ещё больше обострила их. Уже в 1929-м партии стало очевидно, что версальский мир недолговечен, что грядёт новый этап передела мира, и на этот раз остриё агрессии капиталистов всего мира будет направлено против первого в истории государства свободных рабочих и крестьян. И мы обязаны были выстоять, пусть и ценой многих жизней.
– Сегодня многие люди утверждают, что большевизм и национал-социализм ничем по сути не отличаются друг от друга. Схожая человеконенавистническая идеология, массовые убийства и террор во имя утопических целей, эксплуатация труда заключённых...
– Фашизм и его разновидность национал-социализм как идеология родились на сломе империалистического сословного общества, когда из-под ног господствующих классов, казалось, ушла твёрдая земля. Тогда буржуазия и обратилась к самым примитивным инстинктам толпы – к голосу крови, голосу своей стаи. Поэтому фашизм – это идеология тёмного прошлого человечества, это возврат в его животное состояние. Коммунизм – это идеология будущего, это конструирование человеческого общества и человека на новых общественных законах.
– Это всё красивые слова, а в действительности люди не видели разницы между лагерями...
– Разница была, и огромная. Напомнить вам, как нацисты клеймили людей, попавших в нацистские концлагеря? Как животных. Они делали татуировку с лагерным номером на руке. А у заключённых в советских исправительных лагерях номер был нашит на телогрейке, и в это огромная принципиальная разница. Советские граждане отбывали положенный срок, а многие выходили и по амнистии, и по условно-досрочному освобождению, бывшие зеки снимали телогрейку и вновь становились полноправными гражданами. Могу напомнить вам, сколько людей было перековано в наших исправительно-трудовых лагерях: это и великие военачальники, и знаменитые на весь мир космические конструкторы, и учёные, и ядерные физики, и писатели. А вот из нацистских лагерей была только одна дорога – в крематорий.
– Давайте поговорим о начале Второй мировой войны. Вы слышали, что в Государственную Думу на днях был внесён проект закона, который отменяет постановление Съезда народных депутатов СССР, осудившего в 1989 году пакт Молотова–Риббентропа, подписанный в августе 1939 года – перед началом Второй мировой войны. Как вы можете прокомментировать это?
– Новости из прежнего мира сюда, сами понимаете, доходят нечасто... Но если это так, то это правильное и мудрое решение. Пакт Молотова–Риббентропа в действительности был редкой удачей советской дипломатии, который позволил решить сразу две задачи. Кром того, я бы советовал властям России передвинуть сроки начала Второй мировой войны на более ранние сроки – на аншлюс Австрии. Это позволило бы более чётко и недвусмысленно указать на главных поджигателей войны – представителей мирового капитала.
– Президент Владимир Путин буквально на днях выступил с похожей идеей, написав в статье, что война началась не с Польши, а с Мюнхенского сговора, отдавшего Чехословакию на растерзание немцам.
– Видите, даже лидеры компрадорской буржуазной администрации приходят к похожим выводам! Я слышал об этом вашем президенте. Говорят, он хочет быть похожим на меня.
– Каким образом можно стать похожим на вас?
– Например, написав свою конституцию. Мне очень импонирует, когда советскую конституцию именуют сталинской.
– Вы сказали, что пакт Молотова–Риббентропа был редкой удачей советской дипломатии. Но почему? Ведь пакт приблизил войну, уничтожив Польшу – единственную преграду на пути Германии к Советскому Союзу.
– История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть. Обычно агрессивное государство находит такие границы. Оно их находит либо при помощи силы, как это имело место в 1914 году, когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берёт такую границу «в кредит», как об этом договорились Германия и Польша, заключившие в 1934 году «пакт Гитлера–Пилсудского». Условия этой сделки были просты: Германия помогает Польше завоевать новые территории на Востоке, а та возвращает немцам коридор к Данцигу. И немцы, надо сказать, выполнили свою часть договора, включив в Мюнхенские соглашения специальный пункт о передаче Польше Тешинской области из состава Чехии.
Польская армия производит захват Тешинской Силезии в 1938 году. Источник: Польский национальный цифровой архив.– Почему же договор не состоялся?
– Поляков подвёл собственный гонор. Получив Тешинскую область, они подумали, что могут диктовать Гитлеру всё новые и новые условия. Но они не понимали, что Гитлеру было жизненно важно разорвать позорный Версальский мир и восстановить Германскую империю в довоенных границах: с этим требованием он пришёл во власть, это был его самый главный «пунктик». Но и для поляков территориальные уступки немцам – проигравшей стране! – были невозможны: любой политик, отдавший польскую землю немцам, подписал бы себе смертный приговор в глазах избирателей. Так что, когда поляки вновь отказались предоставить Германии свободный коридор к Данцигу, германский фюрер и решил, что больше незачем связывать себя с таким ненадёжным партнёром, как Польша. И обратился к советскому правительству с инициативой в очередной раз произвести раздел Польши, как это уже случалось в мировой истории.
