29 июля
Отпуска у меня особо нет. Или скорее так: отпуска много, но взять его сложно, так как за ушедшего в самоволку приходится кому-то работать. После того как из нашей группы ушла пара докторов, смотаться в отпуск стало ещё труднее. Составляющий наше расписание Джош напоминает жонглёра в цирке, пытающегося закинуть на все нужные позиции интенсивистов, приняв во внимание свадьбы, дни рождения многочисленных детей, соревнования порождённой им самим будущей чемпионки по каратэ и прочие развлечения отягощённых семьями людей. В отличие от вызывающего восхищение циркового жонглёра, на Джоша в основном ругаются, так как удовлетворяющее всех расписание – утопия.
Я работал в семи больницах города Нью-Йорка, продолжаю работать в трёх, так как не хочу терять необходимые для работы и муторные в получении заново документы. А зачастую просто ради удовольствия от разных условий работы, преобладающих групп пациентов и превалирующих патологий. Перед самым с трудом выбитым из Джоша отпуском я отдежурил в больнице Джайкоби в Бронксе, а сразу по прибытии – в бывшей больнице Рузвельта, скучно переименованной ныне в Маунт Синай Вест на западной стороне Манхэттена. С понедельника я работаю в обычном режиме в Бруклине. Три больницы, три таких разных района города, разные демографически, экономически и по сопутствующим заболеваниям пациенты.
...Больнице имени Джайкоби во время эпидемии досталось очень серьёзно. Большой госпиталь с ожоговым отделением и отделением травмы заполнил пациентами с ковид-19 шесть реанимаций. Одно из переделанных в реанимацию отделений вели специалисты из армии, присланные на помощь, так как врачей и медсестёр уже не хватало. Ожоговое отделение и травму превратили в ковидные реанимации, и хирурги, включая пластических, быстро переквалифицировались в реаниматологов. В какой-то момент в больнице использовалось больше семидесяти аппаратов ИВЛ.
Сейчас там тишина. В терапевтической реанимации шесть, в кардиологической – пять, а в хирургической – семь пациентов. Остальные закрыты за ненадобностью. Из шести терапевтических пациентов на искусственной вентиляции трое, за ночь поступил ещё один. Ковид отрицательный. Сдающий смену коллега предупредил, что на одном из этажей есть пациент с минимальной дыхательной недостаточностью из-за ковид-19. Пациент приехал из Эквадора и постепенно улучшался. Потребности в кислороде были минимальными, изменений за ночь не произошло – наверное, его уже выписали.
Бывшая больница Рузвельта на границе страшного лишь названием района Хелс Китчен и богатого фешенебельного верхнего Вест Сайда. В чудесном фильме предтечи новой волны Жан-Пьера Мельвиля «Двое на Манхэттене» в этой больнице снят длинный эпизод под тягучий джаз Кристиана Шевалье. В понедельник, 8 декабря 1980 года, на пороге многоквартирного здания «Дакота» на пересечении 72-й улицы и Централ-Парк-Вест-авеню Марк Дэвид Чапман выстрелил пять раз и попал четыре в спину Джона Леннона. Музыканта отвезли в больницу Рузвельта, где он был объявлен мёртвым по прибытии. Персоналу, пытавшемуся его реанимировать, было велено сдать запачканные кровью Леннона хирургические костюмы во избежание соблазна продать их коллекционерам. Йоко Оно просила журналистов подождать с сообщениями о смерти Джона, так как пятилетний Шон был дома и мог смотреть телевизор. В это время в приёмном отделении больницы после мотоциклетной аварии находился сотрудник медиаконцерна ABC. К счастью, ему удалось дозвониться лишь до радиоэфира и сообщить новость, прервавшую рассказ о событиях понедельничного футбольного матча. Радио Шон, скорее всего, не слушал.
Во время пандемии в этой больнице также открылось несколько новых реанимаций и отделений средней интенсивности, в которых для лечения пациентов пришлось привлекать весь имеющийся врачебный и сестринский персонал, а также заменять выбывших из-за болезни приглашёнными врачами и сёстрами из других штатов. Воскресным вечером в хирургическо-терапевтической реанимации этой больницы было четыре пациента, два из которых были готовы к утреннему переводу в обычное отделение. За ночь я посмотрел пару пациентов, которым поступления в реанимацию не требовалось. Пациентов с ковид-19 в госпитале единицы, поступивших из-за ковид-19 нет.
