Американский социальный психолог Адам Мастроянни опубликовал на своем сайте материал «Упадок девиантности. Куда делась вся странность?», который вызвал большой резонанс, в том числе и у российских читателей: проблема потери странности, как оказалось, глобальна.
«Люди стали менее странными, чем раньше, – отмечает автор. – Это может показаться странным, но данные из всех слоёв общества однозначно указывают на одно и то же: мы переживаем рецессию озорства, кризис условностей и эпидемию обыденности. Девиантность идёт на спад».
Для того чтобы понять, о чём переживает автор этого утверждения, нужно определиться, что «девиантное», или «отклоняющееся», поведение (лат. deviatus – отклонение) – это устойчивое поведение личности, отличающееся от общепринятых, наиболее распространённых и устоявшихся общественных норм.
Что и говорить, тот факт, что в большинстве развитых обществ нормой стала именно норма, делает современную жизнь комфортной и безопасной. О чём же тут жалеть?
Например, уровень преступности за последние тридцать лет снизился вдвое. Гораздо меньше стало серийных убийств. «Ещё одна исчезающая форма девиации: люди, похоже, больше не вступают в культы». Филипп Дженкинс, историк религии и автор книги о культах, сообщает, что в 2000-х годах «по сравнению с 1970-ми годами проблема культов практически полностью исчезла».
Нормальными стали даже подростки. «По сравнению со своими родителями, бабушками с дедушками, современные подростки просто паиньки», – фиксирует удивительную тенденцию социальный психолог. Он приводит данные о том, что нынешние старшеклассники вдвое реже употребляют алкоголь, чем в 1990-х, значительно меньше курят (даже вейпинг снизился за последние 10 лет), реже занимаются сексом и ввязываются в драки, употребляют наркотики. «Современные дети пристёгиваются ремнями безопасности», – удивляется Мастроянни.
Автор исследования приводит в доказательство американские цифры и динамику по годам. Конечно, у нас они отличаются, но в целом тенденции те же. Ну и каждый родитель подростка, положа руку на сердце, ловил себя на том, что далеко не во все подробности своей юности он может сегодня посвятить ребёнка – уж больно непедагогично получится. Наверное, мы первое поколение, которое, говоря вечное родительское «да я в твоём возрасте…», частенько продолжают про себя: «творил чёрт знает что, никогда так не делай».
Недавно в Тиктоке набрал популярность тренд под названием «Встретились как‑то два разных мира». Подростки, которые называют себя «нормисами», то есть считают нормальными, снимают на видео «нефоров», неформалов, то есть, с их точки зрения, нестандартно выглядящих сверстников. К «альтушкам», то есть альтернативщикам, в их понимании относятся «готичные гули, анимешники и косплееры, а также просто элегантные парни».
Юные «нормисы» даже говорят о страхе родить неформала и выкладывают ролики, в которых якобы выкидывают из дома вещи ребёнка-«альтушки». Те, кто рос в лихие 90-е, наверное, стали искать параллели с временами их молодости: когда какие-нибудь «любера» срывали серьги из ушей хиппи или разные неформальные группировки устраивали драки стенка на стенку.
Ну и напрасно – сегодня всё перевернулось с ног на голову. Агрессивные «нормисы» оказались как раз меньшинством, а их неприязнь к тем, кто выделяется из толпы, признана девиантным поведением. Мощная волна поддержки «нефоров» захлестнула соцсети. Юные тиктокеры обещали любить своего будущего ребёнка любым, «даже с крашеными волосами», главное – чтобы он был «просто здоровым, нормальным членом общества». То есть любая альтернативность сегодня считается общественной нормой, лишь бы человек был хороший. Согласитесь, бунтовать против правил и давать «пощечину общественному вкусу» в таких условиях решительно невозможно. Очевидно, в этом и есть одна из причин кризиса девиантности: ведь неформальность – это чаще всего ответная реакция на жёсткую форму, на подавление индивидуальности. А если общество толерантно к инаковости, то отклоняться от его норм вроде бы нет никакой потребности.
И всё это совершенно замечательно, никто в здравом уме не будет против, если преступность, пьянство и нетерпимость сойдут на нет. Проблема, как говорит Адам Мастроянни, сегодня в том, что вместе с негативными формами девиантного поведения уходят и его позитивные формы.
