1. «Шафрановое сердце» (2018)
История маленького мальчика, отданного на воспитание в буддийский монастырь
Фильм Павла Маклая – редкое для российского кино обращение к буддийской тематике. Автор определил жанр как «фильм-медитация». Главная «фишка»: в картине нет профессиональных артистов (самый яркий пример подобного кино за последние годы – «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицина» Андрея Кончаловского). Все роли исполняют настоящие буддийские монахи. Съёмки проходили в тибетском монастыре Дрепунг Гомонг на севере Индии.
Шафран – краситель красного цвета, которым в тибетской буддийской традиции окрашивают монашеские одеяния (так называемые «кашая»). Для ламаистов красный цвет означает духовную чистоту и отрешённость от мира. Но, как даёт понять автор фильма, для него это, прежде всего, цвет сердца. Цвет любви и милосердия. В этом смысле фильм – абсолютно русский.
Операторская работа превосходна, каждый кадр – как живописное полотно. Игра с красным цветом на экране сопоставима с «Конклавом» Эдварда Бергера, только вместо клубнично-красных мантий кардиналов – приглушённо-бордовые рясы тибетских монахов.
Кадр из фильма «Шафрановом сердце». Фото: I.scream productionПри этом, в противоположность «Конклаву», в «Шафрановом сердце» – ноль политики (Китай, Индия, США, борьба за независимость Тибета – всё это за кадром). По словам режиссёра, главное, что его потрясло в процессе съёмок – «открытость простых буддийских монахов, которые были готовы нам помочь, не читая сценарий вообще».
В основе фабулы – история ребёнка, который скучает по дому и по маме (параллель между монастырём и детдомом напрашивается сама собой), но получает тепло и любовь от своих наставников. «В нашем непостоянном мире всё, что нас трогает, рождает привязанность, а потом исчезает. Мы не можем изменить то, что происходит с нами. Мы можем принять это», – говорит мальчику Учитель.
В основе сценария книга Лобсанга Рампы «Шафрановая мантия», однако от литературного оригинала кино – весьма далеко.
Роман – суровый и мистический: он про то, как мальчик борется со злыми духами и обучается у монахов астрологии, медицине и астральным путешествиям. Фильм – нежный и сентиментальный: он – про взаимопомощь, человеческую поддержку и привязанность (что, строго говоря, не очень стыкуется с буддийской философией, зато близко российскому зрителю). Мальчик учится, прежде всего, не сложным монашеским наукам, а обычным человеческим вещам – мудрости и любви.
Даже главное буддийское предание – история Будды Гаутамы – излагается в нём как детская сказка. «Когда он покинул своё царство, он так же скучал по дому, как и ты», – говорит Учитель.
Тем, кому нравится «Маленький принц» Сент-Экзюпери – понравится и «Шафрановое сердце».
Суть картины (хотя, возможно, создатели, как подлинно русские люди, и не осознавали этого) – в словах Евангелия от Луки: «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк 17: 21).
Кадр из фильма «Кундун». Фото: Touchstone Pictures2. «Кундун» (1997)
История молодого Далай-Ламы XIV и оккупации Тибета войсками Китайской Народной Республики
Американский шедевр от Мартина Скорсезе. Полная противоположность предыдущему фильму. При всех талантах режиссёра, – кино заидеологизированное до предела и служит, прежде всего, американской мечте и борьбе с «китайской угрозой».
Известно, что Далай-Лама XIV лично вычитывал и правил сценарий до съёмок. Возможно, поэтому, в сравнении с «Последним искушением Христа» – фильм довольно спокойный и ровный, без попыток шокировать зрителя.
Есть мнение, что Мартин Скорсезе, который учился в католической школе, мечтал стать священником, но «что-то пошло не так», и он «продолжил выяснять свои отношения с Богом на экране». «Кундун» даёт все основания думать, что так оно и есть. Образ Далай-Ламы в картине – подчёркнуто христианизированный. Лидер тибетского буддизма предстаёт если не Иисусом Христом, то протестантским проповедником. Отдельные слова «кундуна» (в переводе с тибетского «присутствие»; один из титулов Далай-Ламы) – прямо отсылают к словам Христа.
