1. Традиционные скрепы и духовные ценности
Сравнительно недавно публика была встревожена слухами об отмене ЕГЭ. Источником слухов послужил высокопоставленный парламентарий, глава парламентского комитета по труду, социальной политике и делам ветеранов Ярослав Нилов. Он заявил следующее: «на смену экзамена придёт новый формат оценки знаний школьников. Он соединит преимущества ЕГЭ и сильные стороны систем образования России и СССР… нынешняя форма Единого государственного экзамена не предполагает комплексный подход, не даёт возможность мыслить и оценивать глубину знаний многогранно. …Даже если человек неправильно озвучит факты, но мыслит правильно, это несравнимо с тем, что он случайно угадал, выбрав из предложенных вариантов». Президент РАН Ольга Васильева (не отменившая ЕГЭ на министерском посту) подлила масла в огонь: по её мнению, «результаты ЕГЭ не могут в полной мере отражать достижения, способности и таланты школьников. Она назвала разумной идею оценивать полученные в школе знания «интегральной» оценкой (что бы это ни значило. – А.Л.). Не будем придираться к комсомольской формулировке (выражение «мыслить правильно» несколько двусмысленно), не будем задаваться вопросом, как совместить задачу проверить качество мышления с двойным (выпускным и вступительным) характером ЕГЭ… Сейчас нас занимает не это.
На ЕГЭ нападали уже многократно. Делал это и я, когда был моложе и ЕГЭ только вводился, когда ещё могли быть иллюзии, что распаду образовательной системы РФ можно хоть как-то помешать. На мой взгляд, ЕГЭ относится к числу тех традиционных скреп и духовных ценностей – наряду с битвой подо Ржевом и ленинскими монументами, – которым в рамках нынешней государственности РФ ничто не угрожает. И действительно, глава Рособрнадзора поспешил успокоить публику: «Об отмене единого госэкзамена в ближайшие годы речи не идёт. Все изменения в этой серьёзнейшей сфере анонсируются за несколько лет, чтобы выпускники могли заранее к ним приготовиться. Всем учащимся старших классов рекомендуем спокойно продолжать подготовку к экзаменам, опираясь на официальную информацию, размещённую на официальных ресурсах Рособрнадзора и Федерального института педагогических измерений». Ольга Васильева также не упустила возможность выступить с успокоительными словами: «В интервью ТАСС президент Российской академии образования (РАО), экс-министр просвещения РФ Ольга Васильева отметила, что в России нет реальной альтернативы экзамену, а слишком резкие решения на его счёт сегодня неуместны. Она заметила, что ЕГЭ дал возможность школьникам подавать документы одновременно в пять вузов по всей стране, когда в СССР можно было попытаться поступить только в один-два вуза в год» (там же). В Кремле тему отмены ЕГЭ тоже не обсуждают.
Школьники перед началом единого государственного экзамена (ЕГЭ) по географии. Фото: Александр Кряжев / РИА НовостиДиректор Научно-образовательного центра развития образования Дирекции приоритетных образовательных инициатив Института ВШГУ Президентской академии, член-корреспондент РАО, д-р пед. н., профессор Владимир Блинов выступил с материалом об отмене ЕГЭ и образовательной реформе, заголовок которого отражает редкую в наших высших педагогических кругах трезвость суждения: «Советского образования уже не будет, но и ЕГЭ не панацея». Приведём отрывок из его анализа, который нам представляется весьма справедливым и проницательным: «Что подразумевалось в начале 2000-х годов под благами для наших детей? Во-первых, ощущение справедливости от выпускных и вступительных испытаний, когда все находятся в одинаковых условиях вне зависимости от общественного и финансового положения семьи. Во-вторых, сокращение количества экзаменов при совмещении выпускных и вступительных процедур (с 10–15 экзаменов до 3–4). В-третьих, мобильность абитуриента, возможность одновременно поступать в несколько вузов в разных регионах страны. Из трёх основных благ ЕГЭ работает лишь третья позиция. Процедуры поступления действительно стали более удобными и доступными».
