Леонардо Фреддудцци живёт в Риме и является заместителем директора Института русской культуры и языка в Риме. С 2007 года он работает в этом институте, занимаясь связями с различными культурными партнёрами, включая университеты, частные учебные центры и фонды в разных городах Российской Федерации. Кроме того, он отвечает за планирование мероприятий, организуя встречи и конференции в сотрудничестве с музеями, театрами и издательствами. В 2017 году он опубликовал свой первый роман «Венера из Ташкента» (La venere di Taškent), действие которого происходит в Советском Союзе в 1967 году. Книга повествует о комиссаре Коваленко, который расследует убийство молодой женщины, найденной мёртвой в гостинице Ташкента. Леонардо Фреддудцци – сын Карло Фреддудцци, слависта и автора книги «Парни Ленинграда. Воспоминания итальянского студента в СССР» (I ragazzi di Leningrado. Memorie di uno studente italiano in URSS). Карло Фреддудцци учился в Советском Союзе и поделился своим опытом в этой книге.
Под «наброском» здесь не следует понимать недостаток или неполноту – напротив, этот термин указывает на множество возможных маршрутов, которые можно пройти. Существует бесконечное число путешествий, и каждое из них в любой момент может радикально измениться, приведя к неизвестным конечным пунктам (конца может и вовсе не быть!). Рассказчик и читатель совершают это путешествие вместе: с одной стороны, первый ведёт второго, (теоретически) зная, что их ждёт, но, с другой стороны, очевидно, что и для него самого это путь совершенно новый. Теоретическое преимущество рассказчика в данном смысле вовсе не означает высокомерия или отстранённости. Он прекрасно осознаёт риски и ответственность, которые приходится принимать на себя, чтобы отправиться в такое метаморфическое-фантастическое путешествие. Рассказчик объясняет читателю, куда они направляются и по какому плану, какие опасности могут встретиться на их пути, часто (к счастью!) подводит итоги пройденных шагов, избегнутых опасностей и упущенных возможностей. Это позволяет обоим передохнуть. Данные действия совершаются не только ради читателя: сам рассказчик нуждается в паузах и передышках.
Памятник Владимиру Маяковскому на Триумфальной площади. Фото: Зыков Кирилл / Агентство «Москва»После перерывов часто следуют озарения, исчезновения, резкие перемены мест, тем, персонажей, а также смена авторов, с которыми или в чьей роли он пытается познать и показать Москву. Покоя нет вовсе. Зачастую приходится возвращаться назад, и знакомые места открываются заново, как в первый раз. Ничто не однозначно. Описать ритм повествования невозможно: любая последовательность исключена. Сам рассказчик порой не знает, какой выбор сделать и чем завершится его путешествие; поэтому он обращается к воспоминаниям, впечатлениям, рассказам, легендам, аналогиям и сравнению, знаниям разного рода – историческим, экономическим, социальным, архитектурным и, конечно, литературным. Он не движется вслепую, стараясь следовать маршруту, но этот маршрут в любой момент может неожиданно измениться – это единственная истина. Именно это обстоятельство следует считать огромным плюсом: всезнание привело бы к неподвижности и покою. В описанной Фреддудцци Москве пока нечего созерцать, её образ неустойчив: творение продолжается бесконечно… Эта книга предназначена для всех. Читателю не обязательно быть знатоком России; единственное необходимое условие – хорошая выносливость! Следовать за Фреддудцци в его «литературном путеводителе» потребует значительных физических усилий. Тот, кто никогда не бывал в Москве и плохо знаком с русской литературой и культурой, откроет для себя целую галактику для изучения; а те, кто уже имеют определённые знания или даже являются экспертами, найдут множество новых захватывающих идей.
Показ отрывка из спектакля «Пассажиры» канадского театра-цирка на станции метро «Маяковская». Фото: Киселев Сергей / Агентство «Москва»Основными ориентирами и собеседниками этой книги являются Маяковский, Булгаков и Пастернак. Как легко можно понять из названия, произведение в большей степени посвящено фигуре Маяковского. Быть Маяковским или с Маяковским – это не значит жить вне правил или принципов: это означает находиться в демиургическом и творческом моменте, то есть иметь бремя и честь принимать судьбоносные решения, которые повлияют не только на самого себя, но и на судьбы миллионов людей. Так же как Маяковский полностью воплотил дух своей эпохи и придал ей форму с помощью своей художественной деятельности, читатель постоянно призывается к преодолению себя, обновлению и трансформации ради достижения конечного пункта и светлого будущего. Познавать Москву (и Россию) с Маяковским и через Маяковского для Фреддудцци означает испытывать ту же самую жажду создания новой реальности, предполагающего разрушение всех «оков» прошлого, которые могут помешать выполнить эту трудную демиургическую задачу. Стремление быть Маяковским требует абсолютной метаморфозы: перед читателем стоит труднейшая задача. Возможностей много, и ничто ещё не предопределено навечно. Ложь может породить истину (стр. 42), зло – добро (стр. 79), а каждая диковина имеет глубокий смысл (стр. 96). Перед лицом этих рисков и вариантов постоянно проявляются два неоспоримо ясных предела: прошлое и природа. Эти две категории представляют собой абсолютные границы человеческой деятельности. Они не просто исключают некоторые ограничения действию и творению, но и задают рамки для всех этих возможностей в каждую историческую эпоху, являясь последним пределом, за который невозможно выйти. Даже Маяковскому не удалось их разрушить. Во-первых, прошлое как абсолютный предел человеческой деятельности проявляется в виде негативного влияния на настоящее, которое изменяет конструктивное действие, направленное на будущее, неизбежно замедляя прогресс. Если бы прошлое могло быть полностью уничтожено, или, точнее, если бы его можно было полностью уничтожить, стало бы возможным двигаться исключительно по пути прогресса, не теряя времени на пагубные пережитки прошлого. Во-вторых, существует риск создания прошлого в будущем: после смерти Ульянова, как отмечал Маяковский, его человеческий ум и характер были абсолютизированы и превращены в абстрактный символ, что привело к их утрате. Таким образом, ещё один фундаментальный принцип, который представляет собой важное учение этой книги, заключается в необходимости укоренения в конкретной личности. Не случайно Маяковский встретил ту же судьбу, что и Ульянов. Из этого следует вывод: чтобы творить, создавать и в этом смысле «ходить по Москве», нельзя становиться «духом» и терять свою конкретную индивидуальную природу. Вся сила, энергия и эксцентричность, необходимые для следования за Маяковским, должны исходить из реального, подлинного характера каждого человека. Отказаться от него – значит впасть в чрезмерную абстракцию, даже если это не подразумевается в религиозном смысле.