«Я дарую избавление томящимся, и принесу облегчение мучимым», – говорит молодой кундун (ср. «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф 11:28)).
«Человек обретает свободу, постигая истину», – говорит Далай-Лама в фильме Скорсезе (ср. «и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8:32)).
Далай-Лама в изображении Скорсезе – осуждает коммунизм, но при этом не демонизирует отдельных коммунистов (осуждает грех, но не грешника). Когда к нему на приём приходит китайский генерал, он, к удивлению своих советников, говорит, что тот – не так уж и страшен: «Я думал, он окажется каким-нибудь чудовищем, может быть даже с рогами на голове, а он – обыкновенный человек, просто человек, такой же, как и я».
При этом коммунизм в картине – безусловное зло. «Я молю всех будд не оставлять мир во власти тьмы», – говорит кундун, имея в виду власть Мао.
Как и «Шафрановое сердце», в визуальном отношении «Кундун» бесконечно обыгрывает красный цвет монашеских мантий. Только в случае со Скорсезе красный – это уже не цвет любви, а цвет крови. Одна из самых ярких сцен в картине – съёмка сверху: Далай-Лама в своей красной накидке, стоящий посреди площади, усеянной окровавленными трупами тибетских монахов – тоже красных. Красная кровь убитых монахов, стекающая в бассейн с красными рыбками, окрашивающая воду в красный цвет, и красные флаги наступающих войск Мао Цзэдуна – призваны закрепить в сознании зрителя античеловеческую сущность коммунистической идеологии.
Буддизм при этом преподносится нечто весьма далёкое от философии ненасилия. Скорее это философия войны. Та же, о которой говорят кардиналы, герои «Конклава» Бергера: «Это война, и ты должен принять сторону». «Праведные победят, неправедные проиграют», – говорит кундун.
Можно сказать, что фильм воплощает идеологию буддизма XXI века в его американской версии. «Ненасилие означает сотрудничество, когда это возможно, и сопротивление в противном случае», – говорит юному кундуну его наставник. Скорсезе убеждает зрителя, что Далай-Лама искренне пытался интегрировать свой народ в Китайскую республику, и даже в какой-то момент согласился с тем, что «у буддизма и социализма много общего». Но слова товарища Мао о том, что «религия – это яд» и о том, что тибетский народ отравлен и неполноценен, – протрезвили его.
Надо признать, Скорсезе прекрасно обыграл разницу исторического опыта китайцев и тибетцев. Когда товарищ Мао произносит фразу «религия – опиум для народа», он вспоминает Опиумные войны и то, как Запад обошёлся с Китаем. А Далай-Лама, народ которого не коснулись ужасы британского империализма, искренне не понимает, о чём речь. Ведь от британцев он получил только глобус, подзорную трубу, кино, и... удобные ботинки.
Известно, что именно фильм Скорсезе вдохновил группу Guns-n-Roses на создание альбома “Chinese democracy”. “When your Great Wall rocks, blame youself” (= «Когда ваша Великая Стена рухнет, вините сами себя»), – поётся в заглавном сингле.
КНР отреагировала на работу режиссёра ожидаемым образом: с тех пор ему запрещён въезд в Тибет, а «оскорбительный» и «лживый» фильм не допущен к прокату в Китае.
Кадр из фильма «Семь лет в Тибете». Фото: Mandalay Entertainment3. «Семь лет в Тибете» (1997)
Брэд Питт в роли немца-альпиниста, случайно попавшего в Тибет и ставшего наставником юного Далай-Ламы
Чуть менее политизировано и чуть более сентиментально. Жанр фильма Жан-Жака Анно – байопик, прототип главного героя – австриец и член НСДАП, по совместительству альпинист, Генрих Харер, случайно оказавшийся при дворе подрастающего Далай-Ламы. Американец Питт с трудом справляется с ролью немца-фашиста, но политика в фильме – менее важна. В центре – семейная драма: мужчина накануне рождения сына сбегает от семьи в горы, но чувство вины нарастает, и вот он уже готов стать отцом чужому мальчику – юному кундуну.