Бруклин, старейшая в этом огромном районе больница. Городок оккупантов городской администрации на манхэттенской стороне Бруклинского моста разогнали. То ли деньги на сверхурочные полицейским закончились, то ли испугались обещанных Трампом зелёных человечков. Скорее всего, второе, так как по какой-то причине весь район перегородили решётками, вокруг которых днём и ночью продолжают скучать полицейские, что не вяжется с дырами в бюджете. Это я спекулирую, неисповедимы пути нашего мэра. По дороге вниз с моста, как обычно, машу рукой совершающей восхождение паре из фильма Баумбаха. Хоть что-то в городе не меняется к худшему. Во время пандемии в бруклинской больнице было три реанимации, использовано почти восемьдесят процентов ИВЛ, переболели многие врачи и медсёстры. Реанимация теперь снова одна, заполнена на пятьдесят процентов. Несколько пациентов ждут перевода в общие отделения, но мешает безостановочное тестирование на ковид, навязанное департаментом здравоохранения города. Почему-то многомудрые люди из этого заведения решили, что отрицательный тест требуется для любого движения пациентов, любой плановой процедуры, выписки и перевода в реабилитации. Тестов делается очень много, оборудования для экстренного теста мы не закупили, и ждать приходится по несколько дней.
Спасённая система здравоохранения мается бездельем, некоторые резиденты, работавшие на износ во время пандемии, не могут найти работу, так как в отсутствие пациентов нанимать новых сотрудников медицинским центрам представляется не слишком хорошей стратегией. В это время мэр и губернатор принимают достойные градоначальников из книг Гоголя и Салтыкова-Щедрина решения, закрывают пляжи, а на ещё открытых заставляют несчастных, одуревших от жары и непонимания собственного предназначения, одетых в чёрные брюки и тёмно-зелёные футболки сотрудников парковой службы выгонять людей из воды, запрещают людям просто выпить за столиком в кафе, не заказывая еду.
Про школы писать уже надоело. Стоны родителей школьников по поводу ещё даже не начавшегося учебного года слышны от Вестчестера до Лонг-Айлэнда. В одном из школьных округов последнего ответом на жалобы родителей, которые вынуждены ходить на работу и не могут оставаться с детьми, стала организация местной администрацией центра на сотни детей, где за ними будут следить по внешкольным дням. Какой смысл в этом решении с точки зрения эпидемиологии – осталось загадкой.
Никаких механизмов по прекращению этого издевательства над городом и штатом нет. Губернатора в прошлом году переизбрали, и он собирается баллотироваться на следующий, четвёртый уже срок в 2022-м. Мэр был переизбран в 2017-м и не может больше переизбираться. У обоих этих благородных донов серьёзные политические амбиции, не исключающие пост президента.
Я начинал писать в марте хроники эпидемии в попытке осмыслить и как-то понять, чего от этого ждать не только с медицинской точки зрения, но и в плане социальных изменений. Из рождавшихся в страхе перед несущейся вирусной волной полувоенных дневников записи постепенно перешли в хроники города Глупова. Это тоже интересно и очень радует, что болеет и умирает от этой дряни в Нью-Йорке намного меньше людей, чем весной.
30 июля
Гарвардский эпидемиолог Марк Липсич в феврале предсказывал инфицирование коронавирусом семидесяти процентов взрослого населения Земли, а недавно он же заявлял, что эпидемия продолжится ещё минимум два года. Но даже он говорит о необходимости возвращения детей в школы. Он приводит в пример множество стран, где это было сделано. Единственное исключение в успешном открытии школ – Израиль, где школы открыли практически без предосторожностей и на фоне минимального количества переболевших в стране. Этого учёного нельзя обвинить в недооценке проблемы, он готов запереть людей по домам на много лет ради их безопасности, но даже он понимает, какой катастрофой станет невозвращение детей в школы.
28 июля состоялась встреча школьной верхушки города Нью-Йорк. Школьные суперинтенданты порадовали обсуждением своих пляжных и горных резиденций, сообщили слушателям, что они понимают все трудности этого года, но в то же время призывают нас воспользоваться ситуацией и стать ближе друг другу. Особенно те из вас, кто работает по 60–70 часов в неделю за минимальную оплату и без соцпакета, станьте уже наконец ближе со своими детьми, как это делает бруклинский суперинтендант в своей горной резиденции. У вас наверняка получится.