Приведём ещё одно, на наш взгляд, достоверное и важное для наших дальнейших рассуждений наблюдение: «Внутри школы тоже обнаруживается немало процессов, вызывающих тревогу. Сами школьники считают, что предметы бывают обязательные (математика и русский язык, по которым сдают ЕГЭ все), сложные (естественно-научные) и лёгкие (гуманитарные). Интерес к физике, химии, биологии резко снизился. Интерес к обществознанию и истории резко возрос… сами идеи поиска школьниками лёгких путей вместо осуществления мечты и достойной самореализации не могут не вызывать тревогу, тем более что выбор этот делается уже в 6–7-х классах и нагнать физику, химию, математику в старших классах уже не представляется возможным». И далее: «Сомнения вызывает предупреждение Дональда Т. Кэмпбелла, которое можно трактовать так, что за 10 лет применения ЕГЭ система образования изменилась, приспособилась к индикаторам и стандартные управленческие решения и меры работать в лучшем случае не будут, а в худшем дадут отрицательный эффект. При этом по основным индикаторам будут наблюдаться устойчивые результаты (баллы ЕГЭ будут незначительно расти, а иные неизмеряемые показатели будут ухудшаться). По всем признакам наша система образования уже вошла в фазу разочарования в рамках иллюзии управляемости, следом за которой неизбежно начинается фаза реконструкции» (здесь, на наш взгляд, звучит слишком оптимистично не только «неизбежно», но и «начинается»).
Но – повторяем – из готовности наиболее вменяемой части отечественной педагогической элиты (в понимании С.В. Волкова, тех, кто причастен к принятию решений) признать недостатки ЕГЭ ещё не следует, будто позиции ЕГЭ хоть сколько-нибудь поколеблены. Тем более что есть ли причины что-либо менять, если школа РФ в собственных представлениях вошла в десятку лучших в мире? И на каких основаниях политическое руководство страны не должно верить своему образовательному ведомству?
Итак, публика (и старшие школьники в особенности) может спать спокойно. Но мы можем провести мысленный эксперимент: что могло бы произойти, если бы ЕГЭ сейчас отменили. Будем подражать Овидию: исходя из этого предельно фантастического предположения, попытаемся нарисовать предельно реалистическую картину.
Работа приемной комиссии в Российском университете транспорта РУТ (МИИТ) в Москве. Фото: Алексей Майшев / РИА Новости2. Мысленный эксперимент
Сначала сделаем одну оговорку. Не принципиальное, но всё же какое-никакое влияние на дальнейшие педагогические перспективы окажет то, чем ЕГЭ заменят. Наиболее разумным выходом было бы совмещение вступительного и выпускного экзамена в устном и письменном формате с привлечением педагогов высшей школы, чьей задачей стало бы обеспечить релевантность выпускного экзамена как вступительного (логика ЕГЭ в одном отношении неплоха – экзамен можно было бы устраивать по ограниченному числу предметов, предоставляя часть из них на выбор). Но этот выход слишком разумный, чтобы мы закладывали его в свои расчёты.
Сделаем и вторую оговорку. Все изложенные здесь соображения относятся к массовой школе. Я уже не раз писал и повторю здесь ещё раз, что не считаю невозможным существование школы гораздо более высокого уровня – как индивидуального проекта, поддерживаемого индивидуальными силами. И беду усматриваю не в том, что подавляющее большинство населения страны функционально неграмотно, – да хоть бы было и вовсе безграмотно, – а в том, что функционально неграмотные занимают в нашем обществе более высокое положение, нежели те, кто этим ценным качеством не обладает.
Вернёмся к нашим баранам. Более-менее общеизвестным можно признать такое явление. Если мы решаем оставить образование без финансирования, оно деградирует – и вполне понятно почему. Но если мы вновь (или не вновь, а с какой-нибудь нейтральной стартовой позиции) накачаем его деньгами, оно не расцветёт. Это менее понятно, но предположить некоторое общее правило можно с ходу: расцвет отрасли определяется совокупностью факторов, а вот для упадка достаточно одного.
