Наверное, мысль, которую автор этих строк высказывает чаще всего, – та, что наблюдателю современной школы можно спать безмятежным сном; всё равно он не пропустит ничего важного, поскольку такое просто не может произойти. Но иногда он чувствует потребность сверить часы: может быть, всё-таки бывают исключения? Для этой сверки была выбрана лента «Коммерсанта» – газеты, которую, будь она в бумаге, я мог бы держать в руках без перчаток. Я просмотрел образовательные новости за сентябрь и начало октября и отобрал – на свой вкус – самые важные из них. Новости я расположу в хронологическом порядке.
I. «Судя по отзывам учителей, именно родители являются наибольшей угрозой». Михаил Гуревич – о дисциплинарных мерах в школах
«Почти 60% родителей поддерживают возвращение оценок за поведение в школе. Как показал опрос SuperJob, чаще за это выступают отцы. При этом чем моложе родители, тем меньше среди них сторонников подобной меры. В Москве пока не собираются возвращаться к этой практике. Но, возможно, в 2025 году инициативу рассмотрят более серьёзно, заявила заммэра по вопросам социального развития Анастасия Ракова». Это сама новость; обозреватель «Ъ FM» Михаил Гуревич, напоминая, что аналогичная практика существовала в царские времена, относится к ней скорее скептически, например: «непонятно, как “неуд” по поведению поможет изменить родителей или решить проблемы сетевой этики?».
Со своей стороны я могу только присоединиться к этому скепсису. Практика времён империи (относящаяся к средней школе) имела, кроме воспитательной, и чисто утилитарную функцию: по гимназическим уставам 1864-го и 1871 г. предполагалось, в частности, что 10% учеников могут учиться бесплатно, но по поведению к ним требования были выше, чем к обычным ученикам, «социальным лифтом» могли пользоваться только лучшие, и потому была потребность в таком измерении. Соответственно, оценка исполняла функцию потенциального наказания, причём весьма сурового. Можно предположить, что, если и сейчас при вводе такой оценки ей придадут соответствующий статус (например, запрет на поступление в вузы или по крайней мере осложнение такового для в той или иной степени дурно себя ведущих), это станет важным событием. Но вряд ли благотворным: эффект от злоупотреблений этой мерой превысит, на наш взгляд, мыслимую потенциальную пользу.
Фото: Виктор Коротаев / КоммерсантъII. Школьные годы домашние. Родители всё чаще предпочитают учить детей не в классах
«Специалисты МГПУ исследовали альтернативное образование в России и обнаружили, что за восемь лет его популярность выросла в десять раз. Если в 2016 году только 17,9 тыс. школьников учились не очно (0,1% от общего числа учеников), то в 2023 году их стало 174,7 тыс. (1%)». Хотя исследуемая область, как утверждается в статье со ссылкой на неназванных экспертов, «пока находится на уровне статистической погрешности», нам кажется важной динамика в целом, приведённая в таблице (в тыс. чел.): 17,9 в 2016 году, затем сокращение до 15,4 в 2017-м, рост в 2018 (17,2), 2019-м (21,9) и 2020-м (30). Как видим, за четыре доковидных года число хоумскулеров возросло более чем в полтора раза.
В 2021 году произошёл взрывообразный рост: 147,2 тыс. учеников. Но он не прекратился и в дальнейшем: 155,8 в 2022-м и 174,7 в 2023-м. Соображения, которыми исследователи объясняют эти тенденции, интересны (вплоть до релокантов, желающих всё же дать детям отечественное образование онлайн); для того чтобы делать конкретные выводы, надо бы иметь под рукой более детализированную статистику, которой мы не располагаем. Впрочем, автор материала Полина Ячменникова завершает материал меланхолической репликой: «Минпросвещения не ответило на вопросы „Ъ“».