Ричард Каранза – канцлер департамента образования – сообщил, что решения будут приниматься исключительно с опорой на науку, а не научную фантастику. Множество дополнительных слов было сказано о том, что они с удовольствием решат за всех родителей города, как тем жить.
3 августа
В конце 2019-го – начале 2020 года вируса в Америке ещё не было, и в качестве основного развлечения были предложены демократические праймериз. Я тогда готовился к подтверждению сертификата терапевта и много читал про различные виды возрастных когнитивных нарушений. У республиканцев кандидат был известен, но демократические дебаты вызывали некоторый интерес. Постепенно нравившиеся мне кандидаты выбыли, и хотя Берни Сандерс был мне симпатичен бруклинским акцентом, по инерции от 2016-го я должен был признать, что на оставшихся кандидатах с обеих сторон политического спектра вполне можно отрабатывать навыки дифференциальной диагностики деменций.
Американские выборы чем-то похожи на бейсбол. Долго, тягуче, много странных правил и статистических выкладок, но, разобравшись, можно получить удовольствие. Круче только ирландские выборы: там наблюдателю наступает полнейший крикет головного мозга. Первые для себя американские выборы в 2004-м я пропустил, но народ в лаборатории был в основном расстроен переизбранием Буша, а в кинотеатрах гремел фильм Майкла Мура «9/11 по Фаренгейту», и я стал демократом в уме. Голосовать я всё равно не мог.
К 2008 году я уже несколько раз сходил на бейсбол, разобрался в его правилах и с нетерпением ждал своих первых «настоящих» выборов. Хиллари Клинтон была в очень хорошей политической форме, но мои симпатии были на стороне малоизвестного сенатора из Иллинойса. Обама к некоторому неудовольствию демократической элиты тогда выиграл праймериз. Оппонентом его стал Джон Маккейн – честный, корректный и симпатичный дядька.
На следующих выборах оппонентом Обамы был симпатичнейший Митт Ромни, которому, конечно, сильно мешала серебряная ложечка во рту и отсутствие хоть какого-то представления о том, что не все в стране получают несколько десятков миллионов в трастовом фонде на восемнадцатилетие. Обама вновь выиграл. Казалось, что выборы – это такая приятная тусовка симпатичных, в общем-то, людей, которые по-своему видят, как сделать всем хорошо.
И вот когда все достаточно расслабились, началась предвыборная гонка 2016-го. Эти выборы слишком свежи в моей памяти, хотя и вспоминать их не менее неловко, чем встречу нью-йоркской школьной верхушки в зуме. Казалось бы, что хуже выборов 2016 года быть ничего не может.
В феврале года 2020-го Александер Стессин написал в Фейсбуке, что предвидит отмену выборов 2020-го в связи с пандемией. Это тогда ещё была эпидемия и в основном происходила в Азии и на круизном пароходе, а потому отмена в связи с этим выборов казалась достаточно мощным полётом воображения даже для писателя. И вот Трамп предлагает перенести выборы на попозже. Видимо, на тогда, когда миллионы американцев привьют ещё не проверенной, но уже закупленной вакциной. С одной стороны, переносить выборы не совсем законно и звучит абсурдно даже для Трампа. Но, с другой стороны, как мы представляем пандемичные выборы?
Недавнее почтовое голосование в штате привело к хаосу, тысячам забракованных бюллетеней, возмущённым кандидатам и бесконечным подсчётам и пересчётам. Это малоинтересное и абсолютно ни для кого не важное голосование в одном штате. Через три месяца голосовать будет вся страна. Представить выборы времён пандемии с её предрекаемыми вторыми волнами, закрытыми навечно городами и весями, обезумевшим от страха, безработицы и неопределённости населением мне очень сложно.