Музей «Квартира семьи Маяковских» в Студенецком переулке. Фото: Кузьмичёнок Василий / Агентство «Москва»Второй важной темой является природа. В этом путешествии осознание неизбежности закономерности природы определяет ритм повествования. Это ключевой элемент философских повестей Булгакова «Собачье сердце» и «Роковые яйца». Профессор Филипп Филиппович не может превратить зверей в людей. Однако природа является не только границей для науки, но и для человеческой деятельности. Пример, отсутствующий в тексте, но который здесь можно привести для полного раскрытия темы, – финал «Роковых яиц»: химическое оружие и Красная армия оказываются бессильны перед неизбежным, казалось бы, наступлением рептилий на Москву. Но решить проблему помогает простой и суровый мороз – два дня и две ночи с температурой –18 градусов. Природа, таким образом, – это не только предел для советской науки и возможностей революции, но и сила, которая своей неизменностью исправляет все человеческие аномалии. Читатель поймёт, что для Маяковского природа – это электрическая энергия, пульсирующее сердце, тогда как для Булгакова (и в несколько ином смысле для Пастернака) она представляет собой непроходимый горизонт, наполненный смыслом, который при этом не обязательно является негативным. Опираясь на эстетическую теорию Маяковского, изложенную на странице 51, где утверждается, что «искусство (…) отражает дух эпохи, и если сравнить искусство разных эпох, можно сделать вывод, что вечного искусства не существует: оно многообразно и диалектично», можно сказать, что повествователь и читатель совершают опыт, выходящий за рамки искусства. Прогуливаясь по Москве, они стремятся соединить и заставить сосуществовать на одной плоскости (в плоскости воображения и фантазии) разные исторические эпохи России, различные архитектурные стили, страсти, идеологии, добро и зло, утопии, чертовщины, художественные опыты, литературные жанры (от «зарисовок» до поэмы), моды, войны, экономические политики, многокультурность. Конкретными проявлениями такого подхода становятся три связующие нити, соединяющие различные исторические и художественные эпохи. Первая тянется от Гоголя через Достоевского и Пастернака к Маяковскому. Вторая – это критический взгляд на уже пройденный путь, подчёркивающий «образ жизни, закоснелый во времени (…) осуждающий Россию на застой» (стр. 34). Третья связана с «наполеонизмом», объединяющим Пушкина и Маяковского (стр. 53 и 74). Кроме того, примечательно, что все упомянутые произведения не сливаются в одну книгу: каждый литературный текст, включая самые краткие рекламные вставки, сохраняет свою автономию и не превращается в «кашу». То, что в конце совершается единое путешествие, не нарушает автономии рассматриваемых путей-произведений. Эта полифония гарантирует независимость и уникальность каждого произведения искусства, даже если речь идёт об обыкновенном пейзаже. К данной неокончательности, свободе выбора, стоит прибавить, что, помимо «отрицательной» концепции «прогресса» или любого творческого процесса как такового (предполагающего разрушение или полное переосмысление – вещи, на самом деле совпадающие), эта книга пропитана глубочайшей любовью к России, даже если для её выражения выбран именно революционный период, первые годы большевистского опыта. Учитывая, что даже среди самих русских мало кто не согласен с отождествлением СССР и России, за рубежом эта идея вовсе не оспаривается: как мы уже говорили, в целом любовь и интерес многих (взрослых) итальянцев к России объясняется тем, что они видят в ней (вне ценностных суждений, небезосновательно) наследницу (или предшественницу) СССР. Подобное отношение иностранцев не случайно, ведь многих Россия привлекает, если выразиться эвфемизмами, именно динамизмом, непредсказуемостью и резкостью её истории, силой и радикальностью эволюции её личин…
Выставка «Мем. Маяковский медиа» к 105-летию «Окон РОСТА» в центре «Зотов». Фото: Кузьмичёнок Василий / Агентство «Москва»Наконец, важный момент для автора рецензии: как уже говорилось, книга задумана как литературный путеводитель, и её вводный, экспозиционный характер, несмотря на намеренную неполноту, не мешает ей быть самостоятельным произведением искусства. Фреддудцци удаётся достичь всего этого благодаря простому и плавному стилю. Несмотря на сложность затронутых тем, стиль остаётся простым, лёгким. Насыщенность отсылками и цитатами вдохновляет шаг за шагом читателя, никак не обрекая его на определённое впечатление, чувство или «дорогу» в столице России.