Фото: Annie Spratt / UnsplashАвтор этих строк уже писал о данной проблеме. И потому считает молчание министерства самым красноречивым ответом. Наше общество слишком незрело в образовательной области, его обычный взгляд – младенческий утилитаризм; потому популярность домашних форм растёт медленнее, чем это было бы разумно и оправданно, а сами эти формы призваны делать хорошо то, что сама казённая школа делает плохо, а плохо она решает весьма примитивную задачу, к настоящему образованию имеющую лишь косвенное отношение; но казённая школа слишком умело демонстрирует свою несостоятельность, и можно надеяться, что во внешкольных форматах будет заводиться и что-то похожее на настоящее образование. Так что здесь мы имеем дело со следующим явлением: событие, о котором идёт речь, не школьное, а научное, а тенденция, которую оно фиксирует, очень важна.
III. Разговоры с важными. Школьники преподали депутатам урок педагогики
В заметке Григория Лейбы идёт речь о встрече депутатов со школьниками. Вполне ожидаемы и те и другие. Для первых идеалом является «машина со спецсвязью и мигалкой», а «историческое просвещение (молодёжи и не только)… должно препятствовать идеологическим атакам недружественных стран и их попыткам „переписывать историю“. „Мы видим на примере других стран, к каким катастрофическим последствиям приводит превращение целых наций в манкуртов, не помнящих своего Отечества“». Сторона школьников, как правильно отмечается в статье, тоже не блистала оригинальностью: «одни участники советовали „привлечь учителей“ к сотрудничеству с краеведческими музеями, другие – снабдить их „модернизированными досками“ (чтоб уроки стали повеселее), третьи – ограничить в личной позиции. „Учителя часто рассказывают свои политические взгляды и личное отношение, тем самым ограничивая ученика на своём личном мнении“». С чем связано это отсутствие оригинальности? Специально ли для встреч с депутатами подбирают авторов таких проектов, которые ни при каких обстоятельствах не смогут нарушить спокойствие, или проектная деятельность в школе действительно пришла к такому уровню? Выскажем осторожное предположение, что это встречные процессы: может настать момент, когда от школы потребуется продемонстрировать нечто яркое и интересное, а она уже не сможет – или по крайней мере это очень сложно будет найти.
IV. ЕГЭ меняют на переправе. Одиннадцатиклассникам придётся готовиться к другим экзаменам
Полина Ячменникова подробно и обстоятельно вникает в нюансы проблематики; со стратегической точки зрения это не слишком интересно (разница в выборе предметов для экзамена приведёт только к тому, что список забытого школьниками до экзаменов обменяется несколькими пунктами со списком забытого непосредственно после экзаменов), и потому можно констатировать то, что и так было понятно: возможности причинить неприятности конкретным ученикам намного превышают возможности что-то действительно изменить в системе образования.
Фото: Чингаев Ярослав / Агентство «Москва»V. «Побыстрее в цех, к станку». Дмитрий Дризе – об инициативе «спрессовать» образование
Речь идёт об известной мысли Владимира Мединского: «Время диктует сокращение продолжительности среднего образования, то, что у нас 11 лет, – это непозволительная роскошь, будто мы живём с вами в XIX веке. Оно должно быть спрессовано, чтобы потом раньше вступать в сферу профподготовки и быть конкурентоспособным, а не начинать в 19 лет размышлять, чем бы заняться». Лучший комментарий к этой мысли давным-давно, задолго до меня, написал В.В. Розанов: «А мысли?.. Что же такое мысли... Мысли бывают разные». Когда школьный курс сократят, тогда и поговорим. Пока же, как говорит пословица, на всякий чих не наздравкаешься.
VI. Российскую государственность начали изучать в подавляющем большинстве вузов
Собственно, выжимка из соответствующего материала Григория Лейбы заключается в самом названии. Кроме этого мы имеем дело с couleur locale, местным (профессиональным) колоритом: будущим врачам и силовикам эта дисциплина будет преподаваться с разными подробностями. В своё время я уже писал о перспективах этого курса, так что будем ожидать известий с полей – подтвердят они мои прогнозы или нет.