11 августа
Мифы и легенды времён ковида. Сколько всего было... Мне неожиданно прилетело за нелюбовь к витаминам (хотя и не нелюбовь это, а сдержанный скептицизм). Отношение между американцами и витамином C, а впоследствии витамином D крайне длительные и бурные. С безудержной страстью, разводами, возвращением, хлопками дверью и битьём посуды. К началу эпидемии витамин С оставался в подвешенном состоянии в качестве панацеи при ОРДС и септическом шоке, а витамин D, в общем, рекомендовалось применять по показаниям, а не просто всем побольше и почаще. И тут мир захватил ковид. Первой статьёй о фармакологии при ковид-19, которую я прочитал, был анализ перепрофилирования известных препаратов на лечение единственной оставшейся в мире болезни. Тут и начался расцвет античной культуры и мифотворчества.
Первым был гидроксихлорохин. Это была целая Илиада. Собственно, пока и не закончилась. Отголоски этой битвы всё не утихают, герои с обеих сторон конфликта и шаловливые боги от медицины меняют свои убеждения, поддерживая то одну, то другую сторону. Про этого героя сказано достаточно. Но были и другие – поскучнее, послабее. Лет в пятнадцать я страшно любил цикл фэнтезийных детективов Глена Кука про сыщика Гаррета. На исходе уже выдыхающейся серии появилась книга под названием «Жалкие свинцовые божки». Пара никому не нужных пантеонов мурыжила любящего выпить пива и отдохнуть сыщика, сражаясь за последних своих адептов, так как для выживания им нужны были хоть какие-то верующие. Примерно так происходит и в ковидомире. Сколько их было – этих божков? Я вспомнил: Фамотидин, Иверомектин, прививка БЦЖ, прививка ММR, Тамифлю. Были и какие-то совсем побочные продукты ковидной жизнедеятельности. Бромгексин, верошпирон, арбидол, вобэнзим, энтерол. Все это, между прочим, предлагается засовывать в одного человека. С цинком и прочими витаминами.
14 сентября
Уходит время героев. Пандемия потихоньку выдыхается в США и Европе, хотя заболевают всё ещё очень многие. Французский реаниматолог Марк Андроников рассказал о ситуации со второй волной во Франции. По его словам, в больнице лежат всего двое, один в реанимации. В разгар первой волны госпитализированных в их центре было больше ста человек. Он верит, что за осень все закончится. Я не настолько оптимистичен, но читать такое страшно приятно. От пандемии мы очень устали. Она всем надоела. О ней хочется забыть. Забыть, конечно, не получится, мир точно станет другим, и часто мы будем говорить: «А вот до эпидемии...».
Когда-то я писал, что терапевтическая реанимация – совсем не место для геройства, но если есть повод геройствовать нам, то пандемия нового малоизученного и иногда смертельного вируса – как раз он самый. Весной было очень неприятно. Многое было непонятно, а тревога усиливалась неизвестностью. Ту весну вряд ли кто забудет. В «Нью-Йорк Таймс» вышла подборка фотографий сотрудников нашей больницы с короткими историями. Под номером семь там Киран Заман, феллоу первого года, пакистанка с турецкими корнями, комсомолка, отличница. Когда-то она мечтала стать кардиологом, но изменила кардиологии ради интенсивной терапии. Всего же наших феллоу было шестеро. Прошедшие всю эпидемию, периодически не выходящие на работу из-за кашля и температуры, помогающие и сменяющие друг друга днём и ночью. Мона Алипур – иранка из Калифорнии, Набил Месиха – из Египта, Гурав Пархар – из Пакистана, Обед Адаква – ганец из Канады, Джад Сарджи – из Сирии.
Феллоушип – одно из самых приятных занятий в карьере. Ты уже довольно знающий доктор, при желании можешь практиковать самостоятельно, так как три года резидентуры пройдены, но ты откладываешь приятный скачок в зарплате ещё на несколько лет, чтобы стать лучше, погрузиться в какую-то область медицины максимально глубоко, научиться тому, чего не умеют другие. Из терапевтических специальностей интенсивная терапия, наверное, наиболее крутая. Не в смысле, что мы самые умные или больше всех умеем. Мне кажется, в русском нет адекватного перевода слова badass. Но это именно то, что лучше всего подходит. Если нарисовать несколько кругов и в каждом написать медицинскую специальность: неврология, кардиология, нефрология, гематология, а потом начертить круг, откусывающий по кусочку от всех этих специальностей, посыпать это всё щедро адреналином, то получатся интенсивисты. Мы видим самое худшее из всех специальностей, а определение нашей работы – абсолютное спокойствие у койки с уходящим в штопор пациентом.
