Прекрасная Абхазия будущего

Тёплая одежда была заготовлена не у всех – обычно она не нужна. Кто-то из моих собеседников достал старые забытые вещи («Извините, что я в такой шапке!»). Многие одевались многослойно, кто-то доставал спортивные костюмы студенческой юности («Простите, я сегодня в спортивных штанах, обычно я так не хожу!»). В Абхазии принят строгий консервативный стиль, и многие переживают из-за своего внешнего вида.

Многие на нервной почве стали явно больше курить. При этом окна стараются почти не открывать – уходит последнее тепло. Люди невыспавшиеся: в дни, когда электричество работало только по ночам, приходилось ночью стирать, готовить, выполнять работу на компьютере. Чуть легче тем, у кого есть загородные дома. «Вы не поверите, многие у нас этим летом, не сговариваясь, заготовили дрова! Непонятно, как так получилось: много лет никто дрова не покупал! Люди как будто чувствовали», – рассказывает мне таксист. Пересказываю эту историю сотруднику Администрации президента республики. Ответ: «Ты не поверишь, но я ведь тоже напилил летом дрова! Хотя и не знал тогда, зачем мне они!».

Фото: t.me/Abkhazia7

В абхазском обществе – сильные горизонтальные связи. Именно они не дают пропасть.  Родственники поддерживают друг друга, у кого есть загородный дом с печкой – старается забрать на эти дни к себе детей и стариков. На работе выбирают одно тёплое помещение и садятся все рядом для тепла. Заглядываю в кабинку вахтёра в местном научном учреждении. Вахтёр солидный, в форме. Рядом с ним сидит пожилой мужчина в толстом свитере, как у Хемингуэя, оба разливают себе кофе из одной турки. «Наверное, это пенсионер, друг вахтёра. У него дома не топят, и он зашёл погреться», – думаю я. Спрашиваю, где заместитель директора, с которым у меня назначена встреча. Мне объясняют, что у того сломалась машина. Приглашают с ними пить кофе пока. Через полчаса разговора с дедушками за кофе понимаю, что друг вахтёра – тоже местный сотрудник. Спрашиваю, кем он здесь работает.  «Я директор этого учреждения, а что?». При том что в Абхазии и так весьма демократичная культура общения, в дни блэкаута значение чинов ещё больше упало.

Войну здесь и так всегда помнят, но теперь снова заговорили о деталях. Ветераны стали вспоминать: «И вот сидим мы у костра, и он говорит: “Нас все “пользуют”, а мы от этого только крепчаем!”». Это общее место всех разговоров последней недели. Абхазы как будто ждали этого стресса и реагируют на него с какой-то парадоксальной радостью. Ключевое слово – «встряска». «Нам нужен был стресс», – к моему удивлению, заявляет самый известный абхазский журналист Инал Хашиг. «И я думаю, что вот сейчас что-то поменяется, – продолжает он с явной надеждой в голосе, – потому что мы в ситуации, когда государство перестаёт отвечать перед своими гражданами, когда оно не может предоставить людям такие элементарные блага, как электричество и вода, – это идеальная ситуация, чтобы взяться за ум и попытаться понять, почему так произошло, в чём причина. Сейчас у нас уже начали разбираться, из чего складывается бюджет, кто у нас за что платит и не платит. Нужен аудит. И потом с новой власти уже другой спрос будет. Нам не хватает той власти, которая думала бы именно о государственных интересах. Кризис, помимо проблем, – это всегда возможность переосмыслить наш путь, подумать, куда мы идём. Если мы сейчас не сделаем правильные выводы, мы будем и дальше скатываться в яму».