Фото: Киселев Сергей / Агентство «Москва»VII. Государственно-семейное партнерство. РАО предложила родителям концепцию воспитания детей
Полина Ячменникова описывает концепцию не без заслуженного ехидства: «„Ъ“ ознакомился с концепцией. „Никакие научные книги, дипломированные специалисты, никакие опытные бабушки или дедушки, иные мудрые советчики – никто не сможет точно и безошибочно подсказать родителю, как следует воспитывать именно его уникального ребенка“, – заявляют авторы и сами приводят целый ряд наставлений.
Задачей семейного воспитания, с их точки зрения, является осознание ребёнком нескольких принципов: уникальности человека „как наивысшей общественной ценности“, ценности семьи, здоровья, труда, культуры, а также „своей малой и большой Родины“». Воспитывать, по мнению образовательных академиков, нужно собственным примером; с этим не поспоришь, но тогда, вместо того чтобы писать концепцию воспитания детей, нужно было приступать к делу прямо и писать концепцию воспитания родителей; с их стороны воспитание собственным примером абсолютно неизбежно, вопрос лишь в том, что это за пример.
Вообще этот плотный материал заслуживает быть процитированным едва не целиком. Не будем, однако же, поддаваться этому соблазну. Остановимся на соблазнах, которые подстерегают других. «Директор Института педагогики и психологии образования Московского городского педагогического университета, академик РАО Александр Савенков считает, что концепция – пример усилий, направленных на создание единой модели образования и воспитания – как семейного, так и школьного. По его словам, «некоторое время к теме воспитания относились попустительски», из-за чего задачи воспитания решались на уровне школ и не были под контролем государства. «Сейчас появилось желание и даже потребность этот контроль установить, – говорит господин Савенков. – Мы живём в одном государстве, у нас должны быть некоторые общие ориентиры и представления». Однако господин Савенков признает, что «в каждой семье всё равно всё будет идти индивидуально», в том числе потому, что государство не сможет проконтролировать процесс внутрисемейного воспитания. Последней фразой можно было и ограничиться: родители воспитывают примером, а мы родителей не воспитываем. Мы только даём им рекомендации, тщету которых сами и признаем. Но, разумеется, и РАО нужно что-то делать, и при этом предпочтительно, чтобы это что-то красиво звучало. Хотя позаботиться о формулировках, которые снимали бы ответственность за (недостижимый) результат, – тоже совсем не лишнее.
Фото: Марина Мамонтова / КоммерсантъVIII. В итоге
Как мы видим, за месяц, если верить «Коммерсанту», никаких важных событий в образовании не произошло.
Значит ли это, что можно по-прежнему безмятежно спать? Думаю, что всё-таки нет; если мы и не прогнозируем каких-либо важных событий, а тем, которые происходят, отказываем в какой-либо значимости, остаются тенденции. В соответствии с нашей школьной моделью, этих тенденций должно быть две:
1. Всё более и более видимое обществу разложение казённой школы, которого власть, кажется, даже и не замечает.
2. Движение продвинутого населения в сторону от казённой школы, непосредственно связанное с первой тенденцией; в рамках этого движения может быть и выбор добротных моделей образования, не связанных с пользой, социальными лифтами и карьерой, хотя масштабы этого явления преувеличивать не стоит: пока у нас даже нет оптики, в принципе способной его зафиксировать.
Нужно сказать со всей определённостью: о первой тенденции мы не узнаем из новостных лент. Я уже писал об образовательном разложении и отчасти делился своими источниками информации (хотя во всей полноте сделать это, разумеется, не могу). Но – неожиданно для меня – вторая была зафиксирована исследователями официальных структур, и их находки попали в новостную ленту. Таким образом, если мы и не обнаружили в сентябре сколько-нибудь важных событий, один раз мы столкнулись с заметным проявлением важной тенденции. Так что иногда просыпаться и вылезать из берлоги бывает небесполезно.