У этого спокойствия есть обратная сторона. Все врачи выгорают, но интенсивисты – одни из самых часто выгорающих специалистов. По окончании экспоненты наши феллоу были выжаты, как лимон. Но и научились они очень многому. Весенний ковид-19, свалившись на абсолютно неготовый, скученный и максимально восприимчивый на фоне зимне-весеннего авитаминоза город, оказался жестоким, хитрым и многоликим зверем. Как-то в одной из реаниматологических групп в очередной раз ругались на ИВЛ-диссидентов. Один умудрённый сединами интенсивист из Бронкса сказал: «Эти чуваки не понимают, что они увидели совершенно беспрецедентное количество случаев ОРДС. Конечно, среди них будут атипичные и не похожие на классику. Это не значит, что весь ОРДС атипичен и требует пересмотра всех о нём знаний». Так же и с ковидом. Когда одной болезнью заболели миллионы, мы начали видеть все самые дикие проявления и осложнения этой, в общем-то, противной, но всё же ОРВИ.
Но когда болезнь пришла, она не выглядела чем-то привычным или знакомым. Персонал приёмного отделения и наши феллоу с резидентами стали первыми, кто опрашивал и осматривал требующих госпитализации пациентов. Они были первыми, кто понимал, что пациентам становится хуже и им, вероятно, потребуется весь спектр интенсивной терапии. Они были первыми, кто кричал: «Остановка сердца, в такую-то палату», – когда ничего из небогатого арсенала поддерживающих терапий не срабатывало. Первые успехи произошли только после многих дней и ночей бесконечных ухудшений, частых смертей и безнадёжных попыток вернуть пациентов с того света. Психологически от этого было очень плохо. Почти все плакали. Многие обращались к специалистам. У всех были кошмары.
Вчера мне прислали чудесный мультик о необходимости поддержки врачей, работавших во время многочисленных экспонент. Его сделали двое психологов – Наталья Клипинина и Александр Кудрявицкий – с помощью режиссёра-мультипликатора Полины Кампиони. Мне кажется, он и правда отражает случившееся со всеми врачами, работавшими в эпидемию. А ещё он классно нарисован. Ну как минимум на мой не слишком взыскательный вкус. В общем, берегите работающих в медицине и прочих редких животных. В них пока ещё есть смысл.
18 сентября
До коронавируса я умел просыпаться каждый рабочий день в 4.45 утра и пробегать в любую погоду пять-шесть миль, слушая подкасты. Коронавирусом я, судя по всему, не болел, но вставать так рано за время эпидемии разучился. Бегать тоже стал мало, в основном по выходным. Но было время... Подкастов я слушал очень много. Научные, исторические, литературные, общественно-политические. В последней группе я запомнил и потом переслушивал не один раз два подкаста.
Первый – созданный группой WNYC пятисерийный подкаст об американской нищете. В пяти душераздирающих эпизодах рассказывалось о бедности. О том, насколько тяжело быть бедным в самой тогда богатой стране мира. О том, как ежедневно, балансируя и жонглируя, люди умудряются выживать, сохранять достоинство и оставаться приличными гражданами. Умудряются до первого потрясения. Травмы, болезни, бытовые неприятности – что угодно может стать последней каплей. В подкасте во всех подробностях описано, как в результате такой ситуации жизнь рушится, не оставляя шанса выплыть и вдохнуть. Ничего такого в моей жизни не было. Я никогда не смогу представить, что значит отработать часов десять на тяжёлой и неблагодарной работе за минимальную зарплату без соцпакета, а потом поехать в автобусе на другой конец города сдавать плазму.
В одном из эпизодов этого подкаста говорилось о некотором несоответствии клише «из грязи в князи» американской реальности. Многие страны возвели эту банальность в основу своего развития и вполне преуспели. В США же переход на другой социальной уровень очень затруднён. Дети редко меняют социальный статус. Родившись в бедности, они зачастую там и остаются. Я слушал этот подкаст несколько раз, хотя мне было физически неприятно. Но это был очень отрезвляющий опыт, это был взгляд на ту жизнь, которую я не знаю и не понимаю. Самое страшное, что речь не шла о небольшом количестве маргиналов. Речь шла о доброй четверти населения огромной и во многом определяющей мировой порядок страны.
