Есть в России такая традиция – периодически делить оппонентов по какому бы то ни было вопросу на западников и славянофилов. Как они народились в XXI веке – так их теперь и вспоминают к месту и не к месту. Чаще, однако, не к месту. Всё свелось к каким-то карикатурам. Абстрактный западник, он же либерал, – это какой-то супостат, от которого всё зло. Славянофилы – вроде свои и вообще главные патриоты, но немножко смешные: у них бороды, кулебяки и особый путь. Меж тем всё, конечно, гораздо сложнее. И любопытнее. Ведь ругают западников сегодня такие же, в общем, западники, а про славянофилов вообще мало кто что-то по-настоящему понимает.
Идёт всё, пожалуй, из школы. Именно там мы чаще всего вообще узнаём об этой дихотомии. В основном на уроках литературы, хотя большинство русских классиков, входящих в школьную программу, невозможно по-настоящему отнести ни к западникам, ни к славянофилам. При этом постоянно подчёркивается, что в XIX веке случилось в русской общественной мысли, а затем и в русском искусстве такое вот разделение, и стало оно каким-то определяющим. А дальше – и это удивительно! – о славянофилах лишь вскользь упоминают. Условных западников же (условных, потому что их скорее искусственно поселяют в этот лагерь) активно читают, а потом разбирают, опираясь на западников-критиков. В итоге представления о явлениях и славянофильства, и западничества у многих катастрофически искажены.
Про западников прошлого думают, что это вроде нормальные ребята, которые клеймили крепостное право, боролись за право на образование для всех и вообще отстаивали разные свободы, но в своё время считались чуть ли не экстремистами, потому что общество было не готово к переменам, а власти было выгодно держать народ во тьме. Но вот общество наконец до чего-то там доросло, и русский барин Тургенев, даже похороны которого в XIX веке вызвали ужасную панику властей на предмет возможных провокаций оппозиции, уже никакой не обличитель, а достопочтенный классик и певец красот русской природы. Да и Белинский никакой больше не сокрушитель основ, а главный литературовед позапрошлого столетия. А имя Герцена вообще носит государственный педагогический университет в Петербурге и множество библиотек по всей стране.
Выставка «Тургенев. Время московское» в Государственном историческом музее. Фото: Авилов Александр / Агентство «Москва»Со славянофилами ещё хуже. Немногие сегодня даже могут вспомнить, кто вообще к ним относился. Нет, серьёзно, если рискнёте провести опрос среди случайных прохожих, вас ожидает полный провал. Люди старше сорока могут назвать Хомякова и Киреевского, вспомнят, что было много Аксаковых, один ещё «Аленький цветочек» написал (хорошая сказка, кстати). Кто-то Шишкова с его «мокроступами» ошибочно отнесёт к славянофилам. А если пытать молодёжь, не имеющую гуманитарного образования, и вовсе чего только не услышишь. Рассказывают, что славянофильство – это что-то про самовары, кокошники и «православие – самодержавие – народность». Но ведь триада Уварова – это официоз, а славянофилы точно так же, как и западники, были в оппозиции к власти, иные так ещё и в большей опале находились. И вот последнее очень и очень многих сегодня удивляет.
Вот интересный момент. Если власть известного «западника и либерала» Чаадаева за опубликованные «Философические письма» объявила сумасшедшим, очерняющим, как водится, историю и настоящее России, то основоположник славянофильства Хомяков, критикуя эти самые письма, нарисовал ещё более мрачную картину прошлого страны, и ответ этот при жизни мыслителя не был опубликован в России вовсе. Хомяков также мечтал об отмене крепостного права, ратовал за просвещение народа, а уж как он, между прочим, участник Русско-Турецкой войны, отзывался о достижениях внешней политики России, цитировать небезопасно, пожалуй, и сегодня – иные наши сограждане, присвоившие себе исключительное право называться патриотами, могут и помидорами закидать.
Автопортрет Алексея Хомякова. Фото: Музей-заповедник «Абрамцево»О том же – в смысле о просвещении и искоренении рабства в России – мечтал и Киреевский. Ученик Киреевского и Хомякова Юрий Самарин был одним из авторов Манифеста об освобождении крестьян 1861 года. Монархисты Аксаковы как ни ставили высоко идею государства, выше её считали такие идеалы человечества, как совесть, внутреннюю правду, жажду познания. Да, у славянофилов было своё видение осуществления реформ в России, тот самый особый путь через общинность и соборность. Не последнюю роль должно было сыграть в этих реформах и православие. Не церковь как общественный институт, который сначала критиковали западники, а потом откровенно клеймили их последователи – революционеры, церкви предстояло ещё обновиться в представлении славянофилов. Подлинное православие, по мысли славянофилов, должно было послужить росту самосознания народа.
И вот что, собственно, ужасного и одновременно смешного в особом пути, если это не путь по граблям? Тем более что по-настоящему этим путём мы ещё не ходили. Всё больше европейскими революционным идеями увлекались. Последнее, конечно, было, может быть, неизбежно, исторически обусловлено и всё такое. Но речь сейчас не о том, что было правильно, а что нет. Суть в том, что в «противостоянии» славянофилов и западников всё было гораздо, гораздо сложнее.
И те и другие платили за свой выбор высокую цену. Не только Герцена сослали в Вятку за членство в подпольном студенческом кружке, не только Тургенева на месяц отправили за решётку после безобидной статьи о Гоголе, но и статьи Хомякова запрещались цензурой, а за стихи ему приходилось объясняться перед московским генерал-губернатором, и Самарина с Константином Аксаковым заключали в Петропавловскую крепость – в идеях соборности власть усматривала чрезмерную демократичность.
Портрет писателя Ю.Ф. Самарина кисти И. Н. Крамского. Фото: Государственная Третьяковская галереяСложнее всё и теперь. Хотя многие почему-то вечно хотят всё упростить. Везде: и в официальной риторике, и в кухонных спорах. Но хуже всего, что и в системе образования. В школе у нас постоянно всё оптимизируется, «улучшается» в интересах сиюминутных государственных интересов. Говорят о необходимости развития критического мышления, а на деле развалили преподавание математики и сделали второстепенным предметом литературу, да ещё и тут же напичкали программу суррогатом – какими-то новыми курсами, состряпанными на коленке, ужасно поверхностными, бессодержательными. Как будто некогда и незачем ни во что углубляться, как будто надо только быстро объяснить детям, как правильно родину любить, что такое хорошо, что такое плохо, кто молодец и патриот, а кто – наоборот.
