Экспозиции этого музея – не стенды, не шкафы со стёклами, а постоянно меняющееся пространство, в котором мастера и посетители вместе воссоздают историю русского быта. Здесь можно порубить капусту в корыте сечкой, помолоть зерно в жерновах, самому за ткацким станком соткать себе дорожку, а после выпить чашку ароматного чаю из старинного самовара.
Создала этот музей Елена Тюняева. Уже более 15 лет она собирает коллекцию старинной утвари и предметов интерьера. Сама ездит по городам, деревням, заходит к старьёвщикам и антикварам, «ловит» интересные предметы в соцсетях, выискивает места с залежами «полезных ископаемых». Елена говорит, что тяга к русскому быту – простому и сложному одновременно – у неё с детства. Она помнит, как жили бабушка и дедушка в своём чудесном доме, где низ был каменный, верх – деревянный, окна – с наличниками. Они держали скот, сажали картошку и клубнику, делали соленья, а дети за всем этим наблюдали.
Свою миссию Елена Тюняева видит в том, чтобы помочь как можно большему количеству людей обрести свои корни, сделать более интересным и доступным наше прошлое, познакомить с русской культурой, сохранить и актуализировать древние традиции и знания.

– Прежде чем заняться музеем русского быта, вы служили директором парка искусств «Музеон» – довольно крупной известной площадки. С чем связан ваш переход?
– Это, наверное, был поиск своего пути. Проекты в парке искусств «Музеон» у меня закончились в 2016 году. После этого были другие проекты, тоже связанные с культурой. Я поняла, что без погружения в культуру я не могу. Но поскольку я человек очень амбициозный и энергичный, мне, конечно, хотелось как-то более свободно проявиться в этом мире, сделать что-то своё. Я к этому шла, но очень боялась. Одно дело, когда тебя назначают руководить существующим проектом и ты его улучшаешь и развиваешь, насколько можешь, другое дело – прийти в мир с чем-то своим и сказать: «Ребята, привет! Есть ещё такая тема!». И не просто заявить, а действительно показать все грани прекрасного.
Зачем я вообще это придумала и делаю? Это, так скажем, потребности личности. Сидеть дома неохота, хочется больше социализироваться, быть полезной, актуальной. Видимо, менеджмент, управление проектами мне, в принципе, очень интересны. Особенно когда это связано с культурой. Я думала около двух лет. Стала вести блог, ездила по стране, смотрела на другие проекты, музеи и решила: начну с кем-то этим делиться и посмотрю, пощупаю. А потом в определённый момент я поняла, что просто сижу и боюсь. «Боюсь» для меня означает, что я не развиваюсь, деградирую как творческая личность, как человек, который может что-то сделать, но не делает.
Я поняла, что все ресурсы и возможности у меня есть – хватит думать и бояться. В общем, получилось то, что получилось. Детка сейчас живёт. У меня появились помощники, у которых есть очень сильная вовлечённость в общее дело и большой воз разноплановых работ. Без них я не смогла бы двигаться дальше. Музей русского быта «По сусекам» оказался очень востребованным, потому что свобода, которую я хотела реализовать в своём проекте, отозвалась в людях. В нашем музее можно всё трогать, щупать, можно быть более свободным, чем в традиционных государственных музеях. Я и своим помощникам предлагаю создать какие-то параллельные проекты или комнаты, где можно эту свободу реализовать и поделиться ею. И взрослым, и детям, и подросткам иногда необходимо побыть в естественных условиях, где разрешают что-то потрогать, понюхать, использовать. Наша фишка, которая помогает и нам самим, и приходящим людям, – тот самый русский быт.