Второй запомнившийся мне подкаст был сделан чудесным Малколмом Гладвелом, написавшим по случайному совпадению интересную книгу про испанку. Подкаст назывался «История ревизиониста», и большинство эпизодов прекрасны. В нем рассказывалось об очень одарённом мальчике из бедного района по имени Карлос. Благодаря серии случайностей его гениальность была обнаружена рано, он попал в нужную школу, в которую автобус возил его через весь город. История эта была лишь прелюдией, а лейтмотивом эпизода стал разговор о том, что большинство этих талантливых мальчиков и девочек пропадают с радаров системы образования, так как способности эти слишком долго не замечают, позволяя им раствориться в безнадёжной и зачастую токсичной среде...
На Манхэттене идёт лихорадочная деятельность по созданию обучающих групп, ищут и нанимают учителей, придумывают классы, создают планы интеграции школьного образования в расписание насыщенной программы. Мы отправили Лёву в чудесную русскую группу, пристроившуюся в епископальной церкви святого Михаила. Там помогают со школьной программой, учат русскому, дают возможность побегать в небольшом церковном дворике с детской площадкой, рисуют и исполняют что-то похожее на Орнетта Коулмана. Младенец ждёт каждый визит с радостным нетерпением. Это всего лишь вопрос денег. Мелочи, которой нет у родителей огромного количества детей в этом городе.
2 октября
Последние несколько дней в Нью-Йорке небольшой скачок положительных тестов. Никакого ужаса в больницах, но положительные тесты всё-таки ползут вверх. Госпитализаций мало, ни на одной из моих работ нет пациентов с ковид-19 в реанимациях (я повторил это уже раз тридцать за лето). Как и положено, в этой условной вспышке обвиняют евреев. В целом, если использовать почтовые индексы для отслеживания кластеров, то с таким антисемитизмом можно и согласиться. Но вот что мне интересно. После весеннего безумия, которое захватило весь город и косило людей, не глядя на их конфессиональную принадлежность, ковид практически исчез. При этом ни о какой дисциплине в некоторых районах в целом очень дисциплинированно испугавшегося города речи не шло. Еврейские районы заполнили синагоги, пост-хипстеры устраивали подпольные рэйвы. Сегодня я пил пиво с другом и коллегой – тем самым, что весной сидел несколько дней в метре от меня в одном офисе, не зная, что уже приобрёл ковид с минимумом симптомов. Он живёт в районе под названием Hell’s Kitchen, где от былой славы страшного городского дна остались лишь воспоминания и куча второразрядных комиксов. По его словам, всё лето в этих кварталах западного мидтауна творилась полнейшая масленица с толпами вокруг баров и ресторанов, огромными тусовками и гуляниями до утра.
То, что творилось на Брайтоне, останется на Брайтоне (но в магазине «Ташкент» в июле в масках людей не было, а дистанцирование составляло сантиметров шестнадцать в очереди в кассу и миллиметра четыре в колбасном отделе). Почему сейчас подъём? Вирус становится сезонным? Или ему просто плевать на всё, кроме приказа не выходить из дома по принципу Бергамо, где владельцы детей позавидовали родителям требующих выгуливания домашних животных, а без этого приказа ковид вернётся и отловит тех, кого пропустил в первый раз? Вторые волны в Англии, Испании и Франции выглядят одинаково: двугорбый верблюд случаев с дромадёром летальности. Тьфу-тьфу такого и нам.
5 октября
Постапокалиптический хоррор с элементами ситкома продолжился, и ковидом заболел всего-то главнокомандующий и по совместительству наше всё – Трамп. При этом, как и положено заболевшему уже не новым и совсем не модным заболеванием, президент открыл целый ящик вопросов. Самый интересный из них – когда? Пришёл ли он уже больным на дебаты? Возможно. Это было меньше недели назад. Но на дебатах президент не выглядел больным, перебивал и развлекал публику вполне привычно. По слухам, на следующий день он чувствовал себя не очень, но в условиях нашей геронтократии это не удивительно и не патогномонично для коронавирусной инфекции. Где и как заразился президент – тоже неясно, но так как болеет приличная часть Белого дома, то, наверное, там и заразился.
