Жить вместе – это нормально для людей

Судя по последним опросам, за последние 15 лет доля россиян, кто не боится одиночества, выросла с 54 до 68%. Люди смирились со своей разобщённостью? Президент фонда «Жить вместе» Алексей Наумов считает, что это не так  

Президент фонда «Жить вместе» Алексей Наумов. Фото: Евгений Гурко

Президент фонда «Жить вместе» Алексей Наумов. Фото: Евгений Гурко

Есть такие люди и организации, которые не просто помогают, но и преображают реальность. Один из таких фондов – благотворительный фонд «Жить вместе». Вот уже больше 10 лет его команда видит свою задачу в том, чтобы поддерживать сообщества, помогать объединению людей для решения социальных задач. Среди направлений деятельности есть программа поддержки пожилых и тяжелобольных людей «Маршрут помощи». Есть программа в области национального русского наследия, истории, культуры, традиций – «Русский университет». А есть и премия «Жить вместе», номинанты которой приходят в нашу передачу. Здесь верят, что у каждого из нас есть сверхзадача и своё призвание.

– Название фонда и премии «Жить вместе». Какова цель или миссия вашего дела? 

– За этими словами стоит очень важный смысл. Лично мне очень нравится выражение русского правоведа Бориса Чичерина: «Нравственно то, что объединяет». Понятно, что это очень короткое определение и его можно дополнить. Но важно именно вот это объединение – умение налаживать живые связи друг с другом, делать что-то вместе с другими людьми, думать вместе. Это то, что мы называем «жить вместе». Это важно ещё и потому, что мы видим в этом актуальность в наш век атомизации, разорванных связей. Жить вместе – в дефиците. Это то, что нужно поливать, взращивать, то, что всем нам очень необходимо. И мы глубоко убеждены в том, что именно это позволит нам перейти на какой-то другой уровень качества жизни.

– Но у нас речь не про супружество. Так каковы границы этого «жития вместе»? До каких пределов нам нужно дойти, чтобы сказать, что мы этому уже научились?

– На одной из конференций лидеров НКО меня так и спросили: «А кто живёт вместе-то?». Мы действительно считаем, что нужно учиться жить вместе на разных уровнях. У нас в фонде есть три программы. Первая – это «Маршрут помощи». Вторая – премия «Жить вместе». И третья – это «Русский университет». И все эти программы отвечают на вопрос: как жить вместе? Они являются своего рода школой, которая помогает эту среду, это пространство, в котором мы можем учиться жить вместе, найти. Вот это важно для нас.

– Я напомню, что премия «Жить вместе» находит и поддерживает проекты и сообщества, которые имеют низовую инициативу. У нас 5 номинаций. И люди собираются вокруг этой инициативы и собирают вокруг себя людей. В общем, делают дело, не дожидаясь какой-то указки сверху. Расскажите о двух других программах – «Маршрут помощи» и «Русский университет». 

– «Маршрут помощи» – это программа, которая осуществляет помощь со стороны социальных координаторов нуждающимся пожилым людям, инвалидам. Суть этой программы – и вообще подхода социального координаторства – в том, чтобы идти не от возможностей, которые есть в государстве, а от человека. Это в полной мере человеко-ориентированный подход. Это значит, что наши подопечные для нас не просто какой-то набор функций. Социальный координатор пытается выяснить полностью, комплексно, что с человеком происходит, и помочь ему социально, юридически, психологически, духовно. Как вы знаете, сейчас много таких проблем в связи с беженцами. Иногда просто нужно пообщаться и поддержать человека. И это тоже уровень жития вместе. Есть такое выражение: «Человеку нужен человек». И социальный координатор становится таким человеком, который может другого человека поддержать, вытащить, помочь ему обрести более качественный и достойный уровень жизни.