– В усадьбе Поленова есть панорама, где выставлены хоть и не оригиналы, но близкие к оригиналам работы, которые Василий Дмитриевич Поленов писал для крестьянских детей. Это яркие красочные картины из разных стран мира на специальном механизме, который вращает их, а позади установлен источник света. Поленов прекрасно понимал, что крестьянские дети вряд ли когда-нибудь уедут из деревни – максимум доедут до Тулы или до Москвы, и он открыл для них такую возможность путешествовать. Вы, создав в Москве музей русского быта, делаете обратный логический ход: помогаете москвичам прикоснуться к народной культуре. Что изменилось? Почему именно такой музейный проект стал востребованным?
– Не знаю, что изменилось, мне сложно судить. Люди приходят и говорят: «Классно, что вы такое придумали!». И то, что они делятся нашей идеей с другими, подтверждает, что именно этого и не хватало. Я бунтарь по натуре, человек, который не любит слушаться. Мне, конечно, очень часто давали по рукам, воспитывали, моих детей в музее пытались дисциплинировать «академически». Но я много путешествовала по миру, была в разных странах и на разных континентах – не то чтобы везде всё по-другому, но всё-таки бывает и по-другому. Я это видела, и это сподвигло меня не повторять за кем-то, а сделать что-то своё так, чтобы это было именно про нас. Я русская душой, мне это интересно.
Мне повезло, что сама я родилась в селе Рахманово. Село недалеко ушло от деревни, хотя там более развита инфраструктура, но часть домов – деревенские, кто-то даже держит коров. Бабушка моя тоже держала хозяйство со всякой скотиной, и я могла это видеть, но большинство людей, тем более в нашем урбанистическом обществе, соприкоснулось с деревней в детстве только – в книжках, в сказках. Кому-то повезло поездить по региональным музеям. Мне кажется, что надо тянуться к простому и потом от простого идти к сложному. Простое – это наша культура, быт и вообще наш менталитет. Перепрыгнув через столетия, с помощью недюжинных современных технологий, не надо забывать про простые вещи, которые всегда были и будут. Даже сейчас, если вы поедете в какую-нибудь глушь и будете жить в избе, то столкнётесь с тем, что иногда там нет электричества, газа, водопровода, связи. Не то чтобы специально надо себя погружать в такие условия, но когда ты знаешь, как люди раньше жили, то можешь воспользоваться их опытом естественным образом. То, что для нас сейчас школа выживания, для наших предков было естественной средой, их образом жизни. В этом как раз и есть интерес посетителей нашего музея.

Наверное, в людях отзывается наша идея ещё и потому, что это тот этап становления человека, который должен был бы пройти каждый: побегать за курицей, сходить посмотреть, как она снесла яйца, нарубить дров. Мой муж, например, учил наших детей рубить дрова. Я уверена, что это навык, который важен для мужчины. Таких мелочей очень много. Это даже не просто навыки, а то, что раскрывает душу: ты растёшь как личность, узнаёшь свою культуру. Может быть, слово «культура» в отношении рассказанного мной сейчас несколько странно звучит. Когда раньше люди так жили, считалось, что это примитивно, надо быстрее из этого выбираться, уезжать в город и богатеть. Но это не исключает того, что есть люди, которым до сих пор прежний образ жизни видится нормальным именно в силу своей большей естественности. Нам сейчас кажется, что мы хорошо живём. У нас есть холодильник, стиральная машина, газовая плита, освещение, интернет, но через 100 лет многое станет другим. И про наш образ жизни люди скажут: «Как они вообще выживали? Давайте попробуем запустить газ и чайник вскипятить, как в старину наши предки!». Возможно, будет музей, где они смогут это сделать, если найдётся тот, кому это интересно. Ведь если тебе что-то интересно, то, скорее всего, это и ещё кому-то интересно.
– Ваш музей находится в подвале старинного храма?
– Да, это храм Николая Чудотворца на Берсенёвке.
– Вы видите в этом случайность или тайный промысел Божий?
– И то и другое. Как всё случайное, это не случайно. Я же искала место для музея, я же страдала, и мне кажется, что, скорее всего, это от Бога. Просто так такие вещи в жизни не появляются, чтобы всё совпало: и тема, и моё желание, и коллекция, и такое сильное место, и люди, которые согласились разместить здесь музей. Это всё подобралось как раз для того, чтобы проект работал.

– Как вы сейчас собираете коллекцию и какие там есть жемчужины?
– Сейчас я собираю коллекцию для продолжения музея «По сусекам», который планирую сделать в настоящей деревне в настоящей избе. Здесь, в Москве, можно только зайти и потрогать, а там можно будет пожить в этом. Это следующий этап моего пути развития, и я думаю, что найдутся желающие соприкоснуться с русским бытом в деревне. Речь не про то, чтобы привозить людей на экскурсию, облизывать их и прыгать перед ними. Люди будут приезжать в деревню, и им придётся натаскать дров для печки, испечь хлеб, принести воду. Я стараюсь сделать и цивилизованный формат, и старинный.
Сейчас я уже ничего специально не собираю для коллекции, потому что у нас достаточно предметов, которые можно разместить и в музее в Москве, и в избе в деревне. Единственное, что я для себя лично продолжаю собирать, – это редкие сложно добываемые вещи. В частности, сейчас я интересуюсь чернолощёной керамикой, но это для души. Для музея у нас всё есть, кроме каких-то громадных экспонатов – например, телеги или большой мялки для льна, огромных кадушек. Для них нужно совсем другое пространство.
Коллекционирование для меня – это не закупки для декорирования пространства. Изначально я просто собирала то, что, как я думала, сейчас исчезнет, то что нужно спасать. Но я такая не одна, слава Богу. Люди собирают, коллекционируют и в дальнейшем даже перепродают. Я поняла, что надо остановиться и от количества переходить к качеству. Хотя я понимаю, что это требует совсем других ресурсов, финансовых в том числе. Я не стремлюсь какую-то прям редкость искать. Всё происходит спонтанно. Когда ты очень хочешь определённую вещь – она приходит. Ты не знаешь, где и от кого, но делаешь запрос – и кто-то на него откликается. Так и с чернолощёной керамикой. Я уверена, что куда-то я поеду, и там меня ждёт какой-нимбудь горшок. Кто-то сейчас услышит нашу передачу, прочтёт текст и скажет, что у него есть интересующие меня объекты. Сейчас у меня есть один кувшин, но такая керамика была разных видов. Родные иногда называют меня белкой. Я, как белка, которая делает запасы. Но некоторыми запасами я делюсь.