Инал Хашиг. Фото: кадр из видео Чегемская Правда

Многие отмечают, что абхазская нация всегда росла под давлением: сначала под турецким, потом под грузинским. Время начиная с 2008 года, когда в страну потекли российские инвестиции и материальное положение полупризнанной республики чуть-чуть улучшилось, оценивают как «расслабленное» и «в чём-то даже вредное». «Сегодняшнее прекращение финансирования и энергетические проблемы – это хорошая встряска для нашего населения и для нашего руководства. Сейчас появилась масса вопросов к системе внутреннего управления в Абхазии. Надеюсь, что будет проведена аналитическая работы и сделаны соответствующие практические выводы», – ровным голосом говорит мне директор Национального банка республики Беслан Барателия. В реальности все годы (начиная с крушения СССР)  люди в Абхазии, за исключением тонкой прослойки чиновников и предпринимателей, живут очень тяжело. Но жаловаться здесь не принято.

Популярный в Абхазии священнослужитель, по совместительству преподаватель Абхазского госуниверситета архимандрит Дорофей (Дбар), отмечает, что трудностями абхазов не сломать. По мнению священника, абхазское общество сегодня понимает, ради чего оно страдает: «Оценка нынешнего положения в Абхазии сильно зависит о того, с какого ракурса вы смотрите. Соцсети, к сожалению, сегодня не дают полноценной картины. В соцсетях очень много поверхностных суждений, и оценки происходящего сильно разнятся. Но мы должны смотреть в глубь вещей. В данном случае  что вижу лично я. Во-первых, абхазы по-прежнему остаются свободными. Это самое важное. Кто и как из нас использует эту свободу – это другой вопрос. Но я вижу, что и на уровне простых людей, и на уровне элит свобода, слава Богу, пока ценится в нашей стране. Пока у нас есть свобода, пока у нас есть выбор – мы всё-таки можем сохраняться как особый этнос. Это означает сохранение нашего языка, культуры, мировоззрения и религиозных убеждений. Есть страны, независимость которых – это полная фикция. Она просто атрибутика для удовлетворения их внутренних тщеславных посылов: мол, «мы независимые». У нас не такая независимость. У нас всё-таки она имеет содержательную часть. Пусть и неполноценную, но имеет. Человек в Абхазии имеет пространство для реализации своих идей. У нас есть социальный лифтинг. У нас человек может выразить свою позицию и не быть при этом ни избитым, ни заключённым.  Вы можете подойти к любому человеку в Абхазии и спросить его, что он думает по тому или иному вопросу, – и он вам, не опасаясь ничего, выскажет своё мнение. Мне кажется, многие мои сограждане не ценят это и до конца не понимают, в какой свободной стране мы живём. Во-вторых, мы не готовы поступаться нашей свободой ради каких-то материальных благ. Показательно, что по всем болезненным вопросам в отношениях Абхазии и России последних лет представители всех слоёв абхазского общества высказывались абсолютно открыто, не боясь ничего. За исключением класса чиновников, все остальные люди в Абхазии могут высказываться как угодно и не бояться, что их за это лишат зарплаты или пенсии. Более того, у этих людей ещё сохраняются идеи, за которые они готовы пострадать. Людей не запугать тем, что у них не будет света, или тем, что они не получат надбавку к зарплате».

Архимандрит Дорофей (Дбар). Фото: Константин Грецов / Wikipedia

Есть, впрочем, и тревожные настроения. Член Общественной палаты и сторонник свергнутого президента Аслана Бжания, один из самых уважаемых людей в Абхазии Давид Пилия считает, что страна в результате переворота реально может потерять независимость, и только откровенно близорукие люди не понимают этого: «Прецедент Нагорного Карабаха, конечно, меня очень пугает. Вот был Карабах на карте – и нет его. С Абхазией это не так легко будет сделать, но при желании, если возьмутся за это...  Хотя для России это был бы опасный шаг. Северному Кавказу это очень не понравится. Мы вообще в таком неведении: что будет, как будет... Очень трудно сегодня что-то прогнозировать». По мнению Давида Чичевича, абхазское общество пребывает в слишком беспечном настроении и не осознаёт всех рисков своего положения: «Сейчас страх есть только у взрослого населения. У безбашенных молодых людей вообще его нет».