Советское правительство было прекрасно осведомлено о захватнических планах фюрера, о том, что война Германии против СССР уже неизбежна, и поэтому оно решило воспользоваться случаем, чтобы решить ряд геополитических задач. Поймите, если бы пакта о ненападении не было, войны всё равно бы не удалось избежать, но тогда бы вместе с немцами на Советский Союз пошли бы и поляки, а это полтора миллиона штыков, причём, в отличие от других союзников Гитлера, тех же итальянцев или румын, поляки были хорошо мотивированы на войну с советской властью. Заключение пакта позволило нам не просто расстроить союз наших врагов, но и натравить одних врагов на других, ослабить вражескую армию на полтора миллиона солдат.
Кроме того, пакт позволил нам решить геостратегическую задачу: гарантировав Гитлеру спокойный тыл на Востоке, мы позволили ему напасть на Францию...
– И что это вам дало?
– Гитлер пришёл к власти одержимым идеей возвращения территорий Германской империи, которые – по итогам Версальского мира – разделили между собой Польша и Франция. Следовательно, войны с этими государствами были неизбежными. Но воротилы мирового капитала мечтали натравить бесноватого фюрера на Советский Союз. Поэтому на Мюнхенской конференции ему предложили сделку: Германия не трогает Францию, а взамен получает полный карт-бланш на военные действия на Востоке. Но ни англичане, ни французы, ни поляки не понимали, насколько для Гитлера было важным аннулировать все итоги проигранной войны мира. Поэтому он и напал на Францию. Если бы этого не произошло, Гитлер всё равно бы напал на Советский Союз, но тогда бы это произошло под полное одобрение Запада, и нам пришлось бы сражаться с фашистами в полном одиночестве.
– То есть Вторая мировая война была неизбежной?
– Капитализм в его империалистической фазе – это система, которая считает войну единственным методом разрешения международных противоречий, законным как юридически, так и по существу. И уж тем более законным, если речь заходит о стране восставших рабочих и крестьян.
– Многие историки уверены, что вы и сами были в числе поджигателей войны. Например, вы ждали, когда Гитлер переплывёт через Ла-Манш в Британию, чтобы затем ударить в спину и подчинить себе всю Европу.
– Чепуха! Гитлер никогда бы не стал организовывать вторжение в Британию: для этого у Германии просто не было необходимого количества десантных кораблей, а также линкоров, чтобы противостоять мощи британского флота, а без превосходства на море и в воздухе любая попытка высадки обречена на провал. Но самое главное – завоевание Британии было вовсе не в интересах Гитлера.
– Почему это?
– Ещё накануне Первой мировой войны один из виднейших немецких политиков того времени – канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег – сформулировал три главные задачи немецкой политики на ближайшие столетия: уничтожить Францию, покорить Россию и заключить мир с Великобританией. Франция из-за пограничных споров была вечным врагом и конкурентом Германии, Россия – неисчерпаемой кладовой сырья и ресурсов, так необходимых промышленности Германии, а англичане с их колониями были главным торговым партнёром. Да, во время Первой мировой войны договориться с британцами не получилось, но к началу Второй мировой немцы были готовы пойти почти на любые уступки Лондону, лишь бы заключить с ними союз. Поэтому и война с Британией довольно долгое время носила откровенно опереточный характер: Гитлер просто рассчитывал заключить с Лондоном выгодную сделку. Германия всё так же нуждалась в энергоносителях и источниках дешёвого сырья для своей промышленности, а также в рынках сбыта своей продукции.
– Почему же Британия не пошла на договор с Гитлером?
– Это полное безобразие, как у вас в школах преподают историю! Сто лет уже прошло, а вы всё ещё не знаете, почему началась самая кровопролитная война в истории человечества! Так, а вы слышали, как сами англичане характеризуют свою внешнюю политику?
– «У Англии нет ни постоянных союзников, ни постоянных врагов, у Англии есть только постоянные интересы»?
– Это сказано как раз о европейской политике. У Англии не может быть ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, потому что постоянный интерес Англии как раз и заключается в том, чтобы не допускать появления в Европе сверхдержавы, способной подмять под себя остальные державы. Почему? Потому что в таком случае европейская сверхдержава легко возьмёт Британские острова в блокаду. Поэтому, когда была сильна Франция, Британия поддерживала Россию и Пруссию. Когда же стала сильна Российская империя, Британия стала союзницей Турции, а когда Германия объявила свои претензии на европейское господство, британцы стали поддерживать французов и русских.
– Вы знали, что Гитлер нападёт на Советской Союз в июне 1941 года?
– Нет. Прежде всего неожиданностью стало быстрое падение Франции. Мы с товарищами по Политбюро были уверены, что французы при помощи англичан смогут воевать два-три года, связав силы немцев по рукам и ногам. Это бы вызвало новый кризис капиталистического мира во всех воюющих странах, а также рост революционного самосознания масс и перерождение империалистической войны в революционную за свержение старого мира.
– То есть Коминтерн не зря упрекали в экспорте революций, что советские люди мечтают сменить режимы по всему миру?
