Завершился очередной этап в знаменитом деле Юрия Дмитриева – историка, краеведа, копателя и труженика народной памяти. То, что у нас пытались отнять, предать забвению, спрятать в пыльных архивах, закопать во мшистых лесах, он нашёл, собрал, описал и предъявил. Думал ли он, когда восстанавливал первое имя жертвы советских репрессий, что те же жернова попытаются перемолоть и его самого?
Сейчас одни требуют свободы для карельского историка, другие совершают бесконечные паломничества в Петрозаводский суд, чтобы поддержать Дмитриева, многие состоят с ним в живой переписке. Но абсолютное большинство из нас вообще не в курсе того, что есть на свете такой человек, который попал в беду. И это самое страшное.
Главным делом карельского краеведа было и остаётся извлечение безымянных человечьих костей из земли и кусочков людской памяти из бездны. А потомки этих «убитых задёшево, протоптавших тропу в пустоте» – мы с вами, и мы не можем отблагодарить его по-достоинству. Будучи сами подчас беспамятными сиротами, мы продолжаем вслепую пробираться по той же тропе. Взгляд наш узок, зрачки расширены от темноты незнания.
Дмитриев – человек простой, прокуренный и тёртый. Он не умеет пленять речами, лебезить, лукавить. Это подтвердит любой человек, который знает его лично. Безгрешен ли он? Нет, как и следователь, прокурор, судья и все остальные причастные к расследованию его дела государевы люди. А может быть, он святой? Может быть. В том смысле, что верит в Бога и всецело отдан своему служению. В отличие от тех, кто сейчас пишет и подшивает тома его дела.
А кому нужны эти тома? Только потомкам тех, кто трусливо спрятал в лесах могилы тысяч «лишних» людей. Наследникам если не по крови и статусу, то по духу и идеологии синих энкавэдэшных фуражек.
Но то, что происходит с ним и вокруг него, касается всех нас, нашего будущего и будущего наших детей. Мы отвечаем за то, в каком состоянии совести и духа они будут жить в нашей стране.
Режиссёр Александр Сокуров предложил художественно, кинематографически осмыслить жизнь обвинителей, участвующих в деле Дмитриева.
«Мне как режиссёру хотелось бы увидеть обвинителя, узнать, что это за человек, как он воспитывался, где получал образование, кто вокруг него, что говорят его коллеги прокуроры, сотрудники ФСБ в этом регионе, о чем они говорят вечером в ресторане, утром со своей семьёй, что это вообще такое, как это».
Сокуров – чуткий художник. Он прозревает время. И видит, как то, что, казалось бы, должно было растаять после книг Солженицына и Шаламова, снова встаёт в полный рост перед нами из нераскаянной немоты ХХ века.
У кого хватит силы ответить что-то на этот вернувшийся стон из душных советских застенок? Вот что ответил сам Дмитриев.
«Сейчас у нас в тренде разговор о патриотизме. Кто такой патриот? Патриот – это человек, любящий свою родину. У нас почему-то сейчас принято гордиться только военными успехами. Извините, родина – это мать. Мама иногда болеет, у мамы иногда что-то не получается. И что – мы в это время перестаём её любить? Нет. Мой путь, моя дорога заключается в том, чтобы возвращать из небытия тех людей, кто сгинул по вине государства нашего родного, будучи несправедливо обвинёнными, расстрелянными, зарытыми в лесах, как бездомные животные. Нет ни холмика, никаких упоминаний, что здесь похоронены люди. Господь дал мне, может быть, такой крест, но Господь дал мне и такие знания. Мне удаётся – нечасто, но иногда – находить места массовых человеческих трагедий. Я соединяю их с именами и пытаюсь сделать там место памяти, потому что память – это то, что делает человека человеком».
Это отрывок из его последнего слова в суде.
Сегодня Юрию Дмитриеву дали 3,5 года колонии строгого режима. Так как он содержался под стражей уже долгое время, его выпустят в ноябре.
Самое важное в деле Дмитриева – это не вопрос справедливости, а вопрос о добре и зле. Ведь это нам всем дали 3,5 года за то, чего мы не делали. А если бы делали, дали бы больше. Его судили по статье о сексуальном насилии, но внимание на него обратили не потому, что у него есть дочь, а потому, что стоял над бездной и взывал к памяти невинно погибших. Вот бездна и ответила. Можно ли смириться с тем, что за ней будет последнее слово?