Аслан Бжания. Фото: Александр Миридонов / Коммерсантъ

У нас же киви прижилось!

При этом центр Сухума выглядит не хуже среднего средиземноморского города. Вполне уровень кипрской Айя-Напы или испанского Кальпе. Ландшафтный дизайн, пальмы, брусчатка, современные скульптуры, много кафе и ресторанов с уличными верандами.  В центральной зоне достаточно чисто и много дорогих машин. Даже в условиях блэкаута во многих частях города продолжается стройка, тарахтят дорогостоящие генераторы (когда страна оказалась на грани локдауна, местами их продавали по 500 тысяч рублей, и покупатели находились). Есть заброшенные старинные особняки, где на крышах растут деревья, но, в отличие от центра того же Тбилиси, нет трущоб, пьяных на улицах. За неделю мне не встретилось ни одного нищего. Ощущения, что страна пропадает, абхазы погибают и что проект «независимая Абхазия» заканчивается – совершенно нет. Хотя есть всеобщее чувство тревоги.

По одной из версий, корни последнего абхазского народного бунта именно в богатстве, а не в бедности. Просто кто-то за последние годы неожиданно быстро разбогател. А демократичная, свободная, в чём-то даже социалистическая Абхазия не привыкла такому имущественному расслоению. Многие отмечают, что именно последние годы  даже были отмечены некоторым экономическим ростом и прогрессом, неожиданными успехами. «У нас же киви прижилось! – рассказывает мне водитель. – Столько сортов сюда ребята завезли, и все прижились, и такой урожай! Теперь не знают, что с ним делать, – многие уже просто выбрасывают этот киви на снег сейчас от расстройства».

Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь. Фото: Василий Шитов / Коммерсантъ

Есть мнение, что капитализм чужд абхазской культуре, и в этом корень сегодняшних бед. «Абхазия исторически всегда была аграрной страной и была слабо втянута в товарно-денежные отношения, – рассказывает директор Национального банка республики Беслан Барателия. – Ещё каких-то сто лет назад зарабатывать торговлей для абхазов считалось постыдным. Как максимум можно было обменять излишки урожая на какие-то необходимые вещи. Торговлей в Абхазии занимались в основном евреи, греки и армяне, живущие на побережье. У абхазов было всегда несколько настороженное отношение к деньгам. Традиционного крепостничества у нас как такового никогда не было. Советский Союз с плановой экономикой закрепил нерыночные экономические отношения и предотвратил расслоение общества по материальному признаку. Развитие рыночных отношений началось в Абхазии, как и везде на постсоветском пространстве, лишь с распада СССР».  По словам директора Нацбанка, финансовая помощь со стороны РФ одновременно поддержала и развратила Абхазию: «С 2008 года начались программы финансово-экономической поддержки Абхазии со стороны РФ, это очень важно для нас. С одной стороны, это приводило к росту нашей экономики и росту благосостояния граждан, а с другой, неминуемо к расслоению общества по материальному признаку в Абхазии. Абхазский народ впервые столкнулся с рыночными отношениями в полной мере. Рыночные отношения стали разрушать традиционный уклад нашего патриархального общества и формировать новые ценности».

Рынок в Сухуме. Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ

Кандидат в президенты Абхазии, лидер оппозиции Адгур Ардзинба, согласен, он выступает за возвращение в страну элементов социализма и попутно характеризует свергнутого президента Бжанию как «абхазского Чубайса»: «Абхазия будущего – это справедливое социальное государство. Невидимая рука рынка – это не про нас. Наш экс-президент выступал с ультралиберальных позиций, его экономическая политика была как у Чубайса: всё продать, а потом рынок сам всё отрегулирует. На постсоветском пространстве это уже проходили, такая политика дала очень тяжёлый обратный эффект. Для Абхазии такая либеральная повестка не подходит».