Программа «Русский университет» тоже про жить вместе. Но она не просто про общество, живые связи, низовую инициативу, а ещё и про наши традиции. Традиции нашего народа и нашей церкви, которые мы понимаем не просто как передачу или трансляцию форм. Есть такое замечательное выражение, что традиция – это передача огня, а не поклонение пеплу. Так вот мы в этих традициях стараемся увидеть огонь. То есть это передача огня и выявление качеств, которые за ним стоят. Есть замечательная традиция крестьянской взаимопомощи XIX века – хождение в кусочки, когда крестьяне помогали друг другу совершенно бескорыстно, да ещё и сохраняя достоинство, без всякого унижения. Сейчас такую традицию не повторишь, но можно ориентироваться на то качество, которое она несла, на ту суть милосердия, на такое отношение к ближнему, к человеку. И вот мы в программе «Русский университет» пытаемся эти качества восстановить. Сначала увидеть их, а потом увидеть пути их восстановления.

С другой стороны, мы стараемся задумываться о таких вещах, как призвание нашего народа. Это, может быть, для многих людей сейчас звучит как-то необычно, но в XIX – начале ХХ века это было вполне естественно. То есть у человека есть какой-то смысл жизни, призвание, вектор, траектория. Но и у народа они есть. И в «Русском университете» мы стараемся без дураков, с лучшими экспертами размышлять об этих путях, размышлять о том, на какие идеалы ориентироваться и какое собирающее призвание должно быть у русского народа. Потому что это не просто какая-то отвлечённая вещь: это то, что помогает нам сейчас изменить жизнь. 

Победители и организаторы премии, 2024 год. Фото: Евгений Гурко
Победители и организаторы премии, 2024 год. Фото: Евгений Гурко

– Есть у нас такой формат общения на тему национальных традиций и поисков национального самосознания – «Русские беседы». Недавно они проходили в Твери.  И там был очень интересный вопрос о различении русского, советского и российского национального самосознания. И нам удалось найти вполне себе действующие критерии этого различения. В частности, прозвучало предложение искать какие-то учредительные события, которые определяют национальное самосознание. Но мне больше понравилась идея про места серьёзного переживания или про точки боли в нашей истории. И самое очевидное, самое выпуклое такое место – это события 1917 года. Для русского человека это катастрофа, трагедия, боль, для советского человека это праздник, а для российского это выходной. И это было открытие наших «Русских бесед». А у вас есть какие-то свои метрики такого различения? Или, может быть, оно вообще не нужно?

– Мне кажется, что такое различение жизненно необходимо. Одно из определений зла именно так и звучит: зло – это неразличение. И компромисс со злом – это тоже зло, и спастись в сумерках от тьмы не получится, ведь там тоже действует зло. Те вещи, которые вы назвали, нужно хорошо различать, потому что они связаны с антропологией человека, с его жизнью: с образом жизни, с качеством жизни. В советское время пытались создать нового советского человека (поэтому мы имеем полное право говорить о советской идентичности). И многие считают, что его действительно удалось создать. Хотя понятно, что всё-таки не во всём. Так вот если советскую идентичность соотнести с русской идентичностью (которую тоже ещё надо обнаружить), то видно, что они не просто противоположны, а это какие-то совершенно разные космосы. И здесь больше всего подходит мысль Солженицына о том, что советское относится к русскому как палач к жертве. Потому что русское родилось с принятием христианства. А советское имеет в себе два серьёзнейших основания: это антихристианство и антигуманизм. Я всегда, когда говорю об этом, уточняю, что мы говорим об идеологии, а не о людях, которые жили в советское время. Как и в любую эпоху, люди тогда жили разные: и замечательные, и плохие, в том числе и совсем не советские. Мы, кстати, в «Русском университете» тоже находим таких и стараемся о них говорить. Например, это Василий Архипов, спасший мир от ядерной войны. На мой взгляд, он поступил совершенно не по-советски. 

Фото: Лев Моисиади
Фото: Лев Моисиади

А что касается российского, то сейчас это попытка взамен ушедшей внешне, но не ушедшей внутренне советской идеологии поставить российскую. То есть это работает, как некий конструктор, и поэтому она не воспринимается как органическая. До революции 1917 года не было напряжения между русским и российским. Это было нормально называть людей, живущих в России, русскими. А сейчас эти вещи действительно надо различать. Потому что российское во многом стало объединяющим идеологическим конструктом, который пришёл на замену советского. Но он не несёт в себе той энергии, органики, отнесения к каким-то глубоким русским смыслам и основам. И поэтому он как бы пустой по сути. И не может никого объединять и питать.

