Исследование проводилось в фокус-группах, участники которых были условно поделены на три части: «обнуленцев», или лоялистов, голосовавших за продление сроков Владимира Путина; «традиционалистов» – сторонников госрегулирования экономики и особого пути развития; «либералов» – выступающих против нового срока Путина, за рынок, демократию и ориентацию на Запад.
Материал подготовлен по итогам круглого стола, организованного Московским центром Карнеги.
«Аборт будущего»
А. Левинсон:
– Модели будущего у жителей Российской Федерации нет. То, что они нам рассказывали про будущее, – это, я бы сказал, следствие искусственных, специальных усилий, к которым мы их принуждали.
У всех трёх групп будущее сконструировано из того, что они знают о нашем прошлом, в том числе в сугубо мифологизированном виде. Например, некоторые хотят вернуть комсомол, причём как раз те, кто в комсомоле никогда не состоял. В общем, это такие полулитературные-полуфольклорные идеи насчёт «хорошей советской жизни».
У условных либералов идеи будущего тоже взятые из прошлого – из нашего как бы непрожитого прошлого, из тех времён, когда считалось, что Россия идёт в направлении «нормального государства». Атрибуты этого «нормального государства» они и перечисляли: свободная пресса, справедливый суд и так далее по известному списку. Это не то чтобы наше прошлое – это наши прошлые мечты. Никакой мечты о будущем нет. В массовом сознании россиян, как говорит Лев Гудков, произошёл аборт будущего.
Мне кажется, что это стремление держаться за Путина, даже относясь к нему вполне критически, – это, так сказать, попытка обойтись без будущего.
А. Колесников:
– У жёстких «традиционалистов» мышление совсем уж архаично: они апеллируют часто, я бы сказал, к 1930-м годам – к колхозам, большой индустрии. Эти представления о будущем, которое прошлое, не просто советские. Одна из участниц сказала, что нужно вернуть Северный Казахстан, потому что там утонул Чапаев. Это очень симптоматично, так как показывает, что думают средние люди.
Были довольно частые ответы, что лет через пятнадцать величие России будет измеряться новыми территориями. Мы привлекательны для крымчан – почему бы другим территориям тоже к нам не присоединиться?
Была одна совершенно замечательная дама, супруга военного. Понятно, почему она была всем удовлетворена: военная зарплата, и родители у неё получали хорошую пенсию. Сама она думала о будущем в совершенно идеологизированных терминах: она за Путина, а в счастливом будущем будут электрокары. Достаточно понятный технологизированный инновационный образ будущего.
Путин плох, но без него будет хуже
А. Колесников:
– Но подавляющее большинство «обнуленцев» критиковали Путина, особенно в московских группах были недовольны прежде всего тем, что государство Путина недостаточно социально. Все группы с любыми идеологическими пристрастиями, в том числе либеральные, очень много говорили о вот этой социальной составляющей, которой не хватает.
Д. Волков:
– Поэтому либеральные политики, если они хотят иметь популярность у людей, без этой социальной темы не смогут добиться в России никакого признания. Наверное, поэтому мы видим, что один из таких самых чутких либеральных и демократических политиков, Алексей Навальный, медленно сдвигается в левую сторону: и сам на рынок ходит за луком, и про гарантированные выплаты много говорит.
А. Колесников:
– «Традиционалисты» хотели бы совсем жёсткой национализации, совсем жёсткого возвращения государства. (Среди «обнуленцев» эта позиция тоже присутствует.) В чём недовольство Путиным? Путин недостаточно «традиционалист» с их точки зрения, недостаточно национализатор, недостаточно патерналист – в том смысле, что недостаточно задаёт корм. Обещали же, мол, социальный контракт: вы голосуйте, а мы вас уж как-нибудь прокормим. Но вот этого корма не хватает, и этим люди крайне недовольны.
В то же время даже недовольные Путиным люди говорят о том, что он очень занят тем, что превращал Россию в великое государство, это огромная работа, ему было некогда заниматься внутренними делами. Он у нас хранитель внешнеполитических достижений, хранитель армии, а армия нас защищает. Путин не очень хорош, но если он уйдёт, у нас отберут Крым, сказал один из участников фокус-группы. Это очень симптоматичное высказывание, оно говорит о том, что считается главным достижением Путина. «Вы недовольны Путиным, но почему же вы пришли и проголосовали за него?» – спрашивали мы «обнуленцев». «Потому что это гражданский долг, потому что альтернативы нет, потому что Путин, может, и не очень хорош, но не так уж и плох. А может быть ещё хуже.
