Беглый обзор вновь узнанного можно начать с красивого графика ФНИСЦ РАН, рассказывающего о динамике нашего восприятия главных угроз для страны. Две кривые графика – главные угрозы «из-за рубежа» и главные угрозы «внутри страны» – наконец сблизились, продемонстрировав раскол общества ровно 50 на 50. Исходя из тренда последних лет ясно, что скоро мы увидим картинку социальных настроений, воспроизводящую ситуацию до «Крымнаш», переключившего внимание россиян с внутренней повестки на внешнюю. Население «сосредотачивается», отвлечь его от грустных мыслей о собственном бытии всё сложнее.
Перспективы действительно тревожные. ФОМ попросил граждан оценить эти самые перспективы в отношении уровня жизни, безработицы и коррупции на предстоящие 12 месяцев. На основе полученных данных построил индексы социальных ожиданий и обнаружил, что все они рекордно снизились по сравнению с прошлым годом и даже весной текущего. Индекс оценки перспектив уровня жизни населения ниже допандемического уровня на 27 пунктов, индекс безработицы – на 21 пункт, а индекс коррупции – на 10 пунктов. «Эти три показателя находятся на минимальных уровнях начиная с сентября 2013 года», – подытоживают социологи ФОМ. Напомним, тогда настроения россиян подняли вовсе не реальные экономические изменения, а крымская спецоперация. Какой «эмоциональный разряд» нам можно дать в текущих условиях – большая интрига.
Опрос ФНИСЦ РАН вполне подтверждает данные коллег. 68 % россиян признаются, что уровень жизни населения за этот год ухудшился. Сами социологи говорят о том, что «структура общества, построенная на основе страновой медианы среднедушевых доходов, “осела” вниз: достаточно сильно сократилась численность россиян, чьи доходы превышают две страновые медианы. Представители этой категории (потенциального среднего класса) перешли в так называемую медианную группу, доведя её численность до 40 % населения страны». За этими формулировками стоит простой факт: в России не появился (и, похоже, в обозримой перспективе так и не появится) «средний класс» как наиболее весомая социальная группа. Самая представительная часть общества (40 % россиян) – это те, кто не дотягивает до среднего (по зарплатам, возможностям и перспективам). Мы все скатились с горки, «осели», говоря социологическим языком. А если прибегать к языку цифр, то вот ещё немного данных от ФНИСЦ РАН: если в 2018 году материальную обеспеченность своей семьи как хорошую оценивал практически каждый пятый россиянин, то осенью – лишь один из десяти (!). Падение – в два раза.
И это только то, что касается доходов (наше чувство социальной защищённости, как известно, зависит не только от них). Просто с другими сторонами жизни не лучше. В частности, 23 % россиян отметили, что в текущем году их возможности решить проблемы со здоровьем, не связанные с COVID-19, резко сократились.
Социологам вторят демографы. Монография сотрудников Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ «Российский рынок труда через призму демографии» проливает свет на объективные факторы, не дающие повода для социального оптимизма. В частности, авторы подчёркивают, что ввиду «демографических волн» (в частности, «эха Великой Отечественной») доля молодёжи в занятости будет снижаться, а уровень образования трудовых ресурсов перестанет расти. Экономический рост, который всё же был в России в нулевых, обеспечивался как раз обратными трендами. Нам тогда везло: росли не только цены на нефть, но и доля молодых работников. В 2020-х же страна вступает в длительную фазу невезения.
Масштабы проблем можно опять-таки представить количественно: по данным Росстата, за 9 месяцев этого года естественная убыль населения страны составила 387,1 тыс. человек, и это на 63 % больше, чем показатели аналогичного периода прошлого года (и больше, чем за все 12 месяцев 2019 года). В то, что естественную убыль населения как-то покроет миграция, не верит уже никто: количество мигрантов в России стало рекордно низким за 8 лет, причём не только COVID этому виной – экономическая стагнация, ссоры с ближайшими соседями, слабый рубль не делают нас привлекательными.
Конечно, даже со стареющим и сокращающимся слоем людей трудоспособного возраста можно развиваться. Но это, по-видимому, очень тонкое управленческое искусство, а наш современный рынок труда совсем не выглядит дружелюбным по отношению к возрастным работникам. Да что там возрастным! Согласно данным Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ, в России рост заработной платы человека заканчивается к сорока годам (и хорошо ещё, если не идёт на убыль), в то время как в развитых странах ситуация обратная: заработная плата растёт монотонно до выхода человека на пенсию, так как растёт его квалификация, профессионализм, статус и т. д. У нас растёт только социальное давление.
Баянист в переходе. Фото: Pavel Osterman / www.flickr.comПоэтому, несмотря на сжимающееся предложение рабочей силы в стране, никто не чувствует себя «сверхвостребованным». Напротив, опрос ФНИСЦ РАН свидетельствует: каждый второй (!) россиянин ощущает свою социальную незащищённость в случае потери текущей работы. Годы кризисов, вставания с колен и несбывшихся надежд сильно подорвали способности россиян к самообеспечению. В частности, сбережения, которые позволили бы домохозяйствам прожить не менее года в случае потери основного дохода, есть только у 6 % сограждан.
Учитывая всё вышесказанное, не стоит удивляться неожиданным данным Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС: в стране резко выросла доля бездетных респондентов до 50 лет, не желающих иметь детей. В 2015 году убеждённых чайлд-фри было 5 % по всей выборке, в 2020 году – уже 22 %. Сложно соглашаться на пополнение семьи, когда любая демографическая нагрузка может быть критичной для человека. Интересно, что авторы исследования подчёркивают: «рост доли бездетных не обусловлен исключительно обстоятельствами весны 2020 года», на него влияют долгосрочные негативные факторы.
С чем россияне связывают свои надежды в текущих обстоятельствах? ФНИСЦ РАН отмечает, что ценностные приоритеты опрошенных несколько изменились по сравнению с 2018 годом. Если два года назад триаду этих приоритетов составляли «справедливость, демократия и державность», то сегодня – «справедливость, сильная власть и демократия». Все термины слишком многозначны, чтобы точно сказать, на что именно указывает этот сдвиг. Впрочем, переход от «державности» к «сильной власти» (при неизменном спросе на справедливое и демократическое государство!) может быть эхом первого из рассмотренных нами графиков: люди думают уже не о внешних угрозах (которым держава даёт отпор), а о внутренних рисках, с которыми должна совладать сильная власть. Причём сильная власть – феномен, который нуждается в отдельном обсуждении: как правило, фокус-группы и глубинные интервью показывают, что в сознании россиян за этим словом сокрыты вовсе не мечты о репрессивном государстве, а о рачительном и «народосберегающем» правлении.
Осуществлению этих мечтаний пока есть серьёзные препятствия. Во всяком случае, Институт социального анализа и прогнозирования РАНХиГС указывает на негативные тренды в государственном управлении: «распределение трансфертов (из федерального в региональные бюджеты – «Стол») стало ещё менее прозрачным», а «из-за быстрого роста расходов бюджетов регионов на здравоохранение, социальную политику и экономику большинство субъектов РФ закончат 2020 год с дефицитом бюджета». Вряд ли россияне согласятся считать признаком «сильной власти» усиление таких ведомств в стране, как Федеральная налоговая служба, Федеральная служба судебных приставов и т. д. Хотя они-то как раз планируют работать не покладая рук и пополняя бюджет всеми возможными способами. В частности, ФНС уже начала проверять «живущих не по доходам» россиян. Увидеть за этой силой правду будет, со всей очевидностью, непросто многим из наших соотечественников.