Для архимандрита Дорофея, автора книги «Абхазия сегодня: что делать?», очевидно, что индустриализация и капитализм губят страну. Он зовёт абхазов «назад, к земле», его рецепт спасения Абхазии – «необходимость возврата к физическому труду, к производству». «Не нужны нам никакие фабрики и заводы. Нам нужен колоссальный рывок в сельском хозяйстве. В нашем монастыре с питанием нет никаких проблем. Потому что мы вырастили фасоль, кукурузу, фрукты, маслины, сделали закрутки. У нас в случае коллапса не будет проблемы с выживанием. А у большинства, особенно у городского населения, у которых уже срезали зарплаты, будут», – говорит отец Дорофей. По словам священнослужителя, современных абхазов развратил городской образ жизни: «Одна из сторон сегодняшнего энергетического коллапса в Абхазии в том, что почти всё сельское население за последнее относительно благополучное десятилетие выбросило из своих домов классические дровяные печи и заменило их электроприборами и тёплыми полами. Сегодня, когда у них нет электричества, они не знают, что дальше делать. Но вопрос не только в этом. А вопрос в том, что дровяная печь функционировала при жизни наших бабушек и дедушек в каждом абхазском доме: на ней нагревалась вода, на ней готовилась пища, в ней выпекался хлеб, ею отапливалось помещение, в которой семья проводила большую часть времени... То есть каждая абхазская семья экономила большое количество электроэнергии. И здесь я не хочу слышать никаких объяснений со стороны тех, кто не являются богатыми чиновниками, а простыми гражданами... Это вы виноваты, что вы бросили свои дома с участками и переехали в многоэтажку в Сухум! Вы просто хотели в одночасье стать не сельчанами, а горожанами!»

Город Сухум. Фото: Анастасия Коскелло

Сами набаламутили

«Передайте, что мы все здесь очень благодарны России», – повторяют почти все мои собеседники, что крайне неловко слушать. При этом относительно того, что произошло в стране в ноябре 2024 года, у жителей Абхазии как будто две правды. Каждая из сторон бескомпромиссно отстаивает свою.

Лидер оппозиции Адгур Ардзинба описывает всё произошедшее как борьбу двух поколений местных политиков: «В Абхазии сегодня идёт смена политических поколений. В России она произошла в 2000 году, когда пришёл к власти Владимир Владимирович Путин. В Абхазии эта смена затянулась на три десятилетия. До сегодняшнего дня Абхазией прямо или косвенно управляли люди, которые были сформированы как управленцы в советский период. Это люди, которые хотят сегодня распродать Абхазию, и они имеют определённое влияние в России. Но в Абхазии их не совсем понимают.  Это старое поколение политиков использует те методы политической борьбы, которым их учили. В первую очередь это использование всевозможных ярлыков. Им удалось внедрить в российское общество нарратив о том, что в Абхазии есть какие-то антироссийские, прозападные и протурецкие силы, которые пытаются прийти к власти».

Председатель РОО "Абхазское народное движение" Адгур Ардзинба (в центре) и глава комитета по защите суверенитета Абхазии Леван Микаа (справа) во время митинга. Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ

Сторонники отстранённого от власти президента Бжания при этом считают иначе. По их словам, в Абхазии была реальная попытка прозападного антироссийского переворота, и именно поэтому всё население страдает без света и тепла. «Мы ушли назад на десятки лет. Восстановить отношения с Россией быстро не получится. Осадок у россиян в душе остался, это однозначно, – сетует член Общественной палаты республики, ветеран войны, депутат первого “золотого” парламента и один из самых уважаемых людей в Абхазии Давид Чичевич Пилия. – Кого обвинять? Сами набаламутили, сами всё испортили. Теперь надо самим всё восстанавливать. Конечно, это будет не так просто. Осадок не так быстро уходит из души. Но мы должны всё сделать, чтобы этот осадок убрать. Мы должны показать России, что на территории Абхазии подавляющее большинство граждан видят своё будущее вместе с Россией. Хотя, конечно, на территории Абхазии есть силы, которые этому очень активно противостоят», – говорит Давид Чичевич. По его словам, придирки оппозиции к инвестсоглашению были неоправданными: «Говорят, что это скажется на нашей демографической ситуации. Но в конечном итоге Россия является для нас гарантом безопасности. Россия является гарантом нашего суверенитета. И одновременно мы России не доверяем? Как это всё понимать?»

