Другая жизнь

Фото и текст: Екатерина Липецкая

Девять лет назад у Татьяны обнаружили онкологию,  врачи оставили ей меньше года. Она – мама пятерых детей, трое из них – приёмные. На тот момент младшим детям исполнилось 18 лет. Татьяна хотела, чтобы дети научились жить без нее, чтобы не видели, как умирает мама.

Жизнь до диагноза

Татьяна – дорогой мне человек и крёстная моих детей. Мы познакомились, когда вместе работали в детском доме, и дружим до сих пор. После детского дома Татьяна работала директором Детского кризисного центра. Однажды утром вижу от неё пропущенные вызовы на телефоне. Перезваниваю. Слышу: «Катя, ты можешь привезти меня с детьми из больницы в квартиру «Агаты»? Могу. Еду. Татьяна десять дней находилась в больнице с двумя малышами, чтобы повторно не травмировать детей после временной разлуки с мамой. Забираю её и везу по указанному адресу. Это обычная квартира, в которой находились дети от ВИЧ-инфицированных и наркозависимых мам. Здесь жили маленькие  дети, пока их мамы оканчивали школу, проходили лечение, реабилитацию, решали вопросы с работой, жильём и т.д. Находила Татьяна таких девочек в центре ВИЧ, где их ставили на учёт и лечили. Она буквально дежурила в коридорах центра, чтобы найти тех, кто нуждается в помощи.

Татьяна говорит, что из жизни нельзя вычеркнуть ни одной строчки. Она благодарна Богу за каждое мгновение. Фото: Екатерина Липецкая

Татьяна часто приезжала в детскую квартиру поздравить малышей с днём рождения или встретиться с мамами. Однажды привезли пятидневную девочку из роддома. Сотрудники «Агаты» побоялись взять ответственность за новорождённого ребёнка. Она сама осталась с девочкой и ухаживала за ней, пока искали няню специально для малышки. Это был один из 16 проектов, которые курировала Татьяна.  Были еще: «Мобильная школа» для подростков, которые пропустили несколько лет обучения; «Ночная гостиница» для подростков, которые не могли по разным причинам жить дома; «Телефон доверия» как профилактика насилия и суицида у детей и подростков и другие. Мы вместе организовывали концерты в детских больницах, доме ветеранов ВОВ, праздники для уличных подростков и детей из кризисных семей. Я с теплотой вспоминаю это время. Много внимания требовали проекты с особыми детьми.  Татьяна создала мастерскую для детей с аутизмом, где они сначала учились нанизывать бусинки на нитку, считать их, а позже это переросло в изготовление интересных поделок,  которые продавались на выставках.

У Татьяны большая коллекция крестиков. Они из разных уголков мира, выполнены из разных материалов (дерево, металл, кость, камень, перламутр), у каждого своя история. Фото: Екатерина Липецкая

Моё утро начинается не с кофе

В тот период Татьяна много и напряжённо работала. Состояние здоровья резко ухудшилось, весной она попала в больницу. Там узнала свой диагноз: онкология. Татьяна была уставшей, измотанной. Ей казалось, что нет сил дальше жить.

Сломанный позвоночник Татьяны дает о себе знать, поэтому иногда возникает необходимость дать отдых спине. Фото: Екатерина Липецкая

После поездки на Цилибу с трудными подростками она вернулась в город и написала заявление об увольнении. Сил не было ни на что. И снова «скорые», больницы, становилось всё хуже и хуже. Гемоглобин резко снижался. Она часто теряла сознание и слабела с каждым днём. В какой-то очередной раз врач сказал, что если она не согласится на операцию, то ей останется не больше года. Татьяна не согласилась. Она знала, что из больницы домой уже не вернётся. Участились приступы астмы: она задыхалась в городе, поэтому и решила уехать жить за город.