Фото: Leo_Visions/UnsplashНапример, творчество. Ведь креативность – это тоже в каком-то роде девиантное поведение. «Несколько лет назад я проанализировал множество данных и обнаружил, что все популярные формы искусства превратились в “олигополии”, – пишет психолог. – Всё больше франшиз захватывают рынок. Например, до 2000 года лишь около 25% самых кассовых фильмов были приквелами, сиквелами, спин-оффами и т.д. Сейчас этот показатель составляет 75%».
Та же история с телевидением, музыкой и книгами. Как отмечает автор исследования, наши дети читают комиксы о супергероях, придуманных в 1960-х, и слушают ту же музыку, которую слушали их родители и бабушки с дедушками.
Каждый день люди выкладывают около 100 000 песен на Spotify и загружают 3,7 миллиона видео на YouTube. Казалось бы, мы должны захлебуться в этом море креатива. Но, согласно анализу цифрового информационного агентства The Pudding, современная популярная музыка стала более однородной и содержит больше повторяющихся текстов, чем когда-либо. Афиши новых альбомов, как и обложки книг, сделаны будто под копирку. Даже сайты обрели единый облик – элегантный, минималистичный.
«Эстетика веб-дизайна сильно изменилась с 90-х по 2000-е и 2010-е, но практически не менялась с 2010-х по настоящее время».
Физический мир тоже становится всё более однообразным. Все кафе в мире теперь оформлены в одном и том же стиле буржуазного бохо; все даже сверхбогатые мегакорпорации работают в почти неотличимых офисах, а самые разные бренды склоняются к одному виду логотипа.
«Мы уже почти прошли четверть пути, который, по всей видимости, войдёт в историю как наименее инновационный, наименее преобразующий, наименее новаторский век культуры со времён изобретения печатного станка», – резюмирует Мастроянни.
Думаю, каждый из нас может подтвердить для себя эти наблюдения американского социального психолога и провести простой эксперимент. Включите фильмы, например, 1970-х и 90-х годов – и вы с первых кадров поймёте, в какое время они были сняты. Одежда, причёски, машины, мебель за эти 20 лет совершенно изменились. А вот фильм 2005-го от 2025 года неотличим вообще (ну если только гаджеты немного). Причём и сама киноэстетика осталась прежней.
«Я долго изучал жалобы людей прошлого и видел множество жалоб на то, как глупеет культура, но я редко видел, чтобы кто-то жаловался на её застой, – пишет Мастроянни. – Сто лет назад люди сталкивались с нервными срывами из-за темпов технологических изменений. Они бунтовали на “Весне священной” Стравинского и критиковали новые подходы Кандинского и Пикассо. В 1965 году Сьюзен Зонтаг писала, что новые формы искусства “сменяют друг друга так быстро, что, кажется, у их публики не остаётся времени на подготовку”. Есть ли кто-то, кто сейчас так думает?»
Но искусство – это ещё не все потери общества, лишённого озорства, ведь, по утверждению Адама Мастроянни, и наука тоже требует девиантного мышления. «Неудивительно, что, наблюдая снижение девиантности во всём остальном, мы также наблюдаем снижение темпов научного прогресса. Новые идеи всё реже вытесняют старые, эксперты оценивают новые открытия как менее впечатляющие, чем старые, и мы совершаем меньше крупных инноваций на человека, чем 50 лет назад».
6 ноября умер американский молекулярный биолог, генетик Джеймс Уотсон (6 апреля 1928 года – 6 ноября 2025 года), лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине за 1962 год, соавтор открытия структуры молекулы ДНК. Десять лет назад учёный был в Москве и дал интервью, где, отвечая на вопрос об ответственности учёного за последствия от его открытия, сказал: «Многие симпатизируют тому, что называется принципом предосторожности: ничего не делать, пока не узнаешь, что это безопасно. Но цивилизация не может развиваться таким образом. Кто-то должен рисковать. Иначе Колумбу никогда не позволили бы пересечь Атлантику, а Гагарину отправиться в космос. Боюсь, этот принцип предосторожности уничтожит современное общество – всё будет оставаться неизменным, движение вперед будет невозможно. Не хотел бы я родиться с главенствующим во мне принципом предосторожности!».
Видимо, гениальный учёный что-то знал.