Политическая суть картины – как в советской песне: «И теперь пингвины людям рады,/Ведь люди для пинвгинов открыли мир». Брэд Питт прорубает тибетцам «окно в Европу», – точнее, в Америку. Он объясняет юному Далай-Ламе, что земля – не плоская, рисует ему карту мира, и даже строит в Тибете первый кинотеатр.
Коммунисты показаны одержимыми и буквально психически больными. Главный герой, нацист, наблюдая вторжение головорезов Мао в Китай, отрекается от всех форм социализма: «Я был таким же безумным, как они».
Буддизм на этом фоне даже не обсуждается, он выглядит просто трогательным безобидным суеверием: сцена при рытье котлована под будущий кинотеатр, во время которой монахи бережно спасают червячков и уносят их в безопасное место, – видимо, и есть суть ненасилия. Разукрашенные интерьеры тибетских дворцов и музейные облачения тибетских вельмож – напоминают антураж «Ивана Васильевича» Гайдая, и представлены как трогательное «очарование старины», милый карнавал, к которому сам Далай-Лама, воспитанный по-западному относится с тёплой иронией. Белобрысый Брэд Питт, даже наряженный «по-тибетски», выглядит как князь Милославский в исполнении Куравлёва, то есть слегка жуликовато: «Никогда ещё свидетелем не приходилось быть».
«Да найдут все путники счастье там, куда идут», – говорит в финале юный Далай-Лама. Качественное голливудское кино, плакать уместно.
Кадр из фильма «Маленький Будда». Фото: CiBy 20004. «Маленький Будда» (1993)
«Детский» американский фильм о буддизме и реинкарнации, снятый европейским мэтром Бернардо Бертолуччи
Завязка чисто американская. Одноэтажная Америка, обычная семья — папа-архитектор, мама-учительница, сын лет пяти. В один прекрасный день к ним в дом стучатся тибетские монахи в ярких красно-жёлтых нарядах, и говорят, что их ребёнок – возможно, реинкарнация их почившего учителя, ламы Доджи.
«Маленький Будда», снятый более тридцати лет назад, сегодня смотрится как остро-политическое кино. Получается, что американские дети, посмотревшие его в 90-х, сегодня выросли и вершат политику Тибета (кто-то непосредственно, кто-то – своим голосованием).
На фоне последних новостей о том, как Китай и правительство Тибета в изгнании схлестнулись в борьбе за «правила реинкарнации» – то есть за то, в какой стране родится преемник Далай-Ламы, и как он будет выбран, – «Маленький Будда» читается как чёткое послание американской стороны. США, как известно, поддерживают Далай-Ламу XIV-го в том, что новый лидер тибетского буддизма родится «в свободном мире». То есть, за пределами Китайской Народной Республики, которая в 1959 году оккупировала Тибет.
Идея о том, что новый Далай-Лама вполне может оказаться американцем, чётко «зашита» в фильм Бертолуччи. И сегодня, с учётом того, что США уже получили американского папу Римского в лице Льва XIV, это вовсе не выглядит безобидной киношуткой.
Причём преемников у Далай-Ламы может быть больше, чем один, о чём часто заявляют американские буддийские проповедники. Согласно Бертолуччи, Лама Доджи воплотился в трёх детей одновременно – в американца Джесси из среднего класса, в индийскую девочку Гиту из богатой семьи и в нищего мальчика Раджу из Катманду. «Но как мы все можем быть Ламой Доджи?», – спрашивает Джесси. На что Учитель со значением в голосе отвечает: «Это редкое явление, но так уже бывало».