– Мы с коллегами периодически выезжаем в деревню Медведево. Это на 250 километров севернее Костромы. Она полностью оправдывает своё название: там заканчивается дорога и начинаются непроходимые леса. Однажды мы там разобрали чердак и буквально за один выезд оформили музей крестьянского быта – просто из тех предметов, которые в доме когда-то использовались. Это было очень красиво и интересно. Правда, посещаемость была очень низкая, как вы понимаете. Что подсказывает ваш опыт: насколько тема русской культуры сейчас объединяет людей?
– Я сейчас варюсь в определённом сообществе людей, которые этим занимаются, и наблюдаю очень большой скачок интереса к русской культуре. Возможно, это эволюционно произошло изнутри общества; возможно, этому способствовали политические и социальные события, так как есть поддержка на разных уровнях, проекты, гранты. Во всяком случае, люди вдохновляются, креативят. Это очень важно для молодёжи, которой надо делать что-то своё, в том числе выявляющее национальную идентичность. Мне кажется, это очень важная тема – потребность осознания своей индивидуальности. Понятно, что это появляется после того, как базовые потребности закрыты, и поэтому тема русской культуры очень объединяет.

– Кто ещё, кроме вас, вдыхает жизнь в этот проект?
– Команда формировалась интересно. Сначала я была вообще одна. В определённый момент я поняла, что уже не могу закрывать всё одна, и начала общаться с народом. Выложила в соцсетях, что мне нужен помощник, потому что надо проводить экскурсии, мастер-классы. И к моему удивлению откликнулась Наташа Немцова. Она сама педагог, увлекается различными традиционными видами деятельности. В частности, делает кукол. Наташа мне написала, что лучшей работы даже представить себе не могла. Я говорю: «Вы знаете, что это очень малооплачиваемая работа? Мы только начинаем, наскребаем по сусекам, наша миссия образовательная, просветительская». Она говорит: «Да, мне вообще всё подходит». И вот мы до сих пор работаем. Наташа проводит просто невероятные экскурсии, которые нельзя записать и продублировать.
У нас было несколько выставок. Пару из них мы делали с коллекционером Ильмирой Ахметовой, и я увидела, что мы на одном поле ходим. Теперь она помогает мне администрировать – курировать выставки, ведёт расписание посещений музея. Люди собираются по крупицам. Это всё те, кто этой темой так или иначе интересуется. Это не работа, когда нужно прийти, отсидеть и в конце месяца получить деньги. Главная мотивация – быть в сообществе, которое занимается традицией и культурой, и проявлять себя. Ведь если вы один раз проведёте экскурсию именно так, как вы хотите, если вы почувствуете обратную связь и энергию от людей, вас будет уже за уши не оторвать от этого дела. Это, конечно, забирает колоссальное количество энергии, но и даёт много. Я верю в людей и считаю, что меркантильная составляющая – это вынужденность. Если дать людям возможность самовыражаться – это великая нематериальная мотивация. Я когда-то писала диссертацию на тему нематериальной мотивации. Не защитила, правда, но много про это знаю. И когда даёшь людям свободу, они начинают вкладываться в то, что им интересно. Я не могу сказать, что у нас всё идеально, – есть свои сложности. Но если человек остаётся в проекте – аллилуйя! Значит, это зачем-то нужно и ему, и другим людям.
***
Этот текст – литературная расшифровка передачи «Хранители маяка», совместного проекта радио «Культура» и премии «Жить вместе». Послушать выпуск можно тут.