Дачей не пользовались много лет. Это был пустой дом с разбитыми стёклами. Началась другая жизнь. Непривычно молчал телефон. Вода в колодце. Полгода не было электричества. Дрова в лесу.  Первое время Татьяна просто лежала на диване и читала святых отцов. Но эти книги нагоняли тоску и уныние. Началась депрессия. Как психолог она понимала, что нужно было заставить себя двигаться. Так появились три большие старые собаки. Они остались без хозяев. Татьяна взяла их на доживание. И в течение трёх лет похоронила. Несколько раз в неделю она ездила в город к детям. К тому же в городе оставались дела: требовал поддержки Центр реабилитации для наркозависимых подростков, работа психолога, продолжались встречи с приёмными родителями и детьми из приёмных семей. Эти проекты нужно было завершить и передать другому специалисту. Всё больше сил уходило на хозяйство и животных. Надо было продолжать жить и всех кормить. Татьяна говорит, что вытаскивала себя за волосы из болота, как барон Мюнхгаузен.

Этот старинный сундук Татьяне дорог как память о близком человеке. В нем хранятся рушники и ткани. Фото: Екатерина Липецкая

Сейчас её утро начинается рано: в пять утра она гуляет с собаками в лесу, кормит всех животных, работает на огороде, доит коз и идёт их пасти. После обеда всё снова: пасёт, кормит, убирает, лечит, полет, доит и т.д. Вечерняя смена заканчивается около 22 часов. Так продолжается жизнь. По утрам Татьяна выкладывает в сеть фотографии со своими животными с хэштегом «моё утро начинается не с кофе».

Каждый день Татьяна косит несколько мешков травы на корм животным. Фото: Екатерина Липецкая

Татьяна уверена, что своим хорошим самочувствием обязана парному козьему молоку. Фото: Екатерина Липецкая

Ежедневно Татьяна гуляет с козами в лесу, ей нравится наблюдать за сезонными изменениями в природе. Фото: Екатерина Липецкая

Этим летом ей исполнилось 55 лет. Она активна, продолжает помогать людям, поддерживать приёмных родителей и детей, воспитанников из детских домов, трудных подростков, с которыми работала как психолог. К ней часто обращаются за помощью.

Проезжаю по совершенно прямой дороге, выложенной из бетонных плит, сворачиваю на песчаную дорожку и останавливаюсь около резной деревянной калитки. Меня встречает радостным лаем большая белая пушистая Леся и Снитч, сидящий на цепи. Поёт петух, меня приветствуют гуси, утки,  индюки, за ними слышен звонкий крик перепелов. Ещё в хозяйстве есть ангорские кролики, куи и даже обычные морские свинки, от которых отказались прежние хозяева. И пара курильских бобтейлов –короткохвостых кошек с Дальнего Востока. И вся эта жизнь бьет ключом и требует забот и внимания хозяйки. Кажется, что вопросы о смерти здесь совсем неуместны.

Дети и взрослые останавливаются, когда проходят мимо дома Татьяны. Гуси и индюки вызывают много эмоций. Фото: Екатерина Липецкая

Маленьких индюшат нужно часто кормить. Фото: Екатерина Липецкая

Хрупкая жизнь

Татьяна хорошо помнит свою первую встречу со смертью. Ей было чуть больше двух с половиной лет, и после прививки в детском саду она много болела, пневмонии шли одна за другой. В итоге ей удалили большую часть лёгкого. Она ясно помнит все свои ощущения. «В глубине темноты я увидела свет, и мне очень захотелось к нему. Я двигалась по тоннелю вверх, где стены были из темноты. Я не шла и не летела, но приближалась к свету. Свет был тёплый, не яркий и не слепил глаза. Меня охватило состояние радости и покоя, ушла боль и все страхи, мне было очень хорошо, и с приближением к свету это состояние становилось еще сильнее и ярче. Я стремилась туда. Но каким-то образом мне дали понять, что я не могу дальше и должна вернуться. Мне очень не хотелось, но, помимо моей воли, меня мягко вернули. Позднее я узнала, что у меня диагностировали остановку сердца и клиническую смерть. То тёплое состояние много раз мне снилось в детстве, но даже ребёнком я отчётливо понимала, что это только сон, так как не было той силы чувств, как в первый раз».