– Это полная чепуха! Советские люди, конечно, хотят, чтобы лицо окружающих государств изменилось, но при этом советские люди понимают, что революция произойдёт только тогда, когда это найдут возможным революционеры этих стран. Принести революцию на штыках невозможно. Другое дело, что капиталисты, развязывая войны по всему миру, сами создают условия для революций, доводя массы до отчаяния. Тогда мы, конечно, считаем нужным помочь рабочему классу и отстоять его право на власть.
Но столь быстрое падение Франции показало, что мы ошиблись в своих расчётах. И раз больше не существовало европейского театра военных действий, то это означало, что эпицентр боевых действий сместится на Восток, то есть к нам. Но мы в Политбюро не рассчитывали, что Германия нападёт ранее весны 1942 года: для похода на Восток в 1941 году у вермахта не было нужных ресурсов.
– Почему же вы тогда расстреливали тех, кто предупреждал вас о нападении в июне 1941 года?
– Верхушка германского рейха была неоднородной. Были там и те, кто мечтал спровоцировать нас на нападение на Германию. Были подозрения, что готовится масштабная провокация, чтобы развязать войну и обвинить в этом Советский Союз. Но нам был дорог каждый день мира, чтобы подготовить вооружённые силы к отражению агрессии.
– Как вы объясняете неудачи начального периода войны?
– Как показывает история, агрессивные нации как нации нападающие обычно бывают более подготовлены к новой войне, чем миролюбивые нации, которые, будучи не заинтересованы в новой войне, обычно опаздывают с подготовкой к ней. То есть война началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных для советских. Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было ещё отмобилизоваться и придвинуться к границам.
И тем не менее я не считаю, что начальный период войны был неудачным. Красной армии удалось в сравнительно короткий срок перемолотить наиболее опытные старые кадры немецко-фашистских войск, закалив вместе с тем и умножив свои собственные кадры в успешных наступательных боях в течение года. Красная армия не дала захватить ни Москву, ни Ленинград.
Запись в добровольцы, июнь 1941 года. Всего за первые 8 дней войны были призваны 5,3 млн человек.– Вы всё время говорите о поджигателях войны. Но разве Советский Союз и сам не был инициатором начала войны? Взять ту же Финскую войну...
– Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30–35 % оборонной промышленности нашей страны, а, стало быть, от целостности и сохранности Ленинграда зависит судьба нашей страны, но и потому, что Ленинград есть вторая столица нашей страны. Прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское – это значит дать стимул для гражданской войны внутри страны против Советской власти.
Вот вам оборонное и политическое значение Ленинграда как центра промышленного и как второй столицы нашей страны. Вот почему безопасность Ленинграда есть безопасность нашей страны. Ясно, что коль скоро переговоры мирные с Финляндией не привели к результатам, надо было объявить войну, чтобы при помощи военной силы организовать, утвердить и закрепить безопасность Ленинграда и, стало быть, безопасность нашей страны.
– Вы говорите о безопасности Ленинграда, но в то же время вы уже сформировали в СССР марионеточное финское правительство.
– Если вы кому-либо угрожаете, то вы должны быть готовы выполнить свою угрозу. И тогда мы перед финской буржуазией поставили выбор: либо вы идёте на большие уступки, либо мы вас уничтожим и поставим правительство Куусинена. Мы должны были показать нашу готовность осуществить наш план. И буржуазия предпочла пойти на уступки, чтобы не было народного правительства. Пожалуйста. Нас устраивает и такой вариант, который полностью отвечает безопасности Ленинграда.
– То есть цель оправдывает средства?
– На кону стояла не просто страна, но будущее революции. Эта цель оправдывает любые средства.
– Слушайте, неужели вы ни о чём не жалеете? Неужели вас ни капельки не мучает совесть?!
– Не ошибается только тот, кто ничего не делает. И у товарища Сталина было много ошибок. И сегодня товарищи по партии не устают напоминать мне об этом. Но главной моей ошибкой стало то, что я не отнёсся серьёзно к пророческим словам Владимира Ильича Ленина, что в политике возможны любые компромиссы, кроме тех, которые касаются дела революции. Здесь компромиссы невозможны. Но я ради сохранения Советского Союза пошёл на многие компромиссы.
– Например?
– Например, я не додавил до конца церковников. Я пошёл навстречу церкви, но это был компромисс вынужденный – чтобы не дать фашистам использовать в пропаганде религиозные вопросы.
– Между прочим, именно открытие церквей многие ваши поклонники в России ставят вам в заслугу...
– Чепуха! Прав был Владимир Ильич, когда говорил, что либо мы задавим церковников, либо они задавят нас. И надо было задавить сразу после войны, но расслабились, обленились... Надо было и стиляг давить, сынков этих номенклатурных, всех давить! Только сейчас я начал понимать товарища Цзедуна, устроившего «культурную революцию» с опорой на молодёжь. Как правильно он сделал! Нужно было дать такую же встряску партии и после войны...
– Но это означало бы новые миллионы жертв...
– Неважно. Пусть погибнут десятки миллионов, но дело революции было бы спасено!
