Справка: Александр Кабанов – российский и американский химик, специалист в области доставки лекарств и наномедицины. Цитирование его работ – свыше 38 000. Индекс Хирша – 100. Заслуженный профессор фармацевтического факультета и директор центра нанотехнологий для доставки лекарств Университета Северной Каролины, содиректор института наномедицины Каролины, Чапел-Хилл, США.
Профессор химического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, член-корреспондент Российской академии наук. В 2010 году получил грант Правительства РФ и основал в МГУ лабораторию «Химический дизайн бионаноматериалов». Вошёл в список самых влиятельных учёных мира (по версии Clarivate Analytics).
– Александр Викторович, почему вообще возникла идея объединения русскоязычных учёных?
– Для любого человека, в том числе для учёного, чрезвычайно важную роль играет культура, некий культурный код, который объединяет и позволяет общаться на более глубоком уровне. Такой общий культурный код есть у выходцев из бывшего СССР, которые сегодня уже много десятков лет работают за рубежом в самых разных университетах и научных центрах. Он способствует взаимному притяжению.
– Это то, что называют ностальгией?
– Нет ностальгии – многие из нас регулярно бывают в России. Это культура, которая начинается с языка, общих примеров и знаний, с детства – культурные валентности, которые остаются незаполненными, несмотря на успех и ассимиляцию на Западе. Некоторые не понимают, зачем нам собираться по национальному признаку, тем более что наука по-настоящему над-национальна. Но на самом деле такое объединение очень продуктивно и интересно для учёных. Дело в том, что нашим учёным присуща некоторая мечтательная универсальность, желание охватить всё происходящее в мире науки, стремление познакомиться с работами в областях, к которым ты не имеешь никакого отношения.
На Западе такой подход практически не встречается, потому что здесь большая часть научных мероприятий очень прагматична и сфокусирована. Например, бывают значительные и очень важные конференции отдельно по проблемам рака, или по адресной доставке лекарств, или по материалам. Наука, прагматично ориентированная на результат и на получение денег, универсальную мечтательность искореняет. Но у нас в культуре каким-то образом это осталось. Может быть, это именно «русская фишка», по крайней мере мысль собрать вместе разных учёных, чтобы обогатиться идеями из совершенно других областей, оказалась очень востребованной.
– В России было две волны исхода учёных за границу: в начале ХХ века после революции и в конце 90-х. Можно ли назвать сходства и отличия этих процессов?
– Это, на мой взгляд, были две самые большие волны научно-культурной миграции российского интеллекта, причём вторая оказалась растянутой на десятилетия и продолжается до сих пор. Общей чертой можно назвать то, что люди и в том, и в другом случае объединялись вместе. После революции это назвалось «Русская академическая группа» (РАГ). Первая РАГ была создана в США в 1923 году, но она просуществовала недолго. Большая часть учёных осела в Европе, где вначале были очень активные организации учёных русского зарубежья: был Русский научный институт в Берлине, Русский университет в Праге и т. д., но всё это изменилось с приходом нацистов. Потом, когда закончилась Вторая мировая война, многие учёные и деятели культуры перебрались в США. Тогда возникла вторая РАГ в США. В каком-то смысле американская RASA оказалась наследницей той РАГ, которая просуществовала почти 70 лет и завершила свою деятельность в мае 2018 года. В прошлом году на конференции RASA в городе Чапел-Хилл к нам с приветственным словом обратился последний президент РАГ в США профессор Андрей Евгеньевич Климов, сын известного живописца-эмигранта Евгения Климова.
В то же время, в отличие от учёных, эмигрировавших после революции, наш исход в 90-е годы не был столь трагичным и травматичным. Нас не выдворяли из России на «философском пароходе», и мы не покидали Россию в составе Русской армии из Крыма. У нас был выбор и сохранились множественные связи с родиной, а у большинства из интеллектуалов русского зарубежья того времени – нет.
Наш исход не был ни политическим, ни идеологическим, а основывался на профессиональной необходимости. Хотя он тоже был часто непростым, но всё же гораздо более упорядоченным. Наше поколение в своём подавляющем большинстве быстро и успешно встроилось в научную и социальную среду, стали обеспеченными людьми, с независимыми профессорскими и подобными им позициями в университетах, правительственных учреждениях и индустрии, то есть людьми, которые ни в чём не нуждаются. А когда человек ни в чём не нуждается, у него возникают идеи, в том числе о такого рода объединениях. При этом мы принципиально не занимаемся политикой, только если научной.
– Почему пленарное заседание начнётся с доклада о Струве?
– Это как раз совсем не удивительно: семья Струве была замечательным явлением русской науки, культуры и государственности. Она породила множество учёных на протяжении нескольких поколений. Мы посвятили эту конференцию сразу двум Струве: Петру Бернгардовичу Струве – известному русскому историку, экономисту, социологу и политику, активному деятелю русского зарубежья до второй мировой войны, и его двоюродному племяннику – Отто Людвиговичу Струве, крупнейшему астрофизику ХХ века. Кстати, Отто Людвигович как раз воевал в армии Деникина и покидал Россию на теплоходе из Крыма. Да и Пётр Бернгардович был вынужден бежать из России с началом «красного террора».
– Какие области русскоязычной науки наиболее полно сегодня представлены в RASA?
– Само движение к объединению началось вокруг представителей естественных наук – физиков, биологов и химиков, а также медиков. Это произошло потому, что за рубежом оказалось много учёных из этих областей, обладавших чрезвычайно высоким уровнем подготовки, полученным в СССР. Поэтому представители этих наук быстро стали очень успешны и были пассионарны, они изначально воплотили идею организации русскоязычных учёных. Но со временем у нас появляется всё больше представителей экономических, социальных и гуманитарных дисциплин, которые занимают заметное место в международной научной жизни. В прошлом году у нас был прекрасный доклад в области лингвистики.
– Удивляет уровень докладчиков на вашей конференции. Это действительно очень успешные учёные, одни из самых высокоцитируемых в мире. Что их привлекает? Всё та же мечтательная универсальность?
– Помимо этого есть ещё один очень важный аспект. Дело в том, что, когда RASA только образовалась, организация российской науки, которая на тот момент была довольно архаичной, начала модернизироваться. И тогда учёным научной диаспоры, оказавшимся по эту сторону океана, очень хотелось помочь пройти какие-то этапы развития менее болезненно. Поэтому мы активно и очень охотно участвовали во всякого рода международных экспертизах, советах и так далее и продолжаем в них участвовать даже сейчас, несмотря на то что в последние годы Россия оказалась в международной изоляции, и степень этой изоляции пока только растёт. В отрыве от мирового научного процесса, без международного сотрудничества наука в России умрёт. Нам бы очень хотелось, чтобы у российских учёных, и прежде всего у талантливой молодёжи, была возможность познакомиться с мировой наукой, без которой развитие национальной науки невозможно в принципе. Поэтому крупные учёные, как правило, соглашаются делать научные доклады для молодёжи с большой радостью.
Справка: RASA (Russian-speaking Academic Science Association) – Международное неформальное сообщество русскоговорящих учёных – возникло в 2008 году и привело к появлению научных ассоциаций в различных регионах мира. Основная цель – сохранение, укрепление и развитие единого интеллектуального и культурного пространства русскоговорящего научного сообщества. В этом году в конференции RASA планируют участвовать около 700 человек из 34 стран мира. Американская ассоциация RASA-America – самая большая и активная региональная организация, также есть европейское и азиатско-тихоокеанское отделения. С 2015 года RASA-America ежегодно присуждает международную премию имени Георгия Гамова выдающимся учёным диаспоры.