Днем Татьяне достаточно 15 минут, чтобы восстановить силы. Фото: Екатерина Липецкая

Когда Татьяна стала поправляться, ей разрешили выйти на улицу. Для болеющего ребёнка это огромное событие. «Мы шли по берегу какого-то канала с моими родителями, с девочкой из палаты и с её взрослыми. Девочка-подросток была добра ко мне, и я была в неё по-детски влюблена. Мы обещали дружить всю жизнь. На каменных плитах набережной я увидела маленькую рыбку, она показалась мне самой драгоценной находкой в жизни. Рыбка была блестящая и сверкающая. Но мама сказала, чтобы я бросила рыбку, ведь она мёртвая. Я заплакала. Это была моя первая встреча с мёртвым. Даже тогда, будучи ребёнком, я поняла, что смерть всё обесценивает: и самое прекрасное живое, став мёртвым, уже не имеет ценности. Через несколько дней после моей выписки моя подруга умерла, но я узнала об этом намного позже».

После операции врачи не разрешили Татьяне находиться в городе. И вместе с родными они уехали на лето в Белоруссию к родственникам. Там она впервые увидела деревенские похороны. Хоронили кого-то чужого, но вся деревня была к этому причастна. Татьяна вспоминает, что процессия была красива, а плачущие женщины так убедительны, что это действо произвело на неё огромное впечатление.  «Я тоже стала плакать, как женщины, но бабушка сказала, что не надо, ведь ему уже не больно. Так я узнала, что смерть может быть очень привлекательной». Родители Татьяны получили участок под дачу, когда ей было четыре года. Это была эпоха смерти хомячков. «Мы красиво хоронили хомячков и птичек, чья жизнь так коротка.  Именно тогда я поняла, какая хрупкая жизнь».

Когда Татьяна родила дочку, ей просто не могло прийти в голову, что она может умереть. Её дочь родилась раньше срока и очень слабой. «Мы хоронили её на старом деревенском кладбище среди вековых сосен, где были похоронены все предки моего мужа. Гробик больше был похож на обувную коробку. На кладбище были муж, его родители и его сестра. Всё происходило молча. О чём говорить? Я стояла рядом, держась за оградку, чтобы не упасть, и ничего не чувствовала. Через год рядом мы похоронили такого же маленького сына. И я опять не чувствовала ничего. Что-то подсказывало, что я должна плакать, но слёз не было.  Не было на кладбище, не было слёз и дома. Мне даже было как-то неудобно, что я не плачу. Но слёз не было. Это состояние продолжалось долго. Словно дементоры забрали всю радость жизни. Год или два начисто ушли из моей памяти, будто я не жила. При этом я ходила на работу, готовила еду, смотрела телевизор. Я даже улыбалась, когда надо. Не было только чувств, и жизнь не имела красок».

Это редкий Андреевский крест. Такие крестики изготавливали на Валааме из кости Балтийской нерпы. Внутри под увеличительным стеклом крошечная фотография, на ней изображена могила преподобного Иоанна Домаскина. Крестику более 150 лет. Это семейная реликвия. Он передавался по женской линии семьи от прабабушки Татьяны. Крестик оставила умирающая монахиня, пришедшая с Валаама. Фото: Екатерина Липецкая