Здесь хотелось бы напомнить читателю одну свою старую мысль. Экзамен – второстепенный фактор образовательной системы, он важен, но уступает по важности, скажем, качеству педагогического корпуса. ЕГЭ в своё время поспособствовал разрушению постсоветского школьного образования, но не только тем, что он плох (а он плох), а ещё и тем, что постсоветская школа держалась на колоссальной страшной инерции; и в этом отношении любое воздействие, которое не было бы смелой и разумной, а стало быть, и радикальной реформой, которое не вело к радикальному же оздоровлению ситуации, могло иметь лишь противоположный эффект: бессмысленная возня и суета ослабляли инерцию, и значит, ускоряли разрушение. Можно ли ждать аналогичного ухудшающего воздействия от отмены ЕГЭ? Думаю, нет, просто потому, что нынешнее массовое образование РФ трудно испортить.
Но вернёмся к классификации факторов. Напомним, что первостепенных три: учебная программа, педагогический корпус и распределение учеников. Очевидно, что экзамен никак не повлияет на программу и она останется в вопиющем противоречии со здравым смыслом и базовыми принципами педагогической науки; этого уже достаточно, чтобы не ожидать от отмены ЕГЭ радикального или даже хоть сколько-нибудь заметного оздоравливающего эффекта. Собственно, ответ на заданный вопрос уже дан, и можно утверждать с уверенностью: ничего хорошего отмена ЕГЭ нашей школе не принесёт.
Но можно конкретизировать и уточнить вопрос: если оздоровления не будет, если деградацией этот шаг тоже не грозит, то что же именно произойдёт? Изменится ли обстановка в нашей школе? И если изменится, то как?
Всероссийская акция «Единый день сдачи ЕГЭ с родителями». Фото: Зыков Кирилл / Агентство «Москва»Рассмотрим, как должно сказываться воздействие отмены ЕГЭ и возвращения к практике сплошных выпускных экзаменов по школьному курсу и выборочных вступительных в вузах на двух других основополагающих факторах – на педагогическом корпусе и распределении учеников. Со вторым значимых подвижек не ожидается – он тесно связан с наличным разнообразием программ, которые могут проходить разные ученики, но очень опосредованно – с формой экзамена. Однако в целом ученическая корпорация, ориентированная на карьеру и мало заинтересованная в бескорыстном усвоении школьной программы, обратит своё внимание на подготовку к вступительным испытаниям, а школа – какая ни есть (массовая и навязывающая в основном то, что и не нужно детям, и неинтересно) – ещё больше выпадет из сферы её внимания. Этому можно противодействовать, заставив вузы учитывать аттестат (на моей памяти советская школа проделала противоположный шаг). Возможно, такая мера при нужном коэффициенте (напр., аттестат может составить не одну пятую часть итогового балла, а, скажем, половину) даже укрепит в моменте ученическую дисциплину и улучшит усвоение материала, хотя в долготе и не спасёт от погружения в летейскую влагу ненужного и неинтересного материала. Впрочем, рисуя реалистичную картину, не следует ожидать, что в этом случае школе предоставили бы свыше 20 процентов – того максимума, который у неё был в СССР (средняя итоговая оценка vs четыре оценки вступительного экзамена).
Ну и, наконец, педагогический корпус. Повышение его качества – дело социальной политики, тонкой и трудоёмкой, а не экзаменационных форм, и здесь улучшений мы, понятное дело, не увидим. Не изменятся и педагогические привычки, сформированные за последние десятилетия в связи с переходом от обучающего обучения к контролирующему. Если школьные результаты будут влиять на поступление и карьеру, не изменится ничего, если не будут – это станет дополнительным ударом по репетиторским заработкам школьных учителей со всеми вытекающими (не слишком значительными, впрочем) последствиями. В благоприятном для школы случае несколько изменится характер натаскивания; поскольку форма ЕГЭ в этом отношении неудачна, подготовка к традиционной устной или письменной форме экзамена может дать – опять-таки, в моменте и без устойчивого эффекта – некоторое улучшение.
Итак, сделаем два вывода. Первый будет заключаться в том, что, если зарезервировать за школой заметную долю во влиянии на карьеру ученика, можно добиться локального эффекта. Второй – что в борьбе с основополагающими принципами педагогики (знание, одновременно ненужное и неинтересное, не актуализируется и забывается) изменение экзаменационной формы не сможет принести победы. А следовательно, отмена вредоносного акта не приводит автоматически к какому-либо полезному результату.