Ещё интереснее подборка лечебного коктейля президента. Я так и не понял, что подвигло его публиковать всю свою фармакопию. При болезни главы государства врачебная тайна отходит на второй план и доктора должны сообщать, если президент потеряет дееспособность и о других важных изменениях его состояния. Но докладывать о президентских таблетках, давлении и частоте и консистенции стула вроде бы не обязаны. Но с первого дня в прессе докладывали о лечении с какой-то избыточной дотошностью. Итак, вот список:
Ремдесевир: противовирусный препарат, имеет смысл давать в начале заболевания, до проникновения вируса в клетки. То есть президент заболел только что?
Фамотидин – антигистаминный препарат от язвы, изжоги. По каким-то весьма сомнительным анализам, снижает частоту тяжёлого течения ковида. Хорошо переносится, не токсичный, вполне имеет смысл.
Витамин D, цинк, мелатонин – возможно, не бесполезны в борьбе с вирусом и тяжёлым течением. О'кей, все имеют смысл.
Дексаметазон – стероидный препарат, дающий некоторое улучшение прогноза у пациентов с дыхательной недостаточностью. Не рекомендуется в начале заболевания и не рекомендуется при лёгком течении, так как множество побочных эффектов, риск вторичных инфекций и прочее. То есть президент заболел давно и теперь болеет тяжело? Но его же завтра выписывают?
Взвесь экспериментальных нейтрализующих антител компании Регенерон. Судя по количеству раз, которые его использовали, лекарство сейчас во второй приблизительно фазе клинических исследований. Теперь можно гордиться, что испытали на целом президенте. Если его действительно завтра выпишут из больницы, то на акции компании стоит обратить внимание.
Как и положено, заболевание президента породило волну теорий заговора с обеих сторон политического спектра и кучу шуток. Когда его выпишут, можно сказать, что многие шутки были смешными, но пока неизвестно, что с ним будет, издеваться над болезнью даже не самого приятного мне человека не хочется.
14 октября
Интересно, что сейчас опять много разговоров про Швецию. ВОЗ устами одного из сотрудников (мне не показалось, что это официальная позиция организации) заявил, что шведский эксперимент имеет смысл принять всем. Другие источники всё-таки более осторожны, но даже весьма критичный весной и летом «Экономист» сдержанно замечает, что шведское правительство основывает свои решения на прагматизме и научном подходе, а не упрямой вере в свои ценности...
Шведский эксперимент по достижению коллективного иммунитета, видимо, провалился, антител в популяции мало. Учитывая, что антитела не вечны, шансов на коллективный иммунитет, возможно, и нет, как его нет у сезонных простуд. Но, что интересно, несмотря на отказ от жёсткого карантина и другие меры, экспонента дошла до пика и пошла на спад, и к лету, как и в Нью-Йорке, случаев стало намного меньше. Осень открывшиеся достаточно смело европейские страны встретили вспышками болезни. Рост идёт в Испании, Италии, Франции. Учитывая достаточно низкую летальность, часть этого роста обусловлена очень широким тестированием, которое было недоступно весной. В Швеции тоже начался рост, хотя и не такой серьёзный. Школы и университеты там открыты, магазины и рестораны не закрывались, большие сборища людей всё ещё не рекомендуются. Маски не являются обязательным требованием. Швеция приняла новую стратегию. Дома престарелых защищены противоковидными редутами, идёт тестирование и отслеживание контактов, что при небольшом количестве случаев вполне возможно.
21 октября
Если есть кто-то, чьё имя не сходит с языков и страниц журналов интенсивнотерапевтического мира уже пару десятков лет, то это доктор Марик. Развенчиватель септического безумства от доктора Риверса, автор множества работ по использованию молочной кислоты и объяснению её роли при шоке, вечный критик неконтролируемого вливания кристаллоидных растворов в пациентов. Последние годы доктор Марик активно боролся за внедрение «септического коктейля» с витамином С и стероидами, но, понятное дело, при появлении пандемии отвлёкся. Сегодня с удовольствием посмотрел его лекцию с последними клиническими обновлениями, куда входит и печальное солидарити, и быстрая пробежка по антивирусным препаратам, и предостережение от излишней веры в вакцины. Единственным средством спасения доктор Марик считает маски, так как это снизит пресимптомное распространение и может как-то сгладить пиковый рост.