Но потом произошла одна встреча. Татьяна с мужем жили в старой эвенкийской деревне недалеко от Байкала. Она работала в Лесхозе, училась и ездила в Ленинград на сессию. Это был конец 80-х. По дороге в магазин она часто видела маленькую старую женщину, сидевшую на скамейке у своего дома. «Старуха всегда сидела, склонив голову, и всегда в чёрном. Она жила одна, но кто-то приходил иногда помогать по хозяйству. Она никогда ни с кем не говорила и не обращала ни на кого внимания. Однажды я шла по улице и посмотрела на неё. Неожиданно она подняла голову и посмотрела на меня. Я увидела лицо старой эвенкийской женщины, изрезанное сотней глубоких морщин, и чёрные совершенно спокойные и разумные глаза. Только всё это я вспомнила потом. В тот момент меня словно ударило взрывной волной громадной силы. Не было ни боли, ни страха, но я была прикована к ней, её взгляду,  фигуре. И вдруг я почувствовала себя этой старухой. Мне на плечи навалилась вся тяжесть прожитых лет. Её боль, отчаяние, одиночество стали моими. Я в полной мере ощутила её старость. Я прожила с ней всю её долгую, бесконечно-долгую жизнь. Казалось, что я знаю даже её мысли. Но вот она опустила голову, и я поняла, что даже не замедлила шаг. Но что-то изменилось во мне.  Когда вернулась домой, долго плакала. Просто так, без видимой причины.  Не хотелось делиться этим ни с кем, и всё же на следующий день я что-то спросила о ней у мужа. Он ответил, что ночью старуха умерла».

И с того дня Татьяна снова начала жить.

«Невский экспресс»

В течение жизни Татьяна несколько раз встречалась со смертью. Самым ярким воспоминанием стала авария «Невского экспресса». В конце ноября 2009-го, поздним вечером, она возвращалась  из Москвы с первой закрытой встречи ООН с представителями РПЦ. В  группе из Питера  было шесть человек: священники, врач, Татьяна  – психолог. Она вспоминает: «Вдруг вагон  сильно качнуло, поезд резко затормозил,  погас свет, а за  окном засветились  искры, летящие из-под колёс. И громкий железный звук. И вот мы сидим  с аварийным тусклым светом и гадаем, как долго будут чинить. Мы на половине пути, и вблизи нет ни одного огонька. Это надолго. Из вагона не выпускают.  Ничего не говорят. Спустя какое-то время вижу заплаканную девочку-проводницу с горкой простыней на руках, она спрашивает шепотом –нет  ли среди нас врача. Что-то произошло. Мы выходим в  полную темноту. Очень холодно.

Утро Татьяны начинается не с кофе. Фото: Екатерина Липецкая

Мы идём по насыпи вдоль вагонов, наш вагон седьмой, мы проходим шестой, пятый… и тут поезд обрывается. Тамбур  пятого искорёжен и сдвинут с рельс, неподалеку лежит на насыпи четвёртый вагон. И тишина. Никого. Вдалеке слышны шум, голоса и железные звуки. Далеко в темноте мерцает слабый свет. Мы спешим туда. Вдруг видим человека, лежащего на земле. Бросаемся к нему.  Видимых ран нет, но сразу понятно, что он мёртв. Идём дальше, встречаем ещё несколько трупов. Постепенно приходит понимание того, что мы находимся на границе смерти и жизни.  Мы сами могли сейчас лежать на этой холодной земле, если бы оторвало ещё два-три  вагона.

Приближаемся к костру. Из смятого вагона доносятся крики, и мужчины пытаются освободить людей из плена металла. Состояния паники нет. Удивила чёткость действий проводников и пассажиров. Пострадавших укладывали и укрывали одеялами из поезда, раненых перевязывали разорванными простынями, собирали в кучу раскиданные вещи пассажиров.  Наш доктор тоже перевязывает раненых, я помогаю промывать. Потом хожу по этому островку ужаса и боли в надежде найти того, кому могу быть полезной. Я подходила к людям, лежащим на земле, и говорила с ними. Я помню молодую женщину, она лежала на боку, и когда я подошла к ней, сказала: „Только не двигайте меня, я знаю, что со мной, у меня внутреннее кровотечениеˮ. Она была беременна и понимала, что потеряла ребенка. Потом из списков я узнала, что она умерла. Возможно, я была последней, с кем она говорила. Помню ещё мужчину, он умер при мне. Я смотрела, как он уходит. И у меня не было страха. Я только чувствовала, что присутствую при Вечной тайне. Но моё время открыть её не пришло.

Спустя тысячу лет из ближайшего городка приехали медики. 