Д. Волков:
– Все достижения Путина так или иначе ушли из поля внимания. Люди говорят: поддерживаем не потому, что он что-то сделал, а потому, что нет альтернативы. Путинисты его поддерживают, потому что не хотят перемен, они их боятся, в их представлении все перемены ведут только к худшему.
Государство во главе со Сталиным победит олигархов и ЕР
А. Колесников:
– Много претензий к олигархии и бюрократии. Но вот что интересно: те, кто придерживается консервативных, традиционалистских взглядов, видят в государстве некую силу, которая эту самую бюрократию и плохих людей, в том числе из «Единой России», должна стреножить. Очень много плохих слов про «Единую Россию». Для людей бюрократия, олигархия, «Единая Россия» – это примерно одно и то же: люди, которые «там, наверху». Им и в голову не приходит, что эти люди и есть то самое государство. Зачем себя ограничивать? Здесь эта логическая цепочка не просматривается.
Существует некое воображаемое государство, которое будет справедливым, которое будет «сильной рукой», но по отношению не к нам, простым людям, а по отношению к олигархам и бюрократии. Оно их приструнит, а нам даст свободу, прежде всего потребительскую. Дайте нам больше денег и не следите за нами камерами, не лезьте в частную жизнь. В этом смысле «низы» хотели бы свободы для себя.
Всё, что выше среднего, должно быть национализировано, трубы должны дымиться, в колхозах должны колоситься разные культуры, но частный бизнес не надо трогать: дайте свободу магазинчикам, ресторанчикам, лавочкам и т.д. И это немножко обнадёживающий признак того, что люди понимают: здесь должна быть жизнь, должны быть рабочие места. Государство должно создавать условия для всего маленького, в то же самое время управляя всем большим.
Д. Волков:
– Что касается оправдания Сталина, то он нужен не для всех. Сталин – для тех, кто наверху: для бюрократов, для окружения Путина, для большого бизнеса. Он наведёт порядок только там, а нас он трогать не будет. Для них – Сталин, а для нас, простых людей, демократия.
Власть нельзя сменить, но можно заставить быть лучше
А. Левинсон:
– Есть характерный для всех запрос на качество власти. Здесь, по сути дела, речь идёт не о будущем, а о том, что нужно прямо сейчас: чтобы власть слышала людей. Для того типа авторитарного государства, в котором мы пребываем, это нетривиальное требование, и раньше его в таком виде не было. Интересно, что опыт Шиеса, опыт митингов в Хабаровске, в Белоруссии люди осмысляли так: сменить власть, даже местную, таким образом невозможно. Но можно заставить чиновников пойти на конкретное требуемое изменение, послабление или улучшение чего-то. То есть если очень туго будет, мы выйдем на улицу, но не совершим государственный переворот, а истребуем себе то-то и то-то.
Выборы как инструмент скомпрометированы и не считаются действенным средством изменения ситуации. Все смирились с тем, что руководство останется такое, какое есть, и столько, сколько оно там само для себя решит. Или этот вопрос будут решать Небеса, но не мы, не народ.
Не общество, а бурчащая масса
Д. Волков:
– Собственно общества у нас нет. Его нет как какой-то группы, объединённой идеями или желанием сотрудничать и чего-то добиваться от власти. У нас есть какая-то бурчащая масса. Выделенные нами группы – это не те, кто готов что-то строить, это группы людей, которые готовы бурчать по разным поводам. Но при этом, когда власть от них требует пойти проголосовать, они это делают. Разница между тремя выделенными группами – в тональности бурчания, но не более того.
Ощущения, что надо что-то срочно делать, чтобы не съехать глубже и дальше, – этого ощущения совершенно нет, а есть какая-то шкурная, индивидуализированная повестка, как сохранить, как не ухудшить свою конкретную жизнь.
Ведь совершенно поразительно, что происходит в мире: когда сотни тысяч людей переживают не только по поводу того, что у них во дворе строят мусорный полигон, а по поводу глобального потепления, охраны природы, тающих льдов и уничтожаемых видов.
Мы когда-то склонны были считать, что людям надо сначала поесть – и тогда они смогут думать о чём-то более серьёзным («пирамида Маслоу»). Сегодня мы все, по большому счёту, поели. И хорошо поели: уровень жизни очень сильно повысился, а эмпатии, желания думать о чём-то, кроме себя любимых и своего уровня жизни, не прибавилось. Весь мир трещит по швам – протесты в Хабаровске, в Беларуси, – а ощущение такое, будто Ярославль и Хабаровск – это разные планеты, и что там происходит, не имеет к нам никакого отношения.