Простых ответов нет. Вроде бы напрашивается очевидное: поведение детей в школе должны контролировать педагоги и администрация, а ответственность обязаны нести нарушители и их родители. Но так давно ничего не работает. И никакие оценки за поведение ничего тут уже не исправят. И никакие беседы с соцпедагогами и советы по профилактике хулиганов в чувство не приводят. Потому что реальных механизмов у школы нет: возмутителей спокойствия нельзя отчислить, нельзя заставить работать с психологами и дефектологами. Нельзя даже припугнуть. Ну то есть можно, но потом администрация сама и огребёт. Пригрозит директор маме трудного подростка опекой, а воплотить угрозу не сможет, иначе статистика испортится. А скандальная родительница меж тем уже в прокуратуру настрочит – и привет, проверки. Тяжко.
А мучаются хорошие дети, ответственные родители. Вот этим родителям и надо подключаться.
Самое очевидное решение – забрать ребёнка из дурдома и перевести в нормальную школу. Но где они, нормальные? Везде плюс-минус одинаково. Разве что в гимназию устроить или в какой профильный лицей. Но гимназий на всех не хватит. Да и не хочется, может, осложнять ребёнку жизнь. В школе около дома есть свои преимущества: не надо раньше вставать и куда-то ехать, и друзья тут ещё с детского сада. Так рассудила я, когда моя десятилетняя дочь внезапно оказалась в классе, от которого ошалели все учителя.
Как так получилось? В началке всё было хорошо, а в пятом классе вдруг вспышка безумия. И это сегодня далеко не редкость. Факторов много. Во-первых, в среднем звене качество контингента всегда несколько снижается: многие способные дети после четвёртого класса действительно уходят в гимназии. Во-вторых, переход в пятый класс сегодня совпадает с началом переходного возраста. В-третьих, сегодня школы любят играть в профилирование и к пятому году обучения смешивают коллективы, ставя детей в положение, когда надо заново отстаивать своё место в иерархии. А контроля со стороны взрослых, и это, в-четвёртых, меньше: раньше у детей был один учитель почти по всем предметам, он же классный руководитель, а теперь куча педагогов и всем некогда.
У нас сложилось настоящее комбо. В одном классе смешали три разных. В коллективе оказалось 20 парней и только 10 девчонок. Первые, естественно, сразу стали соревноваться друг с другом за первенство. И мерились, понятно, не умом и прилежанием. А классным руководителем стала учитель биологии, видевшая подопечных раз в неделю и быстро пришедшая к выводу, что лучше их вообще не видеть никогда (и я её не осуждаю, очень надеюсь, что на новом месте работы, не в школе, у неё всё замечательно).
В общем, уже к концу первой четверти, когда все освоились, класс стал греметь на всех педсоветах. Хулиганов водили к соцпедагогу как на работу, мам и пап вызывали к директору – всё без толку. Родительский чат кипел и взрывался: казалось, взрослые сами вот-вот передерутся.
Я была в шоке. Дочь не в меньшем недоумении. Но при этом она, например, совершенно не хотела переводиться в другую школу. Решили побороться. Я стала общаться с другими родителями и поняла, что, несмотря на сумасшествие в чате, желающих навести порядок цивилизованными методами всё же большинство. Мы договорились для начала, по согласованию с администрацией, походить на уроки, чтобы увидеть всё собственными глазами: мало ли как искажается реальность с чужих слов.
Увиденное меня потрясло. Кто-то матерился, кто-то, вызванный к доске, у этой доски пел и танцевал, кто-то лупил учебником соседа по парте, кто-то ел чипсы, намеренно громко шурша пакетом, кто-то троллил учителя, отвечая, что наследственная информация у прокариотов хранится, простите, но я и так смягчила, в заднице. Я взяла себя руки, максимально абстрагировалась и стала уже бесстрастно фиксировать всё на бумаге. Урок за уроком. Один день, другой. И быстро увидела: веселье устраивают буквально 3–4 человека. Ещё несколько пассивно в него вовлекаются.