– В самом начале нашей беседы вы сказали, что фонд работает с проблемой разобщённости, покрывает дефицит общения и понимания людей друг другом. Но почему тогда премия «Жить вместе» не собирает разобщённых людей и не учит их общаться? Почему она поддерживает не лидеров сообществ, а именно сообщества?

– Я думаю, что это задача нашего этапа жизни. Мы сейчас говорили о длительном советском периоде. А он характеризовался ещё и тем, что все живые инициативы и сообщества, все эти зелёные ростки, которые пробивались из советского асфальта, тщательно выстригались, отбивая всякую охоту к неформальным объединениям. И когда появилась возможность объединяться не идеологически, не по какой-то установке, а по зову сердца, любви и заботы, стали возникать разные инициативы. Например, «Бессмертный полк» – та первая инициатива Сергея Лапенкова, которая потом превратилась в официальную версию. Но начиналось это всё на кухне, со слов и мыслей о любви к бабушкам и дедушкам, с печали о том, что эта память может уйти. Всё подлинное начинается с любви. И мы поддерживаем эту любовь, мы поддерживаем жизнь в жизни. Об этом замечательно говорит ещё один герой вашей передачи «Дом кузнеца Лобова» Алексей Васиков. Он говорит, что мы добавляем жизнь в жизнь. И важно добавлять жизнь в жизнь, а не копаться в том, что омертвело. И тогда это живое сможет воскрешать то, что вокруг, и быть каким-то ориентиром.

Как замечательно сказал один из номинантов нашей премии, нужно становиться маяками для других. Он сказал, что есть люди-гвозди, есть люди-маяки, а есть люди-философы. Маяки – это те, на кого ориентируются. Гвозди – это те, кто собирает вокруг себя других людей. А философы – те, кто может всё объяснить, чтобы ясности становилось больше. И мне кажется, что волшебство нашего сообщества как раз в том, что мы выявляем такие ориентиры и создаём среду, в которой рождаются смыслы и энергия, в которой что-то включается. Проект одного из наших номинантов премии «Жить вместе» из Ярославской области так и называется «Включи Поречье». И интересно, что там глава поселения сама возглавляет это сообщество. Мне это очень симпатично. И туда включаются люди, которые раньше были выключены из общественной жизни и меняют жизнь вокруг. Это как в христианстве: чем больше человек борется, тем большее сопротивление он преодолевает. Так же и в сообществах. Поэтому именно им нужно помогать. Иначе начнётся выгорание, какие-то сбои и так далее. Есть фраза: «Село стоит праведником». Можно её перефразировать, что и живыми сообществами село стоит. И если их убрать, всё рухнет, а если укрепить, то и всё остальное может до этого уровня подняться.

– Можно ли сказать, что фонд «Жить вместе», занимаясь этими тремя программами, делает всё необходимое для того, чтобы жизнь вместе для людей в России стала нормой?

– Я думаю, что эти наши три направления – это очень большой и серьёзный охват, если действительно качественно подходить к работе по каждому из них. «Маршрут помощи» затрагивает социальную сферу, премия «Жить вместе» – сферу общественную, а «Русский университет», как мне кажется, задаёт всему этому глубину и высоту. Но всё-таки наша первостепенная задача – создавать и поддерживать пространство, делать его более плотным, структурированным, самодвижным. И я думаю, что наш ресурс по всем этим направлениям ещё не выработан. И в них во всех возможны очень интересные ростки и ответвления, поэтому у нас может быть в будущем ещё больше программ и ещё больше интересных идей, о которых все узнают немного позднее.

*** 

Этот текст – литературная расшифровка передачи «Хранители маяка», совместного проекта радио «Культура» и премии «Жить вместе». Послушать выпуск можно тут.

Читайте также