Сторонники оппозиции снимают сломанный ранее железный забор у здания Парламента Абхазии. Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ

«Суверенитет Абхазии – это вообще проект Путина. Запад против этого проекта, потому  что он против Путина. Естественно, Запад создаёт Путину проблемы на территории Абхазии. Через НПО в первую очередь», – отмечает мой собеседник. Он полагает, что сторонники оппозиции и представители НПО в ходе последнего «путча», сами того не осознавая, оказались марионетками в руках коллективного Запада и обманули собственное население. «Всё было раскручено таким образом, чтобы был информационный психоз, – рассказывает он. – Психологическое давление на наше население было оказано таких масштабов, каких я даже не мог себе представить. И я хочу поставить вопрос: всю эту машину кто раскрутил? Наши граждане? Я сомневаюсь. Я думаю, всё это режиссировалось в другом месте, далеко от Абхазии. Центров принятия решений по НПО много. Это Европа, это Америка, это Госдеп. На данный момент интересы Запада и интересы нашей оппозиции стали очень близкими. И они решили: почему бы не воспользоваться этим и не прийти к власти? Это же очень удобно».

По словам Давида Пилия, оппозиционные движения получали западное финансирование: «У нас нет закона об иноагентах, но у нас есть возможность просмотреть их банковские счета. Тайна вклада в банках для спецслужб не тайна. Они, конечно, всё отрицают. Хотят отмыться от этого запаха. Но кто содержит всю эту ораву? Откуда эти средства? За какой счёт всё это делается? У меня есть документ, где перечислено, кто и сколько денег в Абхазии получил. Я где-то месяц назад выступал по радио «Спутник» и рассказал, что организация «Хара Пицунда» нанесла большой урон российско-абхазским отношениям. Они взяли и подали на меня в прокуратуру иск о клевете. Меня приглашали в прокуратуру, и я пришёл с этим документом. И выложил им. И они посмотрели и меня отпустили». Действия оппозиции были антигосударственными, антиконституционными и антинародными, подчёркивает член Общественной палаты: «Понятно, что сейчас они пытаются отмыться. Но это не так-то просто. Вы штурмовали здания? Штурмовали. Вы вынесли из учреждений документы? Вынесли. Какое право вы имели выносить эти документы? Это наш архив, это история нашего государства. А вы крадёте нашу историю.  Искали компромат, что-то, связанное с хищениями... Но что вы натворили? Вы что натворили со страной?!»

Давид Пилия. Фото: кадр из видео

Именно НПО, считает Давид Пилия, разлагают абхазское общество: «Эти НПО на часть общества, на молодёжь очень влияют. Во-первых, они грамотные, образованные, продвинутые. Во-вторых, они обеспеченные. Это видят все. Для нас это всё представляет серьёзнейшую опасность. Это вопрос нашего выживания. Для нас это катастрофа. Вы посмотрите, кто в основном идёт в эти НПО? В основном студенты и выпускники вузов. Потому что им трудно найти работу и подзаработать. Что мы можем этому противопоставить? Только занятость, рабочие места. Но нам не дают их создать. Вот такие “ножницы”... А потом эти НПО ходят у нас по Абхазии и собирают подписи против специальной военной операции. И ко мне подходили эти люди. Говорили: подпишите. Я не подписал. Говорю: какое ваше дело. Они: ну это же неправильно, нельзя воевать. Я: ну да, вы все вдруг стали пацифистами. Всё это оплачивалось! Насколько я знаю, деньги в основном им приходят через подставных лиц, не-абхазцев. В основном русских. А те им потом всё в кармане привозят». Болезненная для Абхазии тема грузинского влияния, по словам Давида Пилия, имеет прямое отношение к НПО: «Глубину их отношений с Грузией мы тоже не совсем понимаем. Они ездят в Тбилиси, они участвуют в мероприятиях в Турции, в Европе. Там они свободно общаются с грузинами».