Тот случай, когда сочетание европейского традиционного киномастерства и американского бюджета в сумме дают очень масштабную картину (похожий пример – «Одиссея» Кончаловского). Ясно, что авторы при описании буддийского мировоззрения «упрощали всё, что можно упростить», – зато на выходе получился понятный западному обществу продукт. Например, специально для скептически настроенного отца Джесси лама Норбу объясняет тему реинкарнации при помощи разбитой чашки. Лама разбивает чашку, чай проливается на пол, учитель делает паузу и говорит: «Чашка больше не чашка. Но что такое чай? Как и разум после смерти, чай перемещается из одного контейнера в другой, но это всё ещё чай».
Параллельно с основным сюжетом зритель видит историю Будды, изложенную в формате детской сказки. На привлекательность самой буддийской тематики для западной аудитории, безусловно, работает идеальный со всех сторон Киану Ривз в роли царевича Сиддхартхи.
Половину фильма делает оператор-итальянец, Витторио Стораро. При помощи игры цвета он демонстрирует идею «столкновения цивилизаций», практически по Хаттингтону. «Восток» и «запад» изображены в разных цветовых гаммах. Все американские сцены сняты в холодных серо-голубых тонах, все восточные – в тёплых оранжево-красных. Как и многие мастера, снимающие кино про буддизм, Стораро обыгрывает красный. Бордовые облачения лам напоминают про тепло горящей свечи и становятся символом сказочного мира, куда ламы зовут детей, и «где нет страданий» (вспоминается «сказочная страна» из Буратино-Пиноккио, дверь в которую – за нарисованным очагом на стене в каморке папы Карло).
Известно, что американскую часть снимали на более дешёвую 35-миллиметровую плёнку, а сказочную часть про царевича Сиддхартху – на 65-миллиметровую. Что делает сказку более реальной и осязаемой, чем сама реальность.
Кадр из фильма «Избранный». Фото: Oscilloscope Pictures5. «Избранный» (2008)
Фильм израильского режиссёра Нати Бараца о том, как тибетские монахи ищут реинкарнацию своего любимого учителя, ламы Кончога
Точное название фильма – “Ummistaken child”. Кино снято в жанре mocumentary – то есть, это документальный фильм с элементами постановки. В кадре – реальные жители Тибета, Непала и Бутана, настоящие монахи. Но они знают, что их снимают, и часть диалогов и сцен – явно постановочная.
Главный вопрос, на который отвечает фильм, – каким образом ламы ищут «подходящего» ребёнка. Ещё в большей степени, чем «Маленький Будда», картина призвана поставить «чёткий заслон» на пути китайской пропаганды, и заявить, что подлинную реинкарнацию могут определить только «профессионалы», то есть духовные лица (как известно, Китай сегодня продвигает идею о том, что реинкарнация духовного лидера Тибета должна быть организована под чётким контролем КПК, иначе она просто будет «недействительна»).
«Мы молимся, чтобы он переродился. Главное, чтобы высокие ламы вели поиски и проверили», – говорят в кадре верующие. Ламы при этом подчёркивают, какая это сложная наука – найти «того самого» мальчика. По их словам, важно учесть все знаки, в том числе те, что были обнаружены при похоронах учителя: «Мы отметили, в каком направлении полетел дым от погребального костра, и на что указывает рисунок на песке под кострищем», – говорит один из наставников. «Мы должны отыскать его новую реинкарнацию, не совершив ошибки», – подчёркивает он.
Огромный плюс фильма – аутентичная любительская съёмка. Показан вовсе не гламурный и не сказочный быт простых тибетцев.
Нельзя не заметить, однако, явную попытку автора втиснуть тибетское буддийское сообщество в прокрустово ложе современной западной культуры. Буддийские монахи в его оптике местами приближены к хиппи: они живут «в мире без войн» и находят главное счастье в том, чтобы любоваться цветами, ведь те – «красивые и свободные».
Сама история поиска «того самого ребёнка» напоминает библейское предание о волхвах, ищущих младенца Иисуса. Подспудный вывод: то, что для христиан было «давным-давно», две тысячи лет назад, для буддистов – совершается с регулярностью, в том числе «здесь и сейчас».
Продолжение следует…