Позже началась эвакуация раненых. Нас попросили вернуться в поезд. Ехали молча. Изредка обмениваясь короткими фразами. Это был первый рейс первого „Сапсанаˮ с пассажирами.  Пассажиры возмущались задержкой в пути, ругались с проводниками, что в поезде не кормят. Это были те, кто не выходил в темноту и провёл эту ночь в вагоне. Те, кто ТАМ был, ехали молча.

Много времени и сил у Татьяны уходит на огород. Она любит выращивать цветы. Фото: Екатерина Липецкая

Когда я вошла в квартиру, было начало седьмого, очень хотелось спать. Мои дети-подростки через полчаса встанут в школу, а когда вернутся домой, будут наперебой рассказывать мне, что этой ночью была крупная авария на железной дороге. И как мне повезло, что я не попала в неё. Я смотрела на них и думала о том, какая я счастливая. Я благодарила Бога и просила только об одном –  дорастить детей хотя бы до совершеннолетия».

Смерть, как путешествие

«Болезнь и Смерть даются человеку для смирения. Умирающий человек тих, все прощает и примиряется со всем миром и с собой. А если этого не происходит, трудно умирать.  Перед смертью люди не лгут. Нельзя думать о смерти легкомысленно. Самое важное, что есть в жизни, – это смерть. Если бы мы были бессмертны, само понятие жизни не имело бы смысла», – говорит Татьяна.

«Смерть, болезни и слёзы табуированы в нашем обществе. Ведь один из главных вопросов о смерти звучит как вопрос о смысле жизни. Наша эпоха – это время победителей. Чтобы иметь вес в обществе – надо преуспевать. Умирающий или больной человек –это проигравший в гонке, слабый, неуспешный. Cмерть не принято обсуждать с родителями, о ней не говорят с детьми. Мистическое мышление уверяет человека, что такие разговоры притягивают смерть и болезни. Но умирающему человеку очень нужно говорить о смерти. Ведь это самое главное, о чём он думает.  Смерть подчёркивает ценность жизни».

В своих заметках Татьяна писала:  «Нас пугает боль перед смертью. В болезни раком есть что-то мистическое. Человеку в его благополучной жизни Бог не нужен. Когда человек заболевает или заболевают его близкие, он обращается к Богу. Если смотреть на смерть как на холод, тлен и забвение, то смерть –конец всего. Если смерть как „вечная памятьˮ, то смерть – это только переход в другую часть. В каждой религии есть свои представления о жизни после смерти. Во всех религиозных практиках люди знают, что делать с телом покойного. Человеку необходимо знать, что смерть–это ещё не конец. Нам нужна загробная реальность. Говорят, что почти каждый, кто подходит к этой черте, перестает быть атеистом».

В хозяйстве у Татьяны есть ангорские кролики, из шерсти которых ее невестка прядет пряжу и вяжет шапки и носки. Фото: Екатерина Липецкая

Мы сидим, пьём чай и продолжаем разговор о жизни и смерти: «Можно относиться к смерти –  как к путешествию, приготовив всё необходимое. Я так и сделала. Выйти из суеты – в этом и есть жизнь и свобода. Ушла с работы и уехала  на дачу. Как только человек принимает мысль, что он не вечен, сразу становится ясно, что в жизни важно, а что – нет. Для меня сейчас важно проживать всё, что со мной происходит, важно прочувствовать все мгновения, что дарит жизнь: замечать изменения в природе, наслаждаться тёплой погодой, огорчаться, если что-то не получается. Я радуюсь, когда ко мне приезжают дети и внук, крестники. Раньше в моей жизни происходило очень много событий, но у меня не было времени прожить их, так как калейдоскоп крутился с огромной скоростью. Сейчас всё иначе. И моя жизнь наполнена, насыщена и интересна. Я благодарю Бога за всё, что было у меня и есть сейчас».

К Татьяне часто приезжают в гости крестники. Фото: Екатерина Липецкая

Трильяж – семейная реликвия. Привезено из деревни, из бабушкиного дома. Замутненные стекла в детстве Татьяна просила заменить, но мама говорила, что пока не надо. Фото: Екатерина Липецкая