Фото: Анастасия Коскелло

В то же время во властных коридорах республики можно услышать и прямо противоположную версию событий. «В Абхазии нет никаких антироссийских сил, но есть голословные обвинения со стороны различных политических сил в адрес друг друга с тем, чтобы заручиться поддержкой Москвы», – объясняет мне один из высокопоставленных абхазских чиновников. По его словам, проблема НПО изнутри Абхазии выглядит совсем иначе, нежели в России: «Все наши НПО, которые участвовали сейчас в свержении Бжания, ранее сами его же привели к власти. Те же самые люди были его инициативной группой на прошлых выборах. Но вообще в Абхазии нет такой мощной сети НПО, которая могла бы мобилизовать большие массы людей. И нынешний протест был далёк от НПО. Это был социальный протест». По словам моего собеседника, политический кризис в Абхазии сугубо внутренний: «Есть такой фактор, как неудовлетворённость людей политикой. От этого все эти “революции”. Ни один из руководителей Абхазии за последние годы не выполнил своих предвыборных обещаний. Нет ни одного политического деятеля, которого бы люди в Абхазии считали подлинным выразителем интересов народа. Сейчас люди шутят, что в феврале мы будем выбирать того, кого будем изгонять через пять лет. У нас уже традиция сформировалась: все последние президенты были свергнуты, без единого исключения». Слово «оппозиция», подчёркивает он, в Абхазии означает совсем не то, что в России: «У нас нет как таковых политических партий, у нас власть и оппозиция, по сути, ничем не отличаются: сегодня они оппозиция, завтра – власть, и наоборот».

Журналист Инал Хашиг отмечает, что НПО в Абхазии, в отличие от российских (признанных сегодня иноагентами), никогда не противостояли своей национальной власти: «Наши НПО в условиях нашей ограниченной признанности давали нашему обществу рассказать миру об Абхазии. В каком-то отношении они выполняли у нас функцию государства, то есть они были в чём-то больше государством, чем  сама власть. Они выдвигали какие-то идеи, которые затем продвигала власть. Они у нас работают на государство, но ему не подпевают. И это была единственная возможность для нашего народа сохранить свою интеллектуальную элиту – ведь многие направления науки с 90-х годов у нас никакого финансирования не получали. Люди вообще не получали никакой зарплаты». По словам Хашига, либеральная идеология в принципе чужда абхазской интеллигенции и лидерам НПО в том числе: «Я никогда не был космополитом. Для меня совершенно непонятно, в отличие от российских либералов, как это можно призывать к тому, чтобы другие державы “раздербанили” твою страну на тысячу частей. Нам такая идеология вообще не близка, для нас это противоестественно».

Фото: Анастасия Коскелло

По словам Хашига, возмущение населения текстом инвестсоглашения было вполне объяснимо: «Это соглашение было написано как будто для папуасов. Вопрос к нашим чиновникам. Вы хоть почитайте, что там написано!». Российская сторона, считает Хашиг, неверно истолковала ситуацию в Абхазии и сама спровоцировала кризис: «Если Ткачёв и его сотрудники понимали, какая система действует у нас здесь, в Абхазии, они никогда бы не пришли сюда с таким документом. Его же тоже дезинформировали люди из окружения Бжания, что всё будет нормально. И что получилось? Теперь у нас ещё и кризис в российско-абхазских отношениях. Сначала глупость натворили, а теперь будут ситуацию подгонять под “стандарт” – будто тут антироссийские силы действуют. Вообще-то это глупость». «Похоже, что в Москве об Абхазии концептуально вообще не думают, – говорит Хашиг. – За абхазское направление, видимо, в Администрации президента отвечают всего 2–3 человека, и сейчас то, что мы видим, – это их косяк. И им, конечно, надо объяснить, почему это произошло. Тема “антироссийских сил” тут просто как одно из объяснений. Хотя в текущей геополитической ситуации придумывать какие-то антироссийские силы в Абхазии – я не очень понимаю, зачем». Нынешняя антиабхазская кампания в медиа и соцсетях вполне может быть спланированной, предполагает Хашиг: «Я читаю комментарии к своему блогу. Там сейчас очень много грубых комментариев. Я понимаю, если бы грузины мне это писали как всегда. Но сейчас там авторы именно русские. Я смотрю аналитику и не понимаю. Там указаны самые разные российские города, где живут эти люди. Откуда у этих людей такой интерес к Абхазии? Оказывается, меня, например, в Барнауле больше, чем в Гагре смотрят! Если это боты, то всё равно вопрос, кому это надо. Кто-то же это делает, кто-то же их финансирует». По мнению журналиста, переворот в Абхазии продемонстрировал недостаток экспертов по Кавказу в РФ: «В последние годы экспертного подхода к Кавказу в России я вообще не наблюдаю. Как будто главным экспертом там стала Маргарита Симоньян. Я вижу, что вся дипломатия предельно упрощается. Как будто есть стратегия на упрощение. Стратегия стратегией, но, с другой стороны, хоть какая-то экспертная оценка должна же присутствовать».

Сторонники оппозиции во время митинга у здания парламента Республики Абхазия. Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ

По словам директора Нацбанка Абхазии Беслана Барателия, в случае с инвестсоглашением речь шла не о том, что люди были против российских инвестиций как таковых, а о том, что они были против отдельных деталей соглашения: «И если такая бурная реакция в обществе возникла, может быть, стоит задуматься и прислушаться, провести экспертные консультации, выяснить, почему это произошло, а не стремиться нахрапом продавить какие-то вещи? Зачем ломать людей, зачем насилие? Если у нас союз действительно дружественный, это означает, что мы всегда можем обсудить то, что волнует обе стороны. Абхазия всегда проявляла конструктивную позицию в переговорах. Недовольство текстом инвестсоглашения в народе сформировалось не в одночасье. До того как соглашение попало в парламент, его обсуждали в городах и сёлах депутаты с избирателями. Это возникло снизу. Ни Запад, ни Турция вообще не присутствовали здесь. Даже нелепо их тут упоминать». По мнению Барателия, российским коллегам это стоит принять как факт особенности абхазского сознания, так как они исторически обусловлены: «В нашем обществе существует исторический страх вновь оказаться бесправным меньшинством на своей родине, как это случилось в ХХ веке в результате политики грузинизации. Наш народ, дорогой ценой защитивший свою свободу и свою родину, – почти в каждой семье есть погибшие на войне, – сегодня не готов её потерять и снова оказаться перед угрозой исчезновения. Учитывая низкие доходы населения, для большинства не представляется возможность приобрести собственное жильё. И ожидаемо, что если сюда сейчас массово придёт российский состоятельный покупатель, то цены на рынке жилья моментально взлетят. Соответственно, тогда они уже точно не смогут никогда приобрести себе жильё. И наши местные предприниматели действительно боятся, что они окажутся неконкурентоспособны перед большим капиталом. Что их просто вытеснят из собственной страны. Я не говорю, правильно это или неправильно. Но опасения такие есть».

Беслан Барателия. Фото: nb-ra.org

Архимандрит Дорофей также отмечает, что протест был социальный, а не политический: «Всё-таки участие в событиях ноября 2024 года принимала не только сильно политизированная часть абхазского общества. Из тех людей, что были на площади, меньшую часть составляли люди, рвущиеся к власти и не имеющие никаких благих побуждений в плане будущего Абхазии. С ними действительно всегда проблема. Но большая часть – это были люди, которые пришли по идейным причинам. Они осознавали всё происходившее, но сами они никуда не рвались. Они пришли как граждане страны в связи с конкретным законом, чтобы этот закон не был принят».

Продолжение следует...