29 октября
Давно что-то не писалось про Нью-Йорк. Просто про город. А он всё ещё есть, хотя и совсем другой. После исчезновения ковида в конце мая город опустел. Нет, умерли не все. Многие разъехались. Кто-то надолго, кто-то навсегда, кто-то на лето. Оставшиеся в городе, обалдев от обилия парковочных мест и неожиданно человеколюбивого решения городской администрации мыть улицы один, а не два раза в неделю, накупили машин, вернув процессу парковки прежний столь любимый горожанами элемент невротического расстройства.
Летом потрясённая весенними событиями администрация решила ничего не открывать, хотя ковид в городе было не сыскать даже с помощью миллиона так не хватавших весной тестов. Со скрипом открыли детские площадки, опасаясь, что едва оправившийся от протестов активистов город не переживёт протест нью-йоркских тигрородителей. Это было очень своевременно. Подозреваю, что мэр согласился бы остаться один на один с вооружённым коктейлем Молотова БЛМ-овцем, чем с верхнеистсайдовской мамашей с сумочкой от «Эрмес». Открылись некоторые летние лагеря, не создав никакого эпидемиологического напряжения, но и не убедив администрацию, что открывать школы лучше бы пораньше. Пока погода позволяет проводить занятия на улице. Прерывать священный отпуск учителей, который, по сути, начался 16-го марта, городские головы не решились. Учителя на всякий случай протестами напомнили городу, что открытие школ – фактически акт насилия. К счастью для бастующих учителей, расчистили площадку у здания городской администрации, выгнав оттуда оккупантов, сохранившихся с прошлых протестов. Перед несчастным мэром вновь встала дилемма. С одной стороны – учителя, с другой – вот-вот собирающиеся вернуться из загородных резиденций мамаши с сумочками.
Летом открылись террасы ресторанов, но внутрь людей сажать не разрешалось. А ведь рестораны, вероятно, сравнимы с метро и офисами в плане опасности массового распространения инфекции. Пропев чудесное лето, мэр решил, что лучшим способом умиротворения осатаневших уже родителей будет открытие ресторанов в один день со школами. При этом в школах ещё и массово тестируют детей. Ну чтобы было кого обвинить в начале второй волны, когда еврейские праздники закончатся. Не рестораны же, в самом деле, винить. Нельзя сказать, что открытие ресторанов сопровождалось значительным ажиотажем. Те, что решили сажать людей внутри, остаются полупустыми, хотя террасы в хорошую погоду заполнены. На мой проходящий мимо ресторанов взгляд, сидят в них в основном пенсионеры. Те, кого так наивно рассчитывали запереть во избежание. Музеи теперь по записи. Мы восстановили членство в Музее естественной истории, хотя потрогать в нём ничего не разрешается. Кинотеатр в планетарии закрыли, поэтому пришлось соблазнять ребёнка обещаниями посмотреть какое-нибудь документальное кино сразу после похода в музей. Есть у меня подозрение, что наш визит будет весьма недолгим. Зато свежеоткрывшийся «Метрополитэн» радует пустыми доселе не виданными пространствами. Даже на эксклюзивные открытия выставок для избранных там оказывалось много больше народу.
А что же в больницах? Они – тоже часть города. Пока что рост, несомненно, есть, но очень небольшой. Пациенты какие-то совсем не такие, как весной. Может быть, требуется какая-то критическая масса заболевших? Не знаю.
С тревогой ждём ноября. Куда же отправятся в День благодарения за своим вирусом непоседливые нью-йоркцы? Карантин, введённый губернатором штата для путешествующих в неспокойные регионы, соблюдается намного хуже, чем гениальное правило не выпивать без закуски, утверждённое на высшем уровне.
В общем, этот город странен, этот город непрост. Жизнь здесь какая-то непонятная, ключом бить перестала, но стала совсем другая. К этой новой жизни начинаешь привыкать, продолжая ужасаться. Хотя можно смотреть с надеждой на скорое Рождество, Хануку и Кванзу. В пустом городе, возможно, наконец-то получится покататься на коньках у Рокфеллерского центра, не будучи героем идиотского нью-йоркского ромкома с каким-нибудь Кьюсаком.