Фото: Эмин Джафаров/КоммерсантъПосле все свои наблюдения я изложила в родительском чате. Без фамилий. Без эмоций. Предельно корректно и подчёркнуто вежливо. Закончив увещеванием, что, если родители не начнут воспитывать детей, своими наблюдениями и обеспокоенностью я буду делиться уже не с ними, а с представителями разных официальных структур. Несколько родителей нарушителей дисциплины мне сразу написали в личные сообщения. Спросили, как вели себя их дети. Расписала им в деталях, но, опять-таки, без эмоций и обвинений. Тогда хотелось верить, что это подействует. К тому моменту многие мамы и папы обвиняли друг друга в предвзятости, я же не была вовлечена в конкретные конфликты, и мне казалось, это должно немного отрезвить тех взрослых, которые были уверены, что их дети не зачинщики, а жертвы, что про них сочиняют страшные небылицы, что их провоцируют и подставляют.
Нет, не помогло. Но серьёзные проблемы вообще редко разруливаются с первой попытки, подумала я, решив, что надо быть последовательной и сдержать обещание дать делу официальный ход. Тем более помимо срывов уроков вскрылось ещё очень многое: драки, буллинг, трэш-видео в закрытых чатах. С инициативными родителями мы составили и подписали обращения директору школы и в инспекцию по делам несовершеннолетних. Ещё несколько мам написали дополнительно в органы опеки.
С полицией, кстати, интересно. Тут нужно быть готовым, что из тебя всю душу вытрясут. Всех подписавших заявление по очереди вызывали в отдел на беседы под протокол. Потом ещё раз, потому что родители хулиганов тоже написали заявления со своей, как вы понимаете, версией. Поди разберись, кто прав, кто виноват. Но, думаю, наша активность всё же сыграла свою роль. Нас, боровшихся за дисциплину, а не за право, чтобы дети творили что вздумается, было всё-таки больше.
А в школе провели внеплановые родительские собрания. Встречи, от которых родители трудных подростков уже не могли уклониться, прошли с переменным успехом. Один папа, столкнувшись с неопровержимыми доказательствами художеств сына, как будто услышал родителей. Другая мама едва не расплакалась, рассказав, как ей самой трудно со своим ребёнком. И все её утешали (не звери же). Третья, которая сильнее всех отрицала реальность, просто ушла без слов.
Параллельно, конечно, шёл поиск конструктивных решений, способов сплочения детского коллектива на созидательных началах. Мы планировали квесты, пикники, игры. На этом этапе уже никто не отрицал, что для того, чтобы объяснить детям, что ненормально, нужно дать представление о норме как таковой. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Всё тянулось медленно. Иногда казалось, что дело безнадёжно. Я морально готовила дочь к переводу. Но дело сдвинулось с мёртвой точки. Весной я узнала, что главный зачинщик покидает школу. Очень уж семья обиделась, что их тут плохо приняли. Другой отправился на перевоспитание в кадетский класс. Мама третьего, явно нуждающегося в получении статуса ОВЗ, тоже забрала документы из школы. Очень надеюсь, что она всё же решилась на психолого-медико-педагогическую комиссию – ведь ещё можно успеть помочь ребёнку. А вот мама четвёртого точно обратилась за помощью к специалистам. Говорит: всё лето наблюдались у невролога, занимались и продолжают заниматься с психологом, она очень просит родителей быть с ней в контакте. Пусть у них всё будет хорошо.
Сейчас дисциплина в классе нормальная. Дочь говорит: наконец-то стали всё успевать на уроках. И учителя не жалуются.
Кто-то может возмутиться – дескать, наведение порядка – всё-таки дело школы. И я повторюсь: у администрации связаны руки. К тому же в обществе сформировалось такое негласное убеждение, что педагоги и семьи теперь по разные стороны баррикад, а родители вроде как в одной лодке. Это, конечно, не так. Но стереотип живуч, и поэтому, когда против проблемных семей выступают другие семьи, первых это сбивает с толку.
Конечно, грустно, что проблема решается так. Что трудные дети просто меняют школы, а причинами их девиантности никто по-настоящему не занимается. Это огромная беда всей системы образования. С этим давно пора что-то делать. Но точно не в ущерб детям, которые хотят и готовы учиться. Права последних тоже должны